Маленькое личико - Софи Ханна

Я решила, что Мэнди гиперикум нужнее, чем мне, и вечером после ухода кошмарного папаши отдала лекарство ей. Она буркнула «спасибо», словно с ней еще никто не обходился по-доброму и это ее задело.

Дэвид сидит на белом диване у окна, постукивая по полу ногой. Изредка он с шумом набирает в легкие воздух, и все смотрят на него, выжидая, что же он скажет. Но Дэвид молчит – лишь качает головой и вновь закрывает рот. Муж не может поверить в происходящее. Он тоже дал показания. На очереди – Черил. Мы словно совершаем какой-то странный религиозный ритуал.

Я считаю, что мое свидетельство перевешивает все остальные, ведь я мать, но, боюсь, у полиции иное мнение. Саймон не дал мне сказать и половины того, что я хотела. Он постоянно напоминал, что я должна излагать факты, и запретил говорить, как он выразился, «цветисто». Например, начинать со слов «мне показалось». Он не стал записывать, что, по моим подозрениям, кто-то проник в дом, когда Дэвид задремал, и подменил Флоренс. Я думала, что, по правилу Хобстаффа[10], могу включить в заявление все, что считаю важным, но Саймон сказал, что это не тот случай.

В итоге детектив записал лишь, что, вернувшись днем домой, я увидела входную дверь открытой и, поднявшись наверх, обнаружила в кроватке не свою дочь Флоренс, а чужого ребенка, на первый взгляд похожего на нее.

Теперь я больше не стану ничего говорить и не буду спорить с Дэвидом, что бы он ни сказал. Какой смысл? Очевидно, Саймон не верит мне, и любые мои слова или действия никого здесь не убедят. Поберегу силы до возвращения Вивьен.

– Миссис Диксон? Я спросил, когда вы в последний раз видели Флоренс?

Черил застыла посреди комнаты на персидском ковре и внимательно смотрит в люльку. Бросает на меня обеспокоенные взгляды. Акушерке не по себе, оттого что я молчу. Если бы я заговорила, то облегчила бы ей задачу.

– Во вторник на этой неделе. Три дня назад.

– Сейчас перед вами тот же ребенок, которого вы видели три дня назад?

Черил поеживается и морщит лоб. Я отвожу взгляд. Полное опустошение. Мозг залохматился на выступах, словно кто-то настойчиво оттирал его. Крепче обнимаю колени и собираюсь с духом. Черил говорит:

– Не знаю. Я правда не уверена. В первое время дети так быстро меняются, а я вижу столько младенцев, по десятку и дюжине в день. Та к что ежели Элис точно знает…

Она замолкает, не договорив.

Я не верю своим ушам. Слава богу, наконец-то нашелся человек, который не уверен на сто процентов, что я брежу, и думает, что меня следует выслушать!

– Ну, теперь-то вы что-нибудь сделаете? – взываю я к Саймону.

– Не уверена? Как это понимать? Что за чушь!

– Мистер Фэнкорт, потише. – Тон у Саймона спокойный и твердый. – Миссис Черил пришла нам помочь. Если вы намерены ее запугивать, я попрошу вас выйти из комнаты.

– Это пока еще мой дом, – огрызается Дэвид.

– Не твой. Это дом Вивьен, и она уже летит сюда, – напоминаю я.

Кажется, мне все-таки стоит вмешаться.

– К сожалению, не могу сказать точнее, – извиняется Черил. – Я не запомнила личико Флоренс. И потом, говорю же, они так быстро меняются в этом возрасте…

– Но не превращаются же в других детей! – вопит Дэвид, вскакивая с дивана. – Смех, да и только! Я такого цирка в жизни не видал. Это Флоренс! Да точно она!

Мне жаль его, но еще больше – себя, а сильнее всего – Флоренс. Раньше я думала, что сострадания у меня хватит на всех. Теперь я изменилась.

– Стало быть, вы проверили, что это девочка? – уточняет Черил.

Остолбенев, мы смотрим друг на друга. По комнате липкой черной патокой расползается молчание.

– Вы не проверили пол ребеночка? – Черил обращается к Саймону, и лицо его вытягивается от упрека акушерки.

– Он не посмотрел, потому что не счел нужным, – объясняю я, – потому что он не верит мне.

– Да ради бога! – Дэвид в негодовании отворачивается. – Ну давайте, снимите с нее подгузник. Все равно пора менять. Я могу даже сказать, что за памперс на ней сейчас. «Бэби-драй» для новорожденных.

Сейчас он добавит, что у Флоренс синие глаза, млечные пятнышки на носу и нет волос на голове.

– Всем детям такие надевают, – тихо говорю я. – Дэвид, это ничего не доказывает. Ты сто раз мог ее переодеть, пока мы с Саймоном были на кухне.

– С Саймоном?

Дэвид переводит взгляд с детектива на меня.

– А вы, я смотрю, славно поладили?

– Мистер Фэнкорт, ни к чему накалять обстановку.

Черил без спросу расстегивает одежку на ребенке.

– Может, переоденете ее в детской? – дрогнувшим голосом спрашиваю я. – Она же ребенок, а не вещдок.

У меня гудит голова, болят глаза и постоянно щиплет в носу, оттого что я изо всех сил сдерживаю слезы. Я больше этого не вынесу.

– Она! – подчеркивает Дэвид.

– Да видно же – девочка, – говорю я.

– Ну вот, ты знаешь, что это Флоренс. – Дэвид тычет в меня пальцем: – Ты помешалась, но в глубине души знаешь, что это Флоренс.

– Правда? – вяло отзываюсь я.

Дэвид говорит так уверенно. Обвожу взглядом комнату, останавливаясь на каждом лице. Три больших и одно маленькое личико.

– Нет, не знаю.

Я выхожу за дверь, не в силах смотреть, как с девочки снимают комбинезон моей Флоренс, и жду за дверью, закрыв глаза и прижавшись лбом к холодным обоям. Кажется, проходит не один час. Наконец Черил громко возглашает: «Девочка!» – перекрикивая сердитый плач ребенка. Я вспоминаю, что в последний раз слышала эти слова на УЗИ, и у меня подгибаются колени. «Девочка. У вас будет дочь». «Но долго ли она будет моей?» – не догадалась я тогда спросить. Пока кто-то не украдет ее у меня? Или меня у нее? Об этом никто не сказал ни слова.

– В памперсе «Бэби-драй», – добавляет Дэвид. – Убедилась теперь?

– Оденьте ее, – прошу я из-за двери.

– Элис, а где ее красная книжка? – как бы между прочим спрашивает Черил. – Там же все сведения: вес, рост. Такую выдают каждому новорожденному, – поясняет она для Саймона. – Еще один способ проверить младенца. У меня с собой весы. Они в машине, сейчас схожу за ними.

– Книжка в детской, – говорю я.

– Я принесу, – вызывается Дэвид, – и мы выясним раз и навсегда.

Мне так не кажется. Дети, особенно грудные, все время то прибавляют, то теряют в весе.

Остается рост, думаю я. Здесь можно ожидать изменений только в одну сторону.

Проходя мимо, Дэвид озадаченно смотрит, будто не может вспомнить, откуда меня знает. Я хочу протянуть к нему руку, но поздно: мы уже разминулись.

– Так, леди-крошка, погоди немножко, – слышу я голос Черил. – Какой смысл тебя одевать-раздевать? Давай-ка закутаемся в это милое одеяльце – удобно и тепло. Но чур, не хулиганить, ладно?

Словом «хулиганить» Черил обозначает физические отправления. Наверное, все, что тут происходит, – не самое трудное для нее испытание. На работе она, должно быть, сталкивается с настоящими трагедиями. Черил умеет быть спокойной и деловитой в самых экстремальных обстоятельствах. Только бы сейчас обошлось без трагедии, молюсь я, только бы этот ужас скорее кончился.

Спустился Дэвид с красной книжкой. Теперь в его взгляде появилось безграничное презрение. Я иду следом за ним в гостиную.

– Флоренс взвешивали во вторник, – сообщаю я. – Восемь фунтов тринадцать унций. Этот ребенок с виду тяжелее.

– «Этот ребенок», – фыркает под нос Дэвид.

Он стоит ко всем спиной, отвернувшись к окну. Его голос доносится словно издалека. Вдруг Дэвид оборачивается, бледный от гнева:

– Что ж, раз так… Не хотел я до этого доводить, но ты напросилась. Сама расскажешь Саймону про свою психопатию или прикажешь мне?

– Не смеши, – говорю я. – Помнишь ту девицу из роддома? Мэнди?

– Элис почти год сидела на прозаке, лечилась от депрессии после гибели родителей. И еще: Черил подтвердит, что вечером после операции она приняла за Флоренс другого ребенка. Просто чужого младенца в роддоме.

Я холодею. Это правда, но я уже успела забыть тот случай. Пустяк, не относящийся к делу. Я даже не знала, что Дэвид в курсе. Уж я-то ему точно не рассказывала. Должно быть, проболталась одна из сестер, когда Дэвид на следующий день пришел нас навестить.

В дверях появляется Черил с весами. По лицу видно, что она слышала обвинения Дэвида. Черил грустно глядит на меня. Ей хочется стать на мою сторону, но житейская мудрость подсказывает, что тот случай впрямь может быть связан с нынешними событиями и, пожалуй, мое здравомыслие и искренность все еще под сомнением.

– Это просто от изнеможения: три дня рожала, да еще экстренное кесарево. У меня было нервное истощение и даже галлюцинации.

– Не было, а есть, – наседает Дэвид. – Вот до чего довели нас твои галлюцинации.

– Черил предложила забрать Флоренс, мне надо было немного поспать, и я согласилась. Но потом меня замучила совесть. Это же моя первая ночь с малышкой, а я с радостью отделалась от нее!

Рассказывая, я не могу унять слез. В ту ночь голос совести твердил мне, что я – худшая в мире мать. Хорошая мама круглые сутки не расставалась бы с драгоценной крошкой, следила бы, чтобы с ней ничего не случилось.