Возмездие за безумие - Елена Поддубская

– Смотри на себя, на кого ты похожа! – Виктор, продолжая воспитательную беседу, постучал по гипсовым лангетам на локте и колене; остальную экипировку с дочери уже сняли, – Мышцы – дряблые, все тело атрофировано.

На защиту наседкой метнулась Галя, загораживая дочь телом:

– Что ты накинулся на бедную девочку? Дай ей хотя бы на ноги твёрдо встать, – Юля скорчила лицо и схватилась двумя руками за шею. Это добавило матери твёрдости в голосе, – И пусть пройдёт её шея. Ты ведь не изверг? Должен понимать, что такое больная шея?

Виктор кисло сморщился. Материнская любовь делала Галю слепой и не позволяла реально оценивать ситуацию. Когда-то именно жалобы на боли в шее стали решающим фактором для окончательного прекращения походов девочки в теннисную секцию. Испробовав все способы, от простого нытья, что ей не нравится играть, до слёзных истерик, Юля наконец нащупала слабое место Гали: болезнь. Как всякая любящая мать, Галя не могла пренебречь жалобами на боли или недомогание пятнадцатилетней дочери. Имитация головокружения и страшных прострелов в шее оказались убедительным аргументом. Виктор отстал от «больной» дочери, а Галя вцепилась в неё и понеслась по всевозможным врачам.

С тех пор Юля регулярно принималась играть на материнских чувствах. Полин, подпиравшая при разговоре косяк и грызущая карандаш, хмыкнула на ответ матери и улыбнулась, опустив голову. Оглянувшись на младшую дочь, в сравнении с Юлей более активную и деятельную даже внешне, Ухов приободрился и продолжил натаскивания.

– Прекрати ассистировать, – Виктор заглянул за жену, – А ты, Юля, зря так себя ведёшь: мышц не будет, начнутся проблемы с позвоночником.

– Они у меня уже есть, – Юля канючила, продолжая держаться за шею. Полин продолжала улыбаться. Галя стояла щитом насмерть.

– А раз уже есть, то шла бы поплавать, если теннис тебя не устраивает. Хочешь, поговорю с Ромой, и он отвезёт тебя на неделю на Чёрное море?

– Не хочу я на это ваше море… – отстой!

На справедливые замечания родителя Юля куксилась и даже плакала. Отец – алкаш и деспот. И Полинка эта, противная девчонка, стоит, ржёт. А мама могла бы быть понастойчивее; ведь она не так разговаривает с отцом, когда ей нужны деньги на новый брючный костюм или туфли-лодочки. Нет, решительно никто в семье не хочет признавать её страшного физического недуга. Какой спорт или растяжки, если даже голову себе помыть сама она не может, приходится просить маму. «А Полина, противная такая, смеётся от того, что я не смогла наклониться и засунуть в духовку противень с колбасками, пожарить которые папаша попросил в свой день рождения неделю назад. Чего смеётся? Сама без мамочки даже причесаться не может: каждое утро ждёт, пока ей зачешут взъерошенные волосы то на бок, то назад, фиксируя их гелем. Мерзко. Мерзко. Пользуется материнской любовью. Причём нагло пользуется, отрывая у матери то внимание, которое должно быть оказано мне по старшинству, по первенству…» Ревность к младшей сестре появилась у Юли не вчера и не случайно. С того самого дня, как на свет народилась Полин, Юля, поменявшая категорию единственной дочери на старшую, постоянно чувствовала себя обделённой вниманием обоих родителей. Появление девочки вместо мальчика тоже стало своего рода шоком: теперь де-факто принцесс в семье будет две, и это почти тринадцатилетняя девочка поняла быстро. Всепоглощение Гали крепкой и широколобой малышкой, пищащей в кроватке, едва только мать удалялась от неё на шаг, постепенно стало перерождать в Юле нетерпение общаться с долгожданным малышом, выражаемое до родов, в неприязнь к сестре, крепнувшую день ото дня после её рождения. Родители, сами не замечая, способствовали этому. По утрам теперь не было на столе пышной овсяной кашки со свежими сочными фруктами в ней, заботливо принесёнными папой с рынка. Никто не варил на полдник горячий шоколад, напоминая, что теобромин, содержащийся в нём, благоприятно влияет на нестабильную нервную систему подростка. Отец, обещавший до отлёта в Испанию устраивать со старшей дочерью заплывы на надувных матрасах, свой матрас даже не надул, а Юлин так и проболтался в салоне дома без дела: самой таскать его на пляж девочке было лень, а Виктор туда почти не показывался. Тот отпуск в Испании Юля возненавидела и всё ждала возвращения в Южный в надежде, что в привычной домашней обстановке всё станет по-прежнему. Но не тут-то было! По возвращении из Калейи оказалось, что единственная спальня квартиры мала для того, чтобы вмещать и двуспальную кровать, спешно купленную по советам Сюзанны, и кроватку для младшенькой. Вот когда впервые Галя пожалела о проданной однокомнатной квартире: временно Виктора можно было бы отправить жить туда, а Юлю устроить на диване в зале.

– Давай-ка поскорее покупай новую квартиру, – приказала молодая мамаша мужу, грозя ссорой. Ватный матрас, спешно приобретённый для старшей дочери, плохо вписывался в конфигурацию загруженной мебелью кухни.

– Да ты офигела?! На что я тебе её куплю? Все деньги промотали в вашей грёбаной Испании. – Ухов понимал, что нескоро сможет накопить на новую квартиру.

– Ты, Витя, идиот, или как? Если ты знал, что у тебя нет бабла, зачем продавал недвижимость? Это же всегда верный вклад, – апеллируя, Галя активно трясла бутылочкой со сцеженным молоком. Прикладывать Полин к груди посоветовала всё та же Сюзанна, объясняя, что кормящая мать – это благородно и способствует омоложению родившей. Галя, категорически отказавшаяся от вскармливания в Испании, услышав такое, в Южном снова забегала по врачам в поисках таблеток для увеличения секреции молока, снова засела за «раздойку» при помощи вакуумной груши, снова закатывала глаза от ломоты сосков и тянущих болей в животе. Молоко вернулось, но его было мало. Приходилось докармливать смесями. Да и ребёнок, привыкший сосать без всякого усилия из соски, не особо старался тянуть молоко из материнской груди, бросал сосок, требовал бутылку. Из-за этого после кормления молока всегда немного оставалось, а врачи строго предупреждали о возможной мастопатии.

Глядя на вспененное в бутылке молоко, Виктор раздул ноздри. Мудрые мысли, которые сам Ухов пытался донести до сознания жены не один раз, прежде чем продать квартиру, а ещё та циничность, с какой Галя выразила их, взбесили мужчину. Виктор стал мгновенно багровым и заорал, не думая, что может разбудить только что заснувшую Полин:

– Ты что, Галя, дура? Зачем я только тебя послушал.

От отчаяния Ухов был готов рвать на себе волосы. А Галя? А Галя, кошкой кинувшаяся к мужу и закупорившая ему ладонью перекошенный рот, злобно прошипела, глядя с ненавистью.

– Конечно. Зачем? Ты разве не знаешь, что все бабы – дуры? Свою голову на плечах нужно иметь. Бизнес-смен!..

Тон, с каким Галя впервые позволила себе разговаривать с ним, ошарашил Виктора больше, чем её слова. В презрительном «бизнессмене», с акцентом на две «с», – выражено было всё: и неуважение, и нежелание понимать, как мужу тяжело держаться на рынке, и, самое страшное, полное безразличие. Молча наблюдая, как Галя сунула бутылочку с молоком в холодильник и вальяжно вышла из кухни, Виктор осел на диванные подушки гарнитурного уголка.

– Трындец. – Ухов тяжело уткнул голову в руки. Мужчине стало страшно, ибо именно сейчас он вдруг понял, что если у него вдруг не окажется больше денег, он ничего для жены значить не будет. Материализм сделал своё дело, уничтожив в семье Уховых духовность. Вся некогда пылкая любовь Гали улетучилась, переросла в заботу, но не о нём, а о девочках и о себе, и больно ударила, заставляя в первый раз задуматься, каким же теперь будет их семейное будущее.

Именно после того разговора в Викторе стало зреть, а потом просто укрепляться безразличие и к женщинам вообще, и к своим в частности. А ещё Виктор понял, что ему нужно как можно скорее снова встать на ноги. Он настолько приучил семью ни в чём не нуждаться, что от недостатка средств для удовлетворения множащихся потребностей жены и дочерей ощущал себя никем.

После возвращения из Испании, так и не сумев решить проблему с покупкой квартиры, Виктор промучился неделю на кухне на матрасе (Юля категорически отказалась спать среди ножек стола), после чего решил отправить старшую дочь на сборы. Это было хоть временное, но решение вопроса. Слёзы и жалобы на то, что Юля будет скучать, Виктора не пробирали.

Теперь, двенадцать лет спустя, отстаивая свою «нетрудоспособность», Юля вдруг вспомнила то время и разрыдалась.

– Вот! Довёл ребёнка. Как всегда, – упрекнула Галя мужа.

Виктор равнодушно посмотрел на часы и махнул рукой:

– Ладно. Поесть у нас готово?

Через несколько минут начинались заключительные серии «Пандоры», главный герой которого, бизнесмен Витяев, импонировал Ухову. Опоздать на просмотр из-за каких-то дурацких женских заморочек Виктор не собирался. Криво улыбнувшись, Галя сразу поняла настроение супруга. Девочки – тоже. Все ретировались из зала. Юля забрала с собой посылку. Полин ушла посвистывая. Галя фурией скрылась на кухне. Оттуда она появилась, неся мужу «его тарелку» – наваленный ужин из зелёного салата, которым питалась сама, и толсто нарезанных ломтей копчёной колбасы, варёного сыра и хлеба. Громко и плотно закрыв дверь на выходе, Галя желчно пожелала приятного аппетита.