Тот, кто знает - Александра Маринина

– Ириша, – Игорь осторожно прикоснулся к обнаженному плечу спящей жены, – пора вставать.

Веки ее задрожали, но не поднялись.

– А где будильник? – спросила она неожиданно несонным голосом, не открывая, однако, глаз.

– Я его убил, – страшным шепотом сообщил Игорь. – Когда дребезжит будильник, мне начинает казаться, что я должен вскочить и бежать на работу. Во время отпуска такие воспоминания отравляют мне жизнь.

– Пошто погубил невинное дитя? От него одна польза была и никакого вреда! Душегуб.

Она открыла наконец глаза, и Игорь снова поразился этой особенности его новой жены обретать, едва проснувшись, абсолютно ясное сознание. Переход от сна к бодрствованию происходил у Иры мгновенно и легко, и Игорь каждый раз удивлялся диссонансу осмысленного и сосредоточенного взгляда на опухшем и расплывшемся от сна личике.

Натянув красивый купальник, Ира привычно задержалась перед зеркалом. Похлопала себя по бедрам, ущипнула за талию.

– Корова, – обреченно вынесла она вердикт.

– Не выдумывай, ты в прекрасной форме. Ты же дохуделась до своего вожделенного сорок восьмого размера, так чего тебе еще?

– Теперь я хочу сорок шестой.

– Не выдумывай, – с улыбкой повторил Игорь, с удовольствием разглядывая жену и отмечая про себя, что интереса к ней он пока еще не утратил. – У тебя рост метр восемьдесят, при сорок шестом размере ты будешь выглядеть как чучело после болезни. И потом, ты забыла о волосах. Неужели ты готова принести их в жертву?

После второго курса «Гербалайфа» Ира еще больше похудела, но у нее стали отчаянно выпадать волосы. Она исправно ходила два раза в неделю в какой-то салон на Ленинском проспекте, хозяйкой которого была ее бывшая соседка по квартире, делала специальные маски, обертывания и массажи, но эффект от всего этого был небольшой. Волосы все равно вылезали, хотя и не так интенсивно. Специалисты сказали без колебаний, что это – последствия приема американского «продукта», который вместе со шлаками и токсинами вывел заодно из организма массу полезных веществ, необходимых для здоровья волос и ногтей.

– Ты прав, – Ирка отвернулась от зеркала и пошла на балкон за полотенцами, – за свои кудри я буду бороться до последнего. В конце концов, стройные фигуры есть у многих, а такие волосы – у единиц. Ты папе с мамой позвонил?

– Позвонил, – кивнул он, запихивая в пакет флакон с защитным лосьоном, сигареты и зажигалку.

– Тогда вперед, за красотой и здоровьем!

Ирина

«Я – величайшая актриса всех времен и народов», – с усмешкой подумала Ира, когда в очередной раз вовремя спохватилась и успела удержать рвущиеся с языка непарламентские выражения, заменив их интеллигентным «Не думаю, что это так уж важно». В первый момент ей, конечно, хотелось сказать совсем иначе, более коротко и емко, но нельзя портить имидж, так старательно создаваемый вот уже два года. Да, ровно два, с Игорем она познакомилась в августе 1992 года, а нынче уже август 1994-го. И на протяжении этих двух лет ей приходится напрягаться и строить из себя бог знает что. Раньше, до замужества, она хотя бы дома могла расслабиться, отдохнуть и не бояться, что из нее вдруг вылезет Ирка Маликова, любительница побалдеть в полупьяной компании, грубиянка и авантюристка, не выбирающая слов для выражения своих не особо разнообразных и глубоких мыслей. Конечно, она давно уже не была такой, но кое-какие следы прежних замашек из старой жизни еще оставались и то и дело давали о себе знать. Правда, со временем все реже и реже, ибо постоянное притворство рано или поздно всегда приводит к тому, что даже искусственно навязанная и ненавистная роль все равно прилипает к личности, обволакивает ее сперва нежным, шелковистым, а потом затвердевающим коконом, сквозь который уже не в силах прорваться истинная личина. Ира со смехом и удивлением стала замечать, что легко и без напряжения выговаривает сложные по конструкции и не такие уж глупые по смыслу фразы, получает удовольствие от книжек, весьма далеких от привычных любовных романов, в магазинах даже не замечает вещей ярко-красного цвета, который некогда обожала, и не пьет ничего крепче пива. Наташка каждый раз в ответ на ее шутливые рассказы о собственном перерождении отвечала:

– Все-таки мы с Бэллой Львовной старались кое-что вложить в твою голову. Оно там где-то осело и затаилось, чтобы не утонуть в алкоголе, а теперь вышло на поверхность. Ты вспомни, как мы тебя растили, какие книжки тебе читали, в какие театры водили, уму-разуму учили. Вот и пригодилось. Но ты не расслабляйся, Ирка Маликова еще в тебе не умерла окончательно, потеряешь бдительность – она тут же вырвется на волю, и выпрут тебя из профессорской семьи в два счета.

Это точно, в профессорской семье нравы строгие. Послушать, как свекровь со свекром разговаривают, – умереть можно! Лизонька, милая… Витюша, дорогой… Будь любезна… Не сочти за труд… И все в таком духе. Ира и сама старается разговаривать так же, быть вежливой и тактичной не только со старшим поколением, но и с Игорем, хотя муж у нее – козел, слова доброго не стоит. Все кругом уже давно деньги зарабатывают в частных фирмах, один он – борец за справедливость, сидит на своей нищенской государственной зарплате, которую еще и выплачивают не каждый месяц. Хорошо хоть свекровь Лизавета прилично зарабатывает, больше всех в семье, поэтому денег хватает, а жили бы они с Игорем отдельно – копейки считать пришлось бы. И что поразительно, сам Игорь этим вполне доволен, живет при папе с мамой и в ус не дует, никаких комплексов по поводу того, что посадил на шею родителям очередную жену-студентку. Даже Ире – и то неудобно, что она живет на Лизаветины деньги. Она и так старается ничего лишнего не покупать, ни тряпок новых, ни обуви, только самое необходимое, когда старое изнашивается. И продукты покупает подешевле, и готовит экономно, этому ее еще Наташка научила, спасибо ей огромное. Лизавета этой ее экономности и скромности запросов только умиляется, велит не жалеть денег на продукты, покупать на рынках только самое лучшее.

– Ирочка, я как врач тебе ответственно заявляю, что на питании экономить нельзя, желудок, печень и кишечник должны быть здоровыми в первую очередь, если ты хочешь дожить до преклонных лет.

С этим «я как врач» она Иру совершенно достала. Но приходится мило улыбаться и согласно кивать. Тоже мне, врач, а сама когда борщ свой знаменитый готовит, сперва все овощи – и свеклу, и лук, и морковь – на растительном масле пережарит и только потом в мясной бульон кидает. Сама Ира никогда так не делает, все овощи бросает в кастрюлю сырыми, так проще, да и масло экономится, именно так Наташка всегда делала и Иру научила. Так Лизавета, когда это увидела, чуть в обморок не упала, а потом прочитала невестке целую лекцию по технологии приготовления «борща украинского», от которого Игорек ее ненаглядный просто-таки тащится, ночью разбуди и предложи тарелочку – полусонный вскочит и побежит на кухню. Кто ж спорит, по Лизаветиному рецепту вкуснее получается, но только не нужно про полезность рассказывать! Жареное всегда было вреднее отварного, во всех книжках написано, да и витаминов в овощах от такой готовки вообще нисколько не остается.

Лизавета не из тех, кто потерпит на своей кухне другую хозяйку с другими привычками и правилами, поэтому Ира с первого же дня начала подлаживаться, чтобы не попасть впросак и не рассердить свекровь. Первым делом пришлось попросить ее научить готовить все любимые и традиционно принятые в семье блюда. Потом тщательно записала в тетрадочку, специально для кухонных занятий заведенную, кому из членов клана Мащенко какие продукты можно, какие даже нужно и какие совсем нельзя. Лизавета прямо млела от ее старательности и желания вписаться в существующий уклад, а Ира, стиснув зубы, чтобы не ляпнуть чего-нибудь, терпеливо переучивалась. Она прошла в своей коммуналке совсем другую школу, когда Наташка на две зарплаты – свою и Вадима – содержала своих родителей-пенсионеров, Бэллочку и бабку Полину, тоже пенсионерок, двоих малолетних сыновей и подрастающую Иринку, не говоря уж о себе самой. Еще и Люсе в Набережные Челны систематически материальную помощь подбрасывала. Бабка Полина свою пенсию, а частично и Иринкину пропивала, остальные пенсионеры свои скудные денежки складывали в чулок «на черный день и на похороны», да и какие это были деньги? Только Александр Иванович покойный, Наташкин отец, получал 120 рублей, так он до этого начальником отдела был. У бывшей библиотекарши Бэллы Львовны пенсия была куда меньше, у бывшей лаборантки Галины Васильевны – 60 рублей, а у бабки Полины – и вовсе 40, на большее она в уборщицах не наработала. Ясное дело, что при таком финансовом раскладе и при отсутствии продуктов в магазинах Наташка вела хозяйство максимально экономно, из одной несчастной курицы по три блюда ухитрялась выкроить – и первое, и второе, и еще салатик какой-нибудь или пирожки с мясной начинкой. Это уж потом, когда Вадим стал большую зарплату получать, стало полегче, а до того – прямо страшно вспомнить! Непонятно, как они жили на такие деньги… Но ведь жили же, с голоду никто не умер и оборванным никто не ходил. А все благодаря Наташке, ее умению считать деньги, планировать покупки и не делать лишних трат. Ни о каком пережаривании овощей для борща и речи идти не могло, каждая столовая ложка растительного масла была на счету. А Мащенки, видно, по-другому жили, в средствах стеснены не были, вот и порядки у Лизаветы на кухне совсем не те.