Свет мой, зеркальце, скажи… - Александра Стрельникова

Правда, случилось это уже тогда, когда большой страны не стало. И, конечно, телетайпы могли бы умолкнуть и в каком-то другом месте, где бы ни располагалась на тот момент контора местного отделения ТАСС. Но весьма символичным представляется то, что однажды они замолчали именно там, по тому адресу дома, расположенного в начале улицы Сумской. Словно, злая память того места тоже приложила к этому «свою руку», поставив окончательный и мстительный росчерк в истории существования этого заведения…

Разумеется, произошло это не сразу, не вдруг…

Часто бывая на улице Сумской, я помнится, даже специально переходила на противоположную сторону, чтобы не проходить мимо того дома. Я боялась неожиданной встречи с тем молодым человеком.

Впрочем, эта улочка совсем неширокая. Иногда я сталкивалась с корреспондентами и, мы останавливались, чтобы немного поболтать. И меня даже приглашали зайти, подняться на третий этаж… Я, естественно, кивала, обещая попроведать, но как-нибудь в другой раз… Мол, сейчас просто тороплюсь. Даже, если я никуда в действительности не торопилась. Я знала, что не смогу себя пересилить. Не смогу переступить порог этого дома. Теперь уже никогда…

Да, я встречала на Сумской почти всех, с кем работала в той конторе. Но того юношу – больше никогда. И что-то подсказывает мне, что он там тоже недолго задержался.

Главная редактор, отвечавшая за всех и всё, была мудрая женщина. И она, конечно же, не могла не помнить об остро заточенном ноже. И прекрасно понимала, что непредсказуемость чьих-то поступков – не самая приятная вещь. Зачем ей была еще и эта головная боль? Я предполагаю, что выход из той ситуации был тактично найден, возможно, элементарным сокращением штатной единицы (пусть даже и временным). Думаю, что так именно всё потом и произошло. Хотя, впрочем, может быть, я и ошибаюсь?

Что же до мужской собственнической психологии «я тебя выбрал»…

Боже мой, боже мой… Да что тот молодой человек. Такой молодой… Я встречала по жизни куда более зрелых по возрасту, и «отягощенных» образованием и научными степенями индивидов, которые рассуждали абсолютно точно так же.

«Ты мне нравишься, я тебя выбрал, чего же тебе еще?» – вполне искренне недоумевали они, неоднократно озвучивая этот вопрос, словно размноженный под копирку.

Ах, чего же хочу еще… Да самой малости, милые вы мои. Я хотела взаимности. А без нее ничего не было возможно. Во всяком случае, для меня. И разве забыли вы, что «любовь – дитя свободы»?

Вот вторая часть этого постулата («любовь – дитя свободы, законов всех она сильней») представителям мужеского пола всегда, так мне лично кажется, была ближе и понятней. Нет такого нравственного барьера, табу, которые нельзя было бы переступить в достижении своей цели.

А тогда, как же быть со свободой остальных, когда «мы выбираем, нас выбирают»? Ведь мы обитаем не в диких зарослях джунглей, а в социуме. Впрочем, многие мужеские особи, бросаясь на яркое оперение, психологически увязают в этих дремучих зарослях и не хотят их покидать. «Еще и свобода? Прекрасно!» – рассуждают они. Но, разумеется, только для них…

Возможно, поэтому многие не могут спокойно, с мужским достоинством слышать в свой адрес слово «нет»? Любой отказ, отпор – для них сродни оскорблению. И сразу в позу: ах, так!

«Меня не любишь, но люблю я. Так берегись любви моей!»

И вовсе неважно, что слова эти, ставшие расхожей цитатой, были озвучены однажды представительницей прекрасного пола в небезызвестной опере. Не в этом суть.

Лично мне очень чужда такая психологическая установка, от кого бы она не исходила – мужчины или женщины. Потому что я глубоко убеждена: нельзя осчастливить насильно. Я – за цивилизованность отношений. Поэтому, возможно, избитое выражение «от любви до ненависти – один шаг» никогда не могла принять в качестве незыблемого абсолюта.

Да, согласна: понятия-антагонисты. Да, два противоположных полюса. Да, на одном из них – любовь (порою, под большим еще вопросом). Но почему на другом – именно ненависть? Почему, допустим, не нечто нейтральное – хотя бы, бесстрастность, равнодушие, безразличие? Согласна: не всегда приятно получать «от ворот поворот». Грустно и обидно. Но такова жизнь. И никуда от этого не деться: мы выбираем, нас выбирают…

Впрочем, всё это – понятия очень тонкие, деликатные, относящиеся к сфере воспитуемости чувств. С этим невозможно родиться, этому, мне кажется, обучаются всю жизнь.

Обучаются, глядя на отношения своих родителей, друзей, знакомых, читая книги и просматривая кинофильмы. И, конечно же, на собственном опыте, начиная от первой, порою, молчаливой и безропотной школьной влюбленности. Порой – от несчастной, неразделенной любви. Но даже если она и не была взаимной (а это случается довольно часто в жизни, и это тоже надо понимать), то всё равно – прекрасно уже то, что любовь была. Это, ведь, всё равно лучше, чем прожить жизнь и никогда не испытать этого чувства. Как там у поэта:

Я вас любил: любовь еще, быть может,В душе моей угасла не совсем;Но пусть она вас больше не тревожит;Я не хочу печалить вас ничем.Я вас любил безмолвно, безнадежно,То робостью, то ревностью томим;Я вас любил так искренно, так нежно,Как дай вам бог любимой быть другим.

Конечно, лучше любовь взаимная, кто будет спорить. Но всё это – из области высоких материй: даже, возможно, божьего дара, особого таланта. Всё это, повторюсь, понятия, весьма, деликатные. И непостижимо-загадочные, как тайны мирозданья…

Как любить и быть любимой – нельзя выучить, вызубрить, как теорему по геометрии. Это можно постичь душой, умом и сердцем. Или не постичь. Увы. И тогда…

«Ах, так! Ты меня еще запомнишь»! «Кто не с нами, то против нас»! «Ты об этом еще пожалеешь»! – сколько раз я слышала нечто подобное в свой адрес, не сосчитать.

Я слышала это по жизни и от ровесника-студента, и преподавателя московского университета, просто коллег по работе и коллег, занимавших начальственные должности, и прочих знакомцев-незнакомцев… За сими словами, как правило, следовала месть, если ее можно было осуществить. Иногда – мгновенная, и какая-то мелочная и жлобская. Иногда, растянутая во времени и, словно, выжидающая момента, чтобы уколоть неожиданно и побольнее из-за угла: как нож в спину, за однажды произнесенное мною слово «нет»…

…Один преподаватель факультета меня очень разозлил. Помню, он подошел к моему столику в буфете, предварительно вежливо осведомившись, не помешает ли мне. Неожиданно разоткровенничавшись, похвастался, что недавно устроился сюда на работу.

(Кажется, он преподавал политэкономию).

Слово за слово, как-то незаметно, «выцыганил» у меня телефон моего московского дядьки, у которого я остановилась в ту летнюю сессию.

Вскоре, когда он позвонил, от его вежливости и обходительности не осталось и следа: настолько бесцеремонно начал приглашать меня в гости к себе то ли домой, то ли на дачу.

Короче, я его тут же послала. Вежливо, конечно. Намекнув ученому мужу, что нехорошо злоупотреблять служебным положением в корыстных целях.

– Что вы себе такое позволяете? Как разговариваете с педагогом? – тут же гневно обрушился он на студенточку.

– А вы что такое себе позволяете? – тут же парировала я откровенному мерзавцу и хаму.

– Ничего, вот заявишься ты ко мне сдавать экзамен, я тебе еще покажу…

– А я к вам просто никогда не приду, неужели вы не понимаете? – сказала я и рассмеялась.

Меня возмутило, как он быстро сорвался на «ты». Впрочем, чему удивляться…

– К счастью, есть и другие, приличные преподаватели, – добавила я в конце нашей «замечательной» беседы и повесила трубку.

А сама невесело вздохнула. Я тогда еще училась на третьем курсе, и мне был только двадцать один год. Но я уже начинала уставать от таких вот неожиданных наскоков представителей мужеского пола. Я уже тогда начинала сознавать, что, когда подобное «количество переходит в качество» – это становится некой данностью жизни, даже помимо моей воли и желания. И что отныне, засучив рукава, мне придется постоянно отбиваться от настырных особей, которые со своим охотничьим инстинктом засели в дремучих зарослях джунглей, и в любую минуту готовы броситься на яркое оперение…

…Однажды в харьковском зоопарке я остановилась у клетки со львом, залюбовавшись этим истинным царем природы. Как же он был красив и хорош, не смотря даже на жизнь в неволе и уже немолодые годы.

Я в долгом одиночестве наблюдала за ним. Лев был спокоен и невозмутим. Только временами глаза его загорались блеском и ноздри начинали вдруг трепетать. Он смотрел куда-то прямо перед собой. Я проследила траекторию его взгляда. Там, в глубине зоосада, под присмотром родителей вокруг клумбы с цветами бегала с визгом в ярких летних одеяниях детвора дошкольного возраста. Возможно, генная память красивого и большого зверя, среагировавшего всего лишь на движущиеся объекты, выдала ему какую-то яркую картинку из жизни забытых африканских саван… Только и всего.