Под звездами Фракии - Петр Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Снимите пальто, я повешу. Вы ведь не спешите?
— Хорошо. Ты одна?
Она ему не ответила, потому что он и не ждал ответа. Повесила пальто, принесла домашние тапочки. Причесавшись, села напротив. У нее все было: и ракия, и кофе, и сигареты… Вынула соковыжималку, спросила:
— Сделать морковный сок?.. Хотите?
— Не знаю, никогда не пил. Давай, попробую.
Она не знала, что бы еще ему предложить. Сигарету? Но сама она не могла составить ему компанию — курила, только когда была взволнованна или чтобы остановить непрошеные слезы.
— Я прямо с работы. — Он показал ей зачем-то руки, будто это могло что-то объяснить. — Редко видимся, вот и решил заглянуть. Праздник.
— Вы никогда не приходили без него.
— Да… А где он?
— Позвонил, что придет… если не будет собрания, другого какого-нибудь дела, если не встретит друга или знакомого, если не надо будет пойти в другое место, если у него не окажется денег… Я думаю, вы знаете, что он делает и что ему нужно.
— Я его не оправдываю.
Она отбила у него желание говорить. Да и какой смысл в подобном разговоре? Сам он не умеет вызывать людей на откровенность, не внушает полного доверия. Его не назовешь великим знатоком человеческой души, умеющим анализировать ее порывы, сопереживать, страдать, цитировать, внушать, притворяться, разыгрывать из себя… в отличие от сына, которого ждут, как Деда Мороза.
Но разговор — так или иначе — продолжался, ни о чем. То становился оживленным (заходила речь о соковыжималке, цветах, о самом соке, о полезности этого сока, о лекарственных травах… Он признался, что сок из моркови ему не понравился), то заходил в тупик и сползал на поучительные тривиальности. Разговор шел, и она вдруг поймала себя на том, что не вникает в суть, а только прислушивается к звучанию голоса. Это был расстроенный кларнет, который путал мелодию, брал неверный тон, но даже не старался выправиться, добиться стройности и довести до конца пустой мотив своей пустой жизни. А какой была тема ее голоса, ее жизни? В душе звучало что-то похожее на знакомое, что-то из «Оберона»: «Вот пришла невеста, вся в белом…» Как елка в снежном убранстве, как обещание счастливой развязки… Это не подходило к случаю, и она отвечала ему коротко и резко, что, вероятно, его оскорбляло. Он уйдет, вернется к себе и когда-нибудь в момент редкого для него откровения скажет: «Ты что, разве не знаешь ее?»
Она ждала, пока он зашнурует полуботинки, потом подала ему пальто и модную когда-то фетровую шляпу — и то и другое мокрое. Выйдя на площадку, он начнет спускаться с лестницы, хотя она ему напомнила, что существует лифт.
Теперь она должна была сделать вывод из этого посещения; впрочем, его прихода следовало ожидать. Что-то было не так, что-то случилось. Случилось-таки! «Против факта не попрешь», — как любил заявлять ее избранник, великий мыслитель, многострадальная душа, которая сейчас заплутала на своем крестном пути. Она должна была связать и снова распустить бытовую новогоднюю драму, полученную в подарок, — драматическую ситуацию вместо, скажем, свитера.
Ей это было привычно — долгими вечерами она вязала и распускала. Руки ее давно устали. Она бесконечно пыталась все себе объяснить, доказать; но слов не хватало, и она помогала руками — нет, это не были крылья, которые помогли бы ей взлететь, хотя бы во сне. Она вязала и распускала, и не было конца нити. Где был этот конец? Видно, начало и было концом. Читая книгу — а она ночи напролет читала, — Таня вдруг ловила себя на том, насколько далека она от написанного, — то видела героев, вникала в их судьбы и переживания, то забывала о них, поглощенная своими мыслями. А мысли эти прыгали, ускользали, метались из одной крайности в другую, и она никак не могла поймать их, и ребром поставить вопрос, и получить точный ответ…
Иногда Таня пыталась заглянуть в будущее, ей хотелось увидеть, что будет, но не через день-другой, а спустя годы… Конечно, ей было боязно, но в то же время любопытно. Основное же чувство, которое владело ею, — это надежда. Она украдкой, с надеждой, заглядывала в свое будущее… и видела все в благоприятном свете. Нет, там не должно было быть ничего плохого, отчего можно было бы расстроиться, никакой мелодрамы! Будущее было чистым и светлым, как сами мысли о нем, — выстраданное в мыслях будущее! Прошлое, эти черные дни, постепенно забудется, будто все было в шутку: «Ну и подурачились же! Верно?» И сама она станет мягкой и нежной, внимательной и заботливой. Наступит сказка, зимняя сказка, рассказанная медленно, терпеливо. Таня была в ней Белоснежкой, Гадким утенком, Синей птицей… Ведь ее любят, и этого достаточно. Более чем достаточно! Чего еще? Любили, любят, без нее не могут…
И она все вязала. Петли жизни спокойно, уютно заплетались — ровные, гибкие, красивые. Но кто-то ее сбивал, и она снова принималась расплетать-распускать. Кто же сбивал? Кто? Должен же быть кто-то виноват…
Она судорожно сунула пальцы в дырочку телефонного диска. Дырочка пришлась плотно, как обручальное кольцо. Она не любила колец, серег, браслетов.
Телефонный разговор — нужный и вовсе не нужный, — только он мог исправить то, что можно еще исправить, обещанием, разочарованием… «Да, это я!», «Не могу», «Не хочу», «Нет никакого смысла!», «Все кончено…»
От неожиданного звонка она вздрогнула, схватила трубку и тут же уронила аппарат. Поднимая, услышала безнадежно тревожный голос матери:
— Таня, Таня! Как ты там? Почему не звонишь? Все в порядке?
— Да. Его еще нет, если тебя это интересует. Приходил свекор.
— Что сказал? Что ему надо?..
— Ничего. Посидели, поговорили.
— Ты ему все сказала?
— А что, собственно, я должна была сказать?
Почувствовав вдруг злость, злость от надвигавшегося одиночества, обманутых надежд, унижения, Таня с ожесточением крикнула:
— Оставь! Оставь меня в покое! Зачем ты звонишь? Посмотри, который час! Неужели больше нечем заняться?.. Ложись спать! Плачь-плачь… Переживай! Готовься, в конце концов, к празднику!..
И, бросив трубку, она побежала в спальню — вспомнила, что забыла закрыть раму.
Шел снег, и ветер наносил его в окно. Снежинки падали и становились некрасивыми. Ну какой же шел снег! И было в нем столько любопытства, обещания и досады!
КОРОТКО ОБ АВТОРАХ
Янко ДобревРодился в 1921 г. в с. Досетеево Хасковского округа, Работал на разных предприятиях, сменил несколько профессий. Живет и работает в Пловдиве.
Литературной деятельностью занимается с 1944 г. Автор книг «Шатер заселен», «Вечер венчаний», «Белые ветры».
Эмил КалычевРодился в 1932 г. в Пловдиве. Образование получил в родном городе. Работал на многих стройках Болгарии, на производстве и в редакциях газет. В настоящее время — зав. отделом пловдивского издательства «Хр. Г. Данов».
Автор прозаических книг «Свидетельство о честности», «Виновник взрыва», «Отражения», «Дождись дня», «Карьера», «Прощальная одиночеству».
Слав Хр. КараславовРодился в 1932 г. в с. Дебор Пловдивского округа. Работал в газетах «Народна младеж», «Септемврийче» и на Радио-София. С 1972 г. — главный редактор, затем директор издательства «Народна младеж». В 1972 г. Слав Хр. Караславов избран секретарем СБП. С 1976 г. он кандидат в члены ЦК БКП.
Слав Хр. Караславов — поэт, автор многих поэтических книг и серии исторических романов о болгарском средневековье — «Хроника Хаджи Димитра», «Деспот Слав», «Когда Калоян перешел Хем» и др.
Многие его поэтические и прозаические книги переведены на русский, белорусский, украинский, чешский, словацкий, польский, румынский, немецкий, французский, итальянский, испанский языки.
Петр КонстантиновРодился в 1928 г. в г. Казанлыке. В 1952 г. окончил в Софии Медицинский институт, а в 1967 г. — Экономический им. Карла Маркса.
Свой первый рассказ опубликовал в 1964 г. в газете «Новини». С тех пор постоянно занимается литературной деятельностью, создал ряд исторических очерков о болгарском Возрождении («Вдохновение одного столетия», «Время мастеров»). Его привлекают судьбы старых городов («Предание об исчезнувшем городе») и человеческие судьбы («Старый Пловдив. Очерк о художнике Цанко Лавреневе», «Хаджи Адем. Повесть о человеке, жившем в XIX столетии»). В последние годы у П. Константинова вышли и сборники рассказов («Благословенная земля» и др.), и романы («Последняя исповедь мастера Хаджи Георгия»), и очерки («Пути надежды»).
Йордан КостурковРодился в г. Пазарджике в 1948 г. Окончил отделение английской филологии Софийского государственного университета им. Климента Охридского. Работал переводчиком, служащим гостиницы, учителем. В настоящее время работает редактором в пловдивском издательстве «Христо Г. Данов».
Перевел ряд романов и рассказов английских и американских писателей (Л. Стерн, М. Спарк, Г. Видал, Дж. К. Оутс, А. Кристи и др.).