Царский угодник - Валерий Дмитриевич Поволяев

Лицо у Распутина потемнело, рот задергался, он, словно бы забыв о Юсупове, отскочил в сторону, нервно заходил по комнате, со скрипом давя половицы ногами, что-то нашептывая про себя. Вид у него сделался сумасшедшим. «Старец» смежил глаза, некоторое время ходил вслепую, не ошибаясь ни на сантиметр, не задевая за предметы – он их чувствовал телом, – потом выставил перед собой руки, провел ими по воздуху и открыл глаза.

Выражение их, как потом Юсупов отметил у себя в книге, было «странным», глаза «светились». Распутин резким движением схватил князя за руку, впился пальцами в кожу так прочно, что проступили синие пятна. Юсупов с трудом отнял руку.

– Поехали со мной к цыганам, Феликс! – воскликнул Распутин. – Прямо сейчас же! Поедешь – я тебе все до самых мельчайших деталей расскажу! А?

К цыганам ехать не хотелось, Юсупов не любил их, а вот то, что обещал рассказать Распутин, узнать хотелось. Поколебавшись, Юсупов поднялся с кресла:

– Поехали!

Зазвонил телефон – гнусный аппарат, изобретенный в преисподней, как считал Юсупов, – и все испортил: «старцу» «телефонировали» из Царского Села, просили немедленно приехать.

– Не получилось с цыганами! – Распутин огорченно развел руки в стороны.

– Не огорчайтесь, Григорий Ефимович, в следующий раз обязательно съездим! Либо у меня во дворце покутим. Не хуже, чем в «Вилле Роде» будет!

– Да-да, во дворце – это хорошо, – согласился Распутин, – тем более ты меня с Ириной обещал познакомить. – «Старец» прошел в прихожую, кряхтя, сел на стул и стал натягивать на сапоги галоши. Он носил то меховые боты, то галоши с сапогами, галоши у него были из настоящего каучука, на роскошной байковой подкладке, высокие, довольно большие – одиннадцатый номер…

Юсупов уходил от «старца» подавленный. Распутина надо было убирать. И чем быстрее, тем лучше.

Распутин продолжал резвиться, жить на «полную катушку». Филеры по-прежнему не только охраняли его, но и следили за ним – очень внимательно и холодно, все засекая, каждую мелочь, каждый шаг «старца», и не только топтуны из Царского Села, не только боевики, нанятые банками, и не только топтуны-филеры из отдела наружных наблюдений Петроградского охранного отделения, но и приметное начальство: некий Корнилов-жандарм в высоком чине, господин Глобачев, генерал-майор, выше которого в страшной петроградской охранке никого не было, старый генерал Курлов, большой мастер провокаций, из-за ротозейства которого в Киеве недоучившимся студентом <cм. Комментарии, – Стр. 486…недоучившимся студентом…> Богровым был застрелен великий человек – российский премьер Столыпин, министр двора граф Фредерикс <cм. Комментарии, – Стр. 486…Фредерикс Владимир Борисович…> и многие другие.

Все они относились к Распутину по-разному, одни хуже, другие лучше, но сказать, чтобы кто-то из них любил Распутина, нельзя. Этого не было. Они ненавидели его. Исключение составлял, может быть, Комиссаров, ставленник Белецкого, «верный человек».

Одни ненавидели Распутина больше, другие меньше – вот и вся разница.

Распутин это чувствовал, но виду по-прежнему не подавал, держался гоголем – знал, что ни «царицка», ни «папа», пока живы, в обиду его не дадут, и варил свою кашу, продвигая преданных людей – особенно тех, которые могли быть полезны, – на приметные в России места, влияя на политику и даже на ход войны с немцами.

Время было неумолимо, оно катилось стремительно, развязка приближалась.

Тусклым морозным вечером двадцать второго ноября состоялось совещание у Юсупова. Сухотин особого впечатления на собравшихся не произвел – движения его были вялыми, чересчур аккуратными, правда, Юсупов не сразу сообразил, что это следствие ранения, а вот великий князь Дмитрий Павлович, стремительный, высокий, красивый, всем понравился сразу. В нем ощущалась сила, жажда жизни, движения были жесткими, резкими.

Пуришкевич до этого вечера не был знаком с великим князем, видел только, как тот носится на своем роскошном длинном автомобиле по петроградским улицам, отчаянно давя на сигнальный рожок, распугивая обывателей и обрызгивая грязью луж солдат, скорость великий князь развивал опасную – такую, что исчезали даже спицы на колесах автомобиля, в бешеном своем вращении они превращались в сплошной металлический круг, на ходу у машины трещали рессоры, масляно погромыхивал мотор, и позади оставался вонючий дымный хвост.

У Юсупова на Мойке стоял роскошный дворец. С длинной полоской архитектурных розеток по фасаду и гербом на фронтоне, с шестью крупными высокими колоннами, прижатыми к стене, и огромными залами, украшенными французскими гобеленами, картинами мастеров старой голландской школы, с арапами, наряженными в расшитые золотом ливреи. Пуришкевич, увидев арапов, поморщился, но хозяину ничего не сказал.

Придет время – скажет.

– Феликс, скажи несколько слов о плане, – попросил великий князь.

– Главная часть плана заключается в том, что Распутина надо отделить от охраны: охрана должна быть в одном мешке. Распутин – в другом.

– Хорошая идея, – похвалил великий князь. – Но как это сделать?

– Шерше ля фам! Я уже рассказывал об этом Владимиру Митрофановичу.

– Шерше, шерше, – усмехаясь, подтвердил Пуришкевич, вытянулся в кресле. – Шерше ля фам! Ищите женщину! Но как только приличная женщина попадает в окружение Распутина, так на ней сразу оказывается позорное пятно, которое трудно бывает смыть. Правда, в данном случае мы имеем дело с исключением из правил.

– Да, есть женщины, к которым эти пятна не пристают, – подтвердил Юсупов, – и они готовы послужить обществу.

– Браво! – Великий князь легонько похлопал в ладоши.

– В Питере живет одна очень красивая женщина. – Юсупов замялся на мгновение, раздумывая, сообщать великому князю имя своей жены или не сообщать… Правда, Пуришкевичу он уже назвал ее имя, и сделал это необдуманно, но Пуришкевич – это одно, а великий князь – совсем другое, Ирина – близкая родственница Дмитрия Павловича. Поколебавшись немного, Юсупов решил имя Ирины не называть. – Имя ее пока ни к чему, – сказал он. – Распутин, когда видит ее, – истекает слюной, просит: «Когда ты познакомишь меня с красавицей-графиней?»

– Она графиня? Представительница высшего света? – удивленно спросил Дмитрий Павлович.

– Да.

– Так вот, я обещал Гришке, что познакомлю его с графиней. Хотя и ни к черту это сводничество, а я его познакомлю с графиней – придется это сделать ради наших общих интересов.

– М-да. – Великий князь удрученно покрутил головой. – До чего только не доходят лучшие люди России!

– Что-то мы слишком много говорим о России, – сухо заметил Пуришкевич, – надо бы проще!

– И поставлю Распутину одно условие – на свидание явиться без охраны, – продолжил Юсупов. – Графини в Петрограде сейчас нет, она отдыхает в Крыму и возвращаться пока не собирается, но когда мы в последний раз виделись с Распутиным, я сказал ему, что графиня на днях приезжает в Питер, пробудет здесь несколько дней и я готов в один из вечеров, за ужином, познакомить их.

– И что Распутин? – спросил великий князь.

– Предложение принял с восторгом.

– Хорошо. – Великий князь азартно потер руки. – Птичка сама лезет в клетку.

– Попросил только, чтобы я предупредил его заранее, дня за два, – боится, как бы императрица не вызвала в тот день в Царское Село. Так что у нас все карты