Тот, кто знает - Александра Маринина

– Ну вот, вы тоже оказались отсталым и дремучим, – Дед Мороз прищурился, и лучики вокруг глаз стали глубже и разбежались до самых висков. – Считаете нашу работу невыносимой, жуткой, такой, какую невозможно делать по призванию и с профессиональным интересом. Такой ужасной, что лишь бы ноги поскорее отсюда унести. А внешне вы нас всех, наверное, представляете эдакими докторами Градусами, да?

– Какими докторами? – переспросил ничего не понявший Руслан.

– Был в Москве в семидесятых годах знаменитый судебно-медицинский эксперт по фамилии Градус, абсолютно лысый и с огромной черной бородой. Кстати замечу, отменного чувства юмора был человек. Его все знали. Впрочем, вы еще слишком молоды, да к тому же вы журналист, а не следователь и не врач, так что вам простительно. А в нашей профессиональной среде о докторе Градусе легенды ходили. И многие дремучие обыватели при словах «судебно-медицинский морг» представляют себе страшных, огромных, лысых и бородатых чудовищ, отличающихся особым цинизмом. А вот я вам сейчас кое-кого покажу.

Иван Никандрович нажал кнопку селектора и произнес:

– Флора Николаевна, голубушка, вас не затруднит зайти ко мне?

Руслан терпеливо ждал, не задавая вопросов, чтобы не испортить Деду Мороза удовольствия от фокуса, которым тот явно собирался поразить воображение молодого, но уже такого «отсталого» журналиста. За дверью зацокали каблучки, и в кабинете появилась женщина. Если Дед Мороз хотел удивить Руслана, то ему это удалось. Женщине было на вид лет шестьдесят, и молодой человек никогда не видел, чтобы в столь почтенном, по его юношеским меркам, возрасте дамы были такими потрясающе красивыми. Нет, Флора Николаевна не выглядела моложавой, все прожитые ею годы оставили на лице добросовестные отпечатки, которые она и не пыталась скрыть при помощи косметики. Она была просто красивой той самой вечной красотой, которая никуда не исчезает с годами, она лишь увядает, теряет свежесть и яркость, зато приобретает благородную прелесть выдержанного вина. Невысокая тонкая фигурка с осиной талией, точеные ножки в туфельках на высоких каблуках, шоколадного цвета глаза под разлетающимися четкого рисунка бровями, изящный носик, высокий лоб, голова чуть запрокинута под тяжестью длинных густых, с заметной проседью волос, собранных на затылке в тугой узел.

– Знакомьтесь, Флора Николаевна, это Руслан Нильский, журналист, который собирается написать большой материал о работе судебных медиков. А это доктор Григорян, один из наших старейших и опытнейших сотрудников.

Руслан вздрогнул, но быстро справился с собой. Интересно, эта красавица Флора Николаевна – жена того Григоряна или, может быть, мать? Забавно получилось. Хотел обходными путями узнать, где теперь работает уважаемый Патимат Натиг-кызы Григорян, а ниточки сами в руки идут. Вот сейчас и узнаем.

Через пятнадцать минут Руслан уже сидел в маленьком кабинетике рядом с секционным залом, и Флора Николаевна угощала его чаем с крохотными квадратными вафельками с шоколадной начинкой.

– Скажите, Флора Николаевна, в вашей профессии приняты династии? Вот у врачей-клиницистов, я знаю, дети часто идут по стопам родителей и даже, случается, работают с ними в одной больнице или поликлинике, супруги тоже, бывает, вместе работают. У вас так же?

– Может быть, – пожала плечиками Флора Николаевна, – где-то и работают, но не у нас. Я на этом месте служу почти тридцать лет, и ни разу у нас не было ни супружеских пар, ни родственников.

«А Патимат Натиг-кызы Григорян? – чуть было не сорвался с языка Руслана вопрос, но молодой человек вовремя остановился. – Неужели просто однофамилец? В сибирской глуши, в одном и том же учреждении работают два человека с одной и той же армянской фамилией? Что-то слабо мне верится в такие совпадения».

Он задавал заранее заготовленные вопросы, и хотя на столе стоял включенный диктофон, на всякий случай дублировал ответы в блокноте. Доктор Григорян рассказывала о своей работе увлеченно и с удовольствием, вспоминала интересные казусы, описывала отношения судебных медиков со следователями, попутно отвечая на бесконечные телефонные звонки.

– Вот, кстати, яркий пример, – с усмешкой произнесла она, в очередной раз положив трубку. – Следователь. Ему не терпится узнать результаты вскрытия. Тело привезли только вчера, так он бомбардирует меня звонками со вчерашнего вечера, как будто экспертиза может быть готова через час после начала работы. Я понимаю, ему преступление раскрывать надо, ему нужна информация, и как можно быстрее, но ведь наша работа – это не просто вскрыл, посмотрел и увидел, это же огромное количество всяческих проб и анализов, на которые нужно много времени, особенно если делать посев…

Флора Николаевна сняла трубку и набрала номер.

– Лариса, мне только что Синицын опять звонил… Распечатываешь? Хорошо, занеси, я подпишу.

Через пару минут в кабинетик влетела растрепанная девчушка с пластиковой папочкой в руках. Флора Николаевна вынула из папки текст заключения и стала бегло его просматривать.

– Деточка, я тебе уже в прошлый раз говорила, слово «кызы» пишется с маленькой буквы, – недовольно упрекнула она девушку.

– Извините, – покраснела Лариса, бросив на Руслана заинтересованный взгляд, – я опять забыла. Переделать?

– Не нужно, только в следующий раз не забудь.

Григорян подписала заключение, вложила его в папку и отдала девушке.

– Позвони Синицыну, скажи, что все готово, может забирать. Если сам приедет, ко мне его не пускай.

– А с конфетами что делать? Он же опять огромную коробку приволокет для вас, – простодушно спросила Лариса и тут же, испугавшись, что сболтнула лишнее, залилась еще более густой краской.

– Отнесешь в приемную к Ивану Никандровичу.

Девушка выскочила в коридор, а Флора Николаевна с улыбкой покачала головой:

– Синицын у нас самый торопыга, я вам уже говорила, только тело доставят – и он через час начинает названивать. Но зато почему-то считает, что обязан носить эксперту конфеты за быстрый результат. Можно подумать, если бы он не душил нас своими телефонными звонками, то анализы делались бы в пять раз медленнее. Вообще-то он очень добросовестный следователь, но зануда редкостный, я стараюсь его избегать. Свои постановления о проведении экспертизы всегда сам привозит и дотошно начинает объяснять, что его интересует. Ведь все его вопросы в постановлении сформулированы, там все написано, так нет, будет стоять над душой и два часа долдонить, как будто мы все тут пацаны и девчонки зеленые, не разберемся, что к чему. А потом приезжает с конфетами и опять два часа благодарит. Такой, знаете ли, зануда, но трогательный в своей любви к работе. На него невозможно сердиться, но и общаться с ним тоже невозможно. Приходится искать компромиссы и прятаться от него.

– А почему конфеты не в приемную?

– Пусть там лежат. Будет праздник какой-нибудь или день рождения у кого-то из сотрудников – все вместе чайку выпьем. У нас такая традиция – все подношения в общий котел. Зато на совместные чаепития можно не тратиться, всегда есть и конфетки вкусные, и печенье импортное.

– Флора Николаевна, у меня дурацкий вопрос, но это от безграмотности…

– Ну-ну, – подбодрила его Григорян.

– Что такое «кызы»? Я ни в одном словаре и ни в одном пособии по криминалистике не встречал такого слова.

Звонкий смех Флоры Николаевны заполнил собой все небольшое пространство кабинетика.

– Господи, Руслан… Ой, вы меня уморили! «Кызы» в азербайджанском языке означает «дочь». «Оглы» – сын, а «кызы» – дочь.

Натиг-оглы это все равно что Натигович, а Натиг-кызы – Натиговна. В обычной речи так и говорят, а в официальных документах полагается писать правильно, как в паспорте записано. У меня очень сложное для России имя – Патимат Натиг-кызы, я его для простоты переделала во Флору Николаевну, так меня все и называют. А в заключении приходится указывать настоящее имя, вот Лариска наша, бедненькая, и не привыкнет никак, она всего неделю работает, думает, что «кызы» – это мое второе имя, вроде как Жан-Жак или Жан-Поль.

Да, Дед Мороз, любишь ты фокусы показывать, да только не знаешь, в каком месте у тебя настоящий фокус получается. Руслан ошарашенно глядел на красивую шестидесятилетнюю женщину и никак не мог смириться с мыслью о том, что это и есть тот самый Патимат Григорян, которого он уже заочно представлял жадным до легких денег армянином и заранее ненавидел.

– Надо же, – наконец выдавил он, – а я почему-то думал, что Патимат – мужское имя.

– Да бог с вами, самое что ни на есть женское! Моя мама – абхазка, в Абхазии это имя очень распространено, примерно как имя Лариса в России. Мама вышла замуж за бакинца, азербайджанского армянина, вот я и получила такой комплект – фамилия армянская, имя абхазское, а отчество азербайджанское. Сама я вышла замуж за сибиряка, приехала к нему в Кемеровскую область и привезла в качестве приданого свое экзотическое имя. Фамилию мою люди выговаривают легко, а на имени-отчестве все время спотыкаются, ни произнести, ни написать правильно не могут.