Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это долго сидело и в мозгу, и в подкорке, изживалось медленно, болезненно и неохотно. Многие же граждане и вообще не думали это изживать. Вместе со Сталиным и Гитлером подобными мозговыми посевами занимались Мао Цзэдун и японские милитаристы, а после – «дядюшка Хо», Ким Ир Сен и Пол Пот. И многие, и многие другие не столь масштабные сеятели, но тоже вполне компетентные в деле истребления своих сородичей и сограждан, начиная с единомышленников-конкурентов в борьбе за властные и теплые места.
Потом, как бы партийная пропаганда ни трудилась над его повзрослевшим сознанием, Михаилу всегда слышалась в ней совершенно неустранимая фальшь. Да, он был обработан – так же, как все остальные, часто думал, как все остальные, любил товарища Сталина – как все, кому полагалось его любить, но в глубине души он сознавал, что так не прививают любовь, тем более ТАК не любят, особенно, если любовь НАСАЖДАЮТ принудительным манером. Поэтому Михаил сразу поверил Хрущеву, сообщившему стране о мерзостях и гнусностях великого вождя, который и через четыре года после смерти все еще был и родным отцом и учителем. Михаил не простил себе того, что раньше все-таки верил обманщику и его обманам, пусть не полностью на сто процентов, но на очень много процентов, неприлично много. И больше он уже не давал себя обманывать никогда и никому, начиная с того же Хрущева, которому был-таки отчасти благодарен. Но уж к приспешникам Хрущева доверия не испытывал совсем никакого. Все они были откровенными угнетателями собственного народа ради достижения криминальной эгоистической цели – установления их олигархического или даже монархического господства на всем земном шаре. Лживый революционный троцкистко-ленинско-сталинский лозунговый флер об освобождении проклятьем заклейменного мира голодных и рабов мирового капитализма настолько поистрепался, что уже не скрывал гнусной идеологической наготы даже от дураков – и потому был вполне цинично отброшен властями вообще.
Обожествляемые пропагандой генеральные секретари КПСС один за другим вели страну в направлении, противоположном мировому прогрессу – и в том числе в противоположном и номинальным целям «развитого социализма» и «светлого будущего всего человечества – коммунизма». Это была дьявольская прихоть высшей партноменклатуры – той самой, которую Джордж Оруэлл назвал в романе «1984 г.» «внутренней партией» с ее Большим Братом во главе. Впавший в маразм Брежнев – в недавнем прошлом всего лишь приятный танцор и обольститель партийной женской фауны, а в промежутках – расстановщик кадров и организатор крупных мероприятий по превращению львиной доли национальных богатств в вооруженный кулак и железную пяту олигархии – беззастенчиво, почти как ребенок, навешивал себе на грудь звезду за звездой. Еле-еле дождавшийся смерти Брежнева, прежде чем наступит его собственная смерть, Глава КГБ и культурный «либерал» Андропов – как он сам себя называл и считал, обязывал своих агентов распускать в интеллигентских кругах о себе эту лажу, подкрепляя ее доказательством в виде сочиняемых им стихов. Сменившим Андропова на высшем посту был канцелярист ЦК и поставщик девочек дорогому Леониду Ильичу почти симпатичный в своей наивной откровенности антисемит Черненко, о котором, собственно, нечего было сказать. Его приемником уже через год стал Горбачев, выдвиженец и выкормыш Андропова, под чьим руководством он возглавлял в своем Главном управлении КГБ по дезинформации разработку плана перестройки, разумеется, фальшивой перестройки – в соответствии со специализацией главного управления по дезинформации и своего духовного отца – Андропова.
Казалось, Михаилу можно было бы гордиться тем, что не имея никакой конфиденциальной информации об истинных намерениях Горбачева, он безошибочно вычислил тайные намерения нового и еще не дряхлого главы компартии намного раньше профессиональных политологов и аналитиков в СССР и за рубежом. Истинной целью перестройки было увековечить власть партхозноменклатуры как лучшей части существующего общества, но уже без лозунгов борьбы за торжество коммунистических идеалов, в которые перестало верить население страны, а еще задолго до этого – сама номенклатура. Ее уже не устраивало урывать для себя государственное и народное добро только при исполнении служебных обязанностей. Партийные функционеры, высшие чиновники, директора предприятий и институтов хотели завладеть управляемой ими собственностью на правах владельцев и передавать эту собственность, а заодно и власть, по наследству своим избалованным деткам. Все «прелести» приватизации государственной и общественной собственности вытекали из указаний Горбачева и его компании – таких как Рыжков, Лигачев, Павлов, Примаков, Абалкин и им подобные, а вовсе не из злой воли так охотно называемого виновником всех несчастий страны, каковым сначала считали Егора Гайдара, а потом Анатолия Чубайса (естественно, обвинения им предъявляли главные ворюги, ставшие собственниками). Но официальная приватизация прошла потом, без Горбачева, основного заказчика и сценариста августовского путча 1991 года, который сплоховал в оценке преданности ему товарищей из политбюро ЦК КПСС. Однако именно измена товарищей после провала путча позволила ему получить согласие Ельцина на добровольную отставку с поста президента СССР, вместо того, чтобы оказаться в компании арестованных путчистов. Человек с убогими способностями комсомольского вожака и закулисного интригана (достаточными, правда, для успешного осуществления партийной карьеры), не умеющий слушать никого, кроме себя – лучше сказать – просто заслушивающийся себя! – упустил свой шанс остаться главой преобразования своей громадной страны и разрушил ее, чем немедленно воспользовались национальные номенклатуры, особенно первые секретари национальных компартий союзных республик, немедленно провозгласившие себя президентами независимых государств. Горбачев было переиграл и обманул очень многих, но затем и сам попал в их число по собственному недомыслию. Вести страну небывалым путем – от социализма к капитализму – пользуясь только привычными ему методами аппаратных игр, оказалось невозможным. И головы академиков от экономической науки, на поддержку которых он рассчитывал, не отличались в лучшую сторону от его головы.
Действительным и последовательным преобразователем России оказался ненавидимый и почти уничтоженный Горбачевым Ельцин. Из всех российских политиков нового времени он оказался единственным, кто сохранил верность объявленным идеалам демократии, а, главное, не допустил коммунистического реванша, который вернул бы народ во власть единственной партии и ее карательно-принудительного аппарата во главе с КГБ. Самое горькое и отвратительное состояло в том, что реванша добивались не столько плохо чувствующие себя в новых условиях или чем-то обделенные функционеры, чиновники и их прихлебатели, сколько очень многие беспартийные, зато в буквальном смысле слова «советские» граждане, отвыкшие от чувства своей ответственности за свою судьбу и до сих пор считавшие, что пусть уж лучше партия думает за них, но за это обеспечит их привычными благами на уровне чуть выше нищенского. Рабское положение давно не угнетало их сознания. Наоборот – их остро раздражало или угнетало (кого как) сознание свободы, от которой они ничего не получили, тем более, когда рядом с ними нашлись мерзавцы, которые на этой свободе сумели разбогатеть. С помощью таких тоскующих по «развитому социализму» граждан, забывших об очередях в магазинах и о дефиците любых товаров, даже, в конечном счете, водки, который стал фирменным знаком данного вида социализма, реванш мог стать вполне реальным. И только Ельцин смог встать во главе рассекающего этот мутный поток клина, устоять, пропустить его мимо себя без разрушительных для великой страны последствий и в конечном итоге придать ее благому развитию необратимый характер. Да, Борис Николаевич был великим мастером одерживать без преувеличения великие победы, и почти такой же мастер упускать плоды этих побед, правда, к счастью, не всех. Безусловно, он бывал подолгу ленив и расхлябан, как и почти всякий нормальный русский человек, но в критических ситуациях он преображался, поднимаясь во весь свой гигантский рост, и тогда уже было трудно решить, кого он больше напоминает – то ли пророка Моисея, выводящего народ из египетского рабства, то ли богатыря Илью Муромца, крушащего басурман, то ли враз их обоих в одном лице. Перед таким противником реваншисты трусливо поджимали хвосты. Тягаться с подобной фигурой им было совсем несподручно. Реванш не состоялся. Но до Ельцинских дней было еще далеко, очень далеко, когда в несокрушимом боевом бастионе КПСС – в КГБ – начали
