Тот, кто знает - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь Вадим каждый день уходил на занятия в свою Академию информатики и статистики, возвращался не так поздно, как прежде, когда работал в Обнинске, и даже успевал несколько раз в неделю отвезти сыновей в бассейн на тренировку и привезти их обратно. Мальчишки были счастливы оттого, что папа проводит с ними куда больше времени, вместе с ними смотрит до позднего вечера боевики и триллеры, а по выходным дням увозит их подальше за город и учит водить машину.
Однажды он вернулся домой задумчивый и одновременно взбудораженный. Сначала ничего не говорил, молча поел, потом взял Наташу за руку:
– Натка, мне надо с тобой поговорить. Очень серьезно.
Плечи у нее опустились. Ну вот, сейчас снова заговорит о Люсе и о невозможности так жить дальше… Но ошиблась.
– Я сегодня случайно встретил в метро своего сослуживца. Он уже давно уволился, обосновался в Москве, у него собственное дело. И он пригласил меня к себе.
– В гости? – глупо спросила Наташа, радуясь, что речь пойдет не о квартире.
– Нет, на работу. Я сказал, что должен подумать. Но деньги он обещал хорошие, если буду стараться, смогу зарабатывать до ста долларов в день.
– Сколько?! – ахнула Наташа. – Сто долларов? Это же немыслимо! Двести шестьдесят тысяч рублей. Твоя месячная зарплата.
– Примерно, – кивнул Вадим. – Мы договорились, что в эту субботу я приду и попробую, получится или нет. Он сказал, что я могу работать по субботам и воскресеньям, пока учусь в академии, а потом, если понравится, буду работать каждый день.
– А как же твой налоговый диплом?
– Никак. Пусть будет, он есть не просит. Меня никто не обязывает работать в налоговой системе, просто Министерство обороны оказывает мне на прощание любезность и дает возможность получить гражданскую специальность, чтобы я мог трудоустроиться после увольнения.
– Господи, хорошо-то как! – обрадовалась Наташа и вдруг спохватилась: – А что ты должен будешь делать?
– Вот это и есть самое… как бы тебе сказать… – замялся Вадим. – Самое пикантное. Я буду торговать верхней одеждой.
– Ч-что? – запинаясь, спросила она. – Как это?
– Обыкновенно. На вещевом рынке. Ну что ты на меня так смотришь?! – внезапно вскипел муж. – Разве я виноват, что офицеры с моим образованием больше не нужны? Я ничем себя не запятнал, не уронил честь мундира, мое личное дело забито блестящими аттестациями, а что толку, если все это больше никому не нужно и нас сокращают? Если я не могу больше приносить пользу Родине, то я буду хотя бы приносить пользу своей семье, деньги буду зарабатывать. Если Юрка не врет и я действительно смогу зарабатывать пусть не сто, но хотя бы пятьдесят долларов в день, то посчитай сама, за какое время мы скопим деньги на новую квартиру, чтобы отселить твою обезумевшую от собственного эгоизма сестру. Галина Васильевна, разумеется, останется с нами, это твоя мать и она нуждается в постоянном уходе, а вот Людмилу Александровну и ее дочь я намерен выселить отсюда при первой же возможности. Не думай, что я смирился и буду терпеть рядом с собой эту захребетницу. Я куплю им маленькую двухкомнатную квартирку на окраине, без телефона, далеко от метро, это обойдется тысяч в двадцать долларов. Четыреста дней работы, чуть больше года, только и всего. А если прибавить к этому те деньги, которые она получит от продажи своей квартиры в Челнах, то еще меньше.
– Вадик, что ты говоришь… – растерянно забормотала Наташа, огорошенная его словами. Ее муж будет торговать на рынке! Морской офицер в четвертом поколении собирается встать за прилавок и продавать одежду. И только потому, что она – слишком слабая, чтобы сопротивляться наглости и нахрапистости собственной родной сестры.
– Натка, – его голос потеплел, пальцы сильнее сжали ее кисть, – перед нами стоит задача, иными словами – проблема. Ты согласна?
– Да, – послушно откликнулась она, чувствуя себя маленькой и глупой девочкой, которой большой взрослый дядя сейчас будет объяснять простые истины.
– Проблему можно проигнорировать, смириться и мучиться. А можно поставить перед собой цель ее решить. Правильно?
– Да, – снова кивнула она.
– Решить данную проблему можно, поскольку неразрешимых проблем не бывает в принципе, бывают только решения разной степени сложности и приемлемости. Решение первое: понести огромные моральные издержки, пойти на скандал с твоей родней, добиться через суд признания твоей матери недееспособной, лишив ее, таким образом, права на ходатайство о прописке Людмилы Александровны и ее дочери в эту квартиру. Ты становишься ответственным квартиросъемщиком и сестру не прописываешь. Другими словами, захлопываешь дверь перед ее носом и отправляешь назад в Челны или в любое другое место. Это очень неприятно, это безумно тяжело, но это решит проблему. Решение второе: пойти на финансовые издержки, пустить Людмилу Александровну сюда ровно на то время, которое понадобится, чтобы мы с тобой совместными усилиями накопили денег на ее отселение. Я знаю тебя не один день и понимаю, что на первый вариант ты никогда не пойдешь. Значит, остается второй. Натка, пойми, моя карьера закончилась, морской офицер капитан первого ранга Воронов умер, еще месяц – и его больше никогда не будет. У меня остается только моя семья. И я готов встать за прилавок и торговать шмотками ради того единственного, что у меня осталось в жизни. Ну Натка, милая моя, любимая, ну что ты плачешь… Не надо, пожалуйста, у меня сердце разрывается, я не могу смотреть на твои слезы.
Она и в самом деле плакала. От благодарности к мужу, от того унижения, которое он, должно быть, испытывал, и от пронзительной ненависти к себе самой. Это она во всем виновата, только она. Она не смогла выстроить свои отношения с сестрой так, чтобы та не посмела вести себя подобным образом. Она, Наташа, больше всего дорожит родственными отношениями, может быть, оттого, что в детстве не все было гладко и вместо любимой старшей сестры рядом с ней был пусть и любимый, но все равно чужой сосед Марик, а вместо мамы, которая должна была бы воспитывать, наставлять, помогать с уроками и вкладывать в детскую головку разумное отношение к жизни, а потом, спустя годы, помогать растить малышей, этим занималась тоже любимая, но тоже чужая соседка Бэлла Львовна. Еще совсем девчонкой Наташа твердо решила, что никогда так не поступит ни с мамой, ни с сестрой. Люся одинока и несчастна, ей плохо, ну разве можно не протянуть ей руку, оттолкнуть, захлопнуть перед ней дверь? Нет, немыслимо. Но почему Вадим должен расплачиваться за ее чувства к сестре? Не должен. Однако другого варианта Наташа пока не видит. Разве что бросить работу на телевидении, отдать программу кому-то другому и самой встать за прилавок. Но тогда им не на что будет жить. Ведь нужно не только деньги на квартиру для Люси и Катюши зарабатывать, нужно еще и кормить и одевать всех, кто соберется под этой крышей. Пенсии Вадима хватит только на продукты для него самого. А всем остальным, вероятно, придется с голоду пухнуть.
Через месяц, в конце осени, Вадим получил диплом налогового работника и начал муторную процедуру увольнения. Помимо двадцати окладов, полагающихся ему как уволенному в связи с сокращением штатов, ему причитались еще невыплаченные ранее пайковые, а также денежная компенсация за неиспользованное обмундирование. Суммы набежали огромные, Вадим умел носить форменную одежду на редкость аккуратно и давно уже не получал на складе ни китель с брюками, ни рубашки с галстуками, ни головные уборы, ни верхнюю одежду, регулярно брал только обувь. А еще мелочи всякие вроде погон, значков, носков, теплого белья, – их он тоже не брал, а ведь их выписывают, и они тоже денег стоят. Однако получить эти деньги оказалось не так-то просто. Бухгалтера в отделениях продовольственного и вещевого снабжения все подсчитывали и выписывали бумажки, а финансисты разводили руками и говорили:
– Денег нет. И когда будут – неизвестно.
Вадим каждый день звонил, а раз в три дня являлся лично, чтобы выслушать один и тот же ответ. Наконец кто-то из сослуживцев дал ему совет:
– Ты небось в дверь стучишь, прежде чем войти к начфину? Дурак. Дверь надо ногой открывать.
– В смысле – вести себя по-хамски? – уточнил Вадим. – Я так не умею.
– При чем тут хамство? Ты открываешь дверь ногой просто потому, что тебе нечем постучать, у тебя руки заняты. Дошло?
Верить в это не хотелось, но пришлось. Заняв руки подношениями в виде дорогого спиртного, Вадим ввалился к финансисту, и дело сдвинулось. Но все равно не так, как он предполагал. Ему ясно дали понять, что если он хочет получить полагающиеся ему денежные суммы, то должен рассчитывать только на пятьдесят процентов от них. Иначе денег для него по-прежнему не будет до второго пришествия. Вот такой простой выбор: или половину, или вообще ничего. Он согласился на половину.
Полностью рассчитавшись с Министерством обороны, Вадим окончательно встал за прилавок. За тот месяц, пока он еще учился и работал на рынке только по выходным, финансовая ситуация стала более ясной. В удачный день действительно можно было заработать девяносто-сто долларов, но в неудачный не продавалась ни одна вещь, и Вадим, получавший заранее оговоренную сумму с каждого проданного костюма, пиджака или куртки, не зарабатывал, соответственно, ничего, за исключением трех долларов, которые хозяин в лице бывшего сослуживца Юрия платил в любом случае за выход на работу. Таким образом, перспективы скорой покупки квартиры для сестры Люси выглядела уже не такой радужной, но и не безнадежной.