Женщины в его жизни - Барбара Брэдфорд

Решив еще раз взглянуть на погреб, пока Тони с Алисон готовили на кухне ленч, Камилла открыла дверь подвала. Включила свет и стала спускаться по длинной и очень крутой деревянной лестнице.

Через несколько ступенек ее каблук угодил в трещину. Не придав значения случившемуся, она попыталась продолжить путь, но каблук застрял прочно. Неожиданно для себя она потеряла равновесие и, истошно вскрикнув, схватилась за перила. Сгнившая планка оторвалась и осталась в руке Камиллы. Она с диким криком рухнула вниз и упала на бетонный пол.

Алисон и Тони выбежали на ее крики из кухни. Бросились по коридору, сразу заметили раскрытую дверь в подвал и ринулись туда. Тони с верхней ступеньки увидел, что произошло, и в ужасе воскликнул:

– О Боже мой! Камилла упала с лестницы! – Похолодев от страха, он стал осторожно спускаться вниз.

Он увидел ее туфлю с застрявшим в трещине каблуком, и ему сразу стало все понятно.

Бледная как мел Алисон не могла справиться с охватившей ее нервной дрожью. Она последовала за своим партнером вниз по лестнице, но от страха и переживаний коленки у нее подгибались и она едва переставляла ноги. Тони уже успел спуститься и стоял на коленях подле Камиллы.

Она лежала в неестественной позе на полу подвала. Ее красивое лицо было белым, глаза закрыты. Кровь сочилась из-под ее золотых волос.

– Она сильно пострадала, – еле слышно прошептала подоспевшая Алисон.

Она присела на корточки рядом с Тони, пытаясь унять дрожь в руках и ногах. Тони совершенно скис.

– Я думаю, нам не стоит ее трогать, – сказал он неуверенно. – Мы можем еще больше ей навредить. Я останусь здесь, а ты ступай звони в больницу.

Алисон кивнула и стала карабкаться по лестнице наверх, ноги у нее при этом были словно свинцом налиты. Тони, проводив Алисон взглядом, снова повернулся к Камилле. Он не сказал этого Алисон, однако не сомневался, что при падении Камилла сломала себе шею и была уже мертва.

Максим был не в состоянии воспринять умом смерть Камиллы.

Лишь после того как состоялись ее похороны, эта истина вошла в его сознание. Реальность нанесла ему тяжелейший удар. У него не укладывалось в голове, почему эта очаровательная, трепетная, одаренная и любящая женщина, недавно ставшая его женой, ушла от него навечно. Он был раздавлен.

Больше всех облегчала ему страдания его дочь Аликс, хотя и Корешок, и Тедди, и Дэвид Мейнс тоже старались не лишать его своего участия.

На следующий день после панихиды Максим и Аликс сидели вдвоем в особняке в Мейфере. Аликс положила руку ему на плечо:

– Мне очень нравилась Камилла, папа, и мы с ней подружились. Она говорила, что думает обо мне как о своей дочери, которой у нее никогда не было, и спрашивала, не возражаю ли я. Я сказала, что нет, что я действительно польщена этим.

Максим взглянул на дочь, но ее слова оставил без комментариев.

Аликс тоже на него посмотрела и при этом подумала, как он подурнел и осунулся. Ее отец стал серым, а карие глаза, всегда такие блестящие, потухли, теперь в них была печаль. Аликс горестно вздохнула:

– После мамы Камилла действительно была самая изумительная женщина из всех, кого я знала. Мне бесконечно грустно от того, что произошло это кошмарное и нелепое происшествие, и я хочу, чтобы ты знал: я всегда буду рядом с тобой и приду по первому твоему зову.

Максим все еще не мог говорить. Но он взял руку дочери и крепко ее сжал.

– Камилла была очень незаурядным человеком… – проговорил он наконец.

– Да. И она так сильно любила тебя, папа.

– И я ее любил. Не так, как любил твою мать… почти невозможно любить двух таких женщин на одном человеческом веку. Но я любил Камиллу, хотя любил по-иному, и она много значила для меня, принесла мне много счастья за эти последние несколько месяцев. Она помогла мне избавиться от одиночества… – Голос его надломился.

Продолжать этот разговор Максим был не в силах.

Через несколько минут к нему вернулось самообладание.

– Аликс, – тихо проговорил он, – я ни разу не сказал ей, что люблю ее. Ни разу. В жизни себе этого не прощу.

Слезы навернулись ему на глаза, и он поспешил стряхнуть их с ресниц кончиками пальцев.

Аликс обняла его одной рукой за плечи, головой прижавшись к его руке:

– Я уверена, папа, Камилла знала, что ты ее любишь.

– Все равно, я был не прав, надо было говорить, – тихо и сердито промолвил он хриплым голосом.

– Женщина всегда знает, любит ее мужчина или нет. Правда, знает, – старалась утешить отца Аликс. Сердце у нее разрывалось от боли при виде его страданий. – Она нутром это чувствует. И к тому же Камилла была так счастлива с тобой.

Он повернулся к дочери, проникновенно глядя ей в глаза:

– Ты правда так думаешь, Аликс?

– Да. Ты сделал ее очень, очень счастливой. Она сказала это за несколько дней до беды.

Максим откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Слова дочери доставили ему некоторое утешение – но не более.

Вскоре после смерти Камиллы Максим ушел от какой бы то ни было светской жизни. Он занялся работой, нигде не появлялся, виделся лишь с коллегами, партнерами по бизнесу и с близкими. В прессе и в обществе было много толков и пересудов в связи со смертью Камиллы, их браком, ее жизнью. Все это изводило его. Он нанял целую роту помощников, чтобы оградить себя от прессы, а свое имя – от упоминания в колонках скандальной хроники.

Максимилиан Уэст ретировался и сжег за собой мосты.

ЧАСТЬ 6

АДРИАНА

НЬЮ-ЙОРК, 1987

Умная женщина – дом строит и бережет;

глупая – разоряет своими руками.

55

Адриана Мэклин Уэст стояла посреди гостиной и обозревала ее придирчивым взглядом. Комната ей не нравилась. Не нравилась с самого первого раза, когда она переступила порог этой квартиры на Пятой авеню восемнадцать месяцев назад. Но пропорции были великолепны, много простора, воздуха и света. Из нее открывался прекрасный вид на Центральный парк. К несчастью, квартира была убрана и обставлена первой женой Максима и Адриана находила обстановку безвкусной: старомодная потертая мебель, начисто лишенная стиля. Как только она вышла замуж за Максима, у нее сразу стали чесаться руки. Она мечтала все тут переделать, но, как только она затрагивала эту тему, он отмахивался, говорил, что ему нравится все так, как есть. Теперь он обрывал ее при первом упоминании слова «обстановка», не желая выслушивать никакие доводы относительно перемен в интерьере.

Она даже предлагала взять на себя все расходы, но он сказал, что дело вовсе не в деньгах.

Черные глаза Адрианы еще раз обежали комнату, оценивая каждый предмет, что она делала в последнее время довольно часто. Комната казалась ей чрезмерно строгой, почти холодной от избытка бледных тонов и бледных тканей, светлого дерева и неброских картин. Здесь требовались сочные краски, богатые ткани, дорогие ковры от стены до стены, нарядные лампы китайского фарфора, новые, волнующие воображение картины и яркие предметы искусства. Такие вещи придали бы жилью необходимый вид, создав атмосферу нью-йоркского шика, свойственного ее прежним домам. Она обожала роскошные жилища, свидетельствовавшие миру о том, что у хозяина есть деньги, власть, успех.