Освободители - Роберт Харви

Кокрейн же прибег к психологическому оружию — он предложил Мадейре сдаться, дабы избежать жертв среди мирных жителей. Гарнизон Баии нуждался в поставках продовольствия, так как корабли Кокрейна блокировали порт. Замечательным представляется то, что действия португальского флота были парализованы так называемой флотилией, состоящей из одного корабля. 2 июля Мадейра решил эвакуировать весь гарнизон и большую часть населения на семидесяти транспортах в сопровождении тринадцати португальских боевых кораблей на более безопасную стоянку в Сан-Луиш-ди-Мараньон в нескольких сотнях миль к северу. Четыре корабля Кокрейна, действуя как шакалы вокруг стада в саванне, выдергивали из конвоя транспорты поодиночке. Португальские военные корабли предпочитали находиться на расстоянии, и лишь отдельные вооруженные транспортные суда оказывали небольшое сопротивление. Люди Кокрейна быстро высаживались на суда, и, поскольку у них не было лишних моряков, просто сносили мачты. Суда не могли плыть дальше, и их относило обратно в бухту Баии.

Таким образом было выведено из строя несколько тысяч солдат. Кокрейн пытался спровоцировать португальские военные корабли атаковать его. Он надеялся увлечь их в погоню посреди океана и тем самым оторвать от основного конвоя, но они не попались на эту приманку. 16 июля он пытался провести ночную атаку на сами военные корабли. «Педру Примейру» был поврежден, его основной парус разорвался надвое, но португальцы из-за темноты не поняли, что произошло. И Кокрейн смог успешно выйти из боя. Выведя из строя половину португальского гарнизона, он все же не был удовлетворен и с огорчением наблюдал, как уходит, скрываясь в экваториальном тумане, вторая половина.

Но, потеряв португальский флот из виду, он не отказался от погони, поскольку знал от пленных, где его искать, и был уверен, что, как только главный парус будет восстановлен, скорость «Педру Примейру» позволит ему перехватить противника. Оставив позади свои менее быстроходные корабли, он кинулся к Сан-Луиш-ди-Мараньону и прибыл туда 26 июля, задолго до прихода португальцев. Он поднял португальский флаг и ждал шлюпку, высланную губернатором доном Агостиньу Антониу ди Фамой, который решил, что это — авангард португальского эвакуационного флота из Баии. Как только члены приветственной группы поднялись на борт «Педру Примейру», их схватили, а капитана направили на берег к губернатору с посланием от Кокрейна. Тот сообщал, что португальский флот полностью уничтожен, а «Педру Примейру» — головной корабль мощной бразильской эскадры. Письмо Кокрейна, в частности, гласило: «Я полон решимости не допустить того разорения, грабежей церквей и людей, насилия и жестокостей в Мараньоне, которые войска Баии учинили там». Далее он, однако, предложил вполне пристойные условия, включавшие репатриацию войск Мараньона на торговых судах в Португалию. На самом деле больше всего он хотел, чтобы войска из города уехали до прибытия основных португальских сил, то есть до того, когда обман откроется. У него имелась только команда корабля, которой противостояли несколько тысяч человек гарнизона, стоявшего в Мараньоне, хорошо укрепленная береговая артиллерия и — хоть и значительно уменьшенная — армия Мадейры.

К радости Кокрейна, дон Агостиньу сразу же согласился на эти условия. Малые силы Кокрейна заняли оборону, а португальский гарнизон эвакуировался и направился в Португалию. Вероятно, их маршрут пересекся с войсками Баии.

Узнав, что Мараньон находится под контролем Кокрейна, Мадейра направил свой флот к последнему укреплению португальцев — Парэ. Но Кокрейн уже послал туда на захваченном корабле капитана Гренфелла, чтобы повторить трюк. Власти города прекрасно отдавали себе отчет, что сколько-нибудь долго без помощи извне им не выстоять, а из двух роялистских армий, которые могли бы им помочь, одна была на пути в Португалию, а другая еще не прибыла из Мараньона. 12 августа они сдались. Всего через шесть месяцев на бразильской службе Кокрейн, этот мастер мистификации и отчаянный командир, преподнес Педру всю Северную Бразилию. Из всех его смелых проделок эта была, пожалуй, самой дерзкой, если не самой опасной.

Под влиянием Бонифасиу император Педру все более стал походить на португальского колониального монарха старого образца, и новые республики Латинской Америки расценивали его империю как реакционного троянского коня в своих рядах. Несомненной заслугой Бонифасиу было то, что ему удалось подключить к силам, противостоящим заговорам против Педру, европейцев. Им император представлялся марионеткой в руках всесильного консервативного министра, на которого могли влиять (через Меттерниха) европейские абсолютные монархии.

И император, и министр должны были работать в рамках ограничений, накладываемых предложениями радикалов о созыве конституционного собрания, — им оно представлялось инструментом объединения разрозненных провинций Бразилии. Для Бонифасиу конституционное собрание стало символом оппозиции. Властный с другими людьми, он вызывал все большее раздражение Педру отечески-покровительственным и кураторским тоном, который усвоил в разговоре с ним. 15 июля 1823 года император, подтверждая свою приверженность делу независимости, неожиданно уволил своего главного министра. Узнав о заговоре «апостолов» Бонифасиу, готовивших его убийство, он тут же отправился на заседание масонской ложи с отрядом солдат и разоблачил предателей. Когда Меттерниху стало известно о падении Бонифасиу, охваченный яростью, он жестко заметил, что Педру «дал новое доказательство слабости своего характера и глупости, граничащей со слабоумием». Бонифасиу, невзирая на свой консерватизм, присоединился к оппозиции в конституционном собрании, руководимой Антонио Карлушем, главой «бразильской» фракции, который утверждал, что Педру слишком тесно связан с бразильскими и португальскими богатыми торговцами и латифундистами.

Теперь, когда бывшие ультраконсервативные сторонники объединились с его противниками, император оказался в серьезной опасности. Популярная радикальная газета «Тамойу» требовала смены правительства. Конституционное собрание начало угрожать императорским прерогативам, особенно после того, как проголосовало за предоставление самому себе права преодолевать вето императора. «Тамойу», не слишком тактично напоминая об участи Карла I и Людовика XVI, писала, что «правительство, которое идет против воли народа, должно быть немедленно смешено… Опасно загонять народ в угол и вынуждать его получать силой то, что пока достижимо конституционными мерами».

Такой была обстановка, когда Кокрейн триумфатором вернулся в Рио в ноябре 1823 года. Всего два дня спустя — 11 ноября император, которому надоели интриги конституционного собрания, направил вооруженный отряд, чтобы разогнать его и арестовать лидеров. Бонифасиу был выслан (эта ссылка длилась семь лет), а Государственному совету, членов которого назначал император, было поручено разработать конституцию. Кокрейн не приобрел новых друзей, предупредив императора, что «некоторые люди коварно пользуются ситуацией (имеется в виду роспуск конституционного собрания), чтобы раздувать тлеющие угли недовольства». Он посоветовал Педру принять британскую конституцию «в ее наиболее практичной форме». Британская конституция была, с точки зрения сторонников императора, слишком либеральной, а Педру пришлись не по вкусу ограничения монархии, содержавшиеся в ней.

Тем не менее уважение Педру к адмиралу и его необычайным подвигам все возрастало. Сохранялось оно и тогда, когда разгорелся обычный спор из-за размеров денежного вознаграждения. Кокрейн подсчитал, что оно должно составить сто двадцать две тысячи фунтов стерлингов, так как только в Мараньоне им был захвачен миллион фунтов стерлингов. Император оказался в неловком положении: «военным трофеем» были деньги, принадлежавшие субъектам его собственной империи, которые теперь были лояльны ему. Когда трибунал по военным трофеям присудил Кокрейну всего около четырнадцати тысяч фунтов стерлингов, Педру не стал вмешиваться. Адмирал был очень недоволен, считая, что его опять обманули и не оценили по достоинству. Китти с маленькой дочерью в феврале 1824 года отбыли в Англию, а в следующем месяце Кокрейн подал в отставку.

Новая конституция, которая вступила в силу в марте 1824 года, давала императору очень широкие полномочия. Она позволяла обходить законодательные, юридические и местные власти. Он имел право назначать президентов провинций и сенаторов. Он мог распускать парламент и налагать вето на тот или иной закон. Церковь ставилась под его контроль. Только палата депутатов и местные советы, которых выбирали с большими ограничениями права голоса, имели какую-то власть.

Прошли месяцы, и стало очевидным, что идеи, высказывавшиеся Кокрейном, и его склочное поведение привели к тому, что находящиеся на бразильской службе британские морские офицеры стали вызывать подозрения у новых властей в Рио. В мае героический капитан Гренфелл (позже он стал адмиралом бразильского флота) был арестован, его имущество и бумаги конфискованы, а в призовых деньгах за северные провинции ему было отказано. В июне госпожа Бонплан, жена ботаника, предупредила Кокрейна о заговоре против него. Его дом был окружен солдатами, но тот выпрыгнул в окно, вскочил на коня и поскакал прямо к императору. Педру уже лег спать, но Кокрейн настоял на встрече. Он был уверен, что император ничего не знает о заговоре, и потребовал, чтобы смотр военно-морских сил, назначенный на следующий день, в ходе которого намечено было провести аресты, отменили под предлогом императорского недомогания. В то время как министры, планировавшие переворот, будут вынуждены нанести императору визит, Кокрейн и его люди смогут проскользнуть на свои корабли, чтобы потом оказать сопротивление «антибразильской администрации». Все, кто попытается захватить корабли, должны считаться «пиратами, со всеми вытекающими последствиями». Педру согласился, план сработал отлично, и на следующий день Кокрейн заехал нанести визит вежливости «больному».