Возмездие за безумие - Елена Поддубская

Теперь, двенадцать лет спустя, отстаивая свою «нетрудоспособность», Юля вдруг вспомнила то время и разрыдалась.

– Вот! Довёл ребёнка. Как всегда, – упрекнула Галя мужа.

Виктор равнодушно посмотрел на часы и махнул рукой:

– Ладно. Поесть у нас готово?

Через несколько минут начинались заключительные серии «Пандоры», главный герой которого, бизнесмен Витяев, импонировал Ухову. Опоздать на просмотр из-за каких-то дурацких женских заморочек Виктор не собирался. Криво улыбнувшись, Галя сразу поняла настроение супруга. Девочки – тоже. Все ретировались из зала. Юля забрала с собой посылку. Полин ушла посвистывая. Галя фурией скрылась на кухне. Оттуда она появилась, неся мужу «его тарелку» – наваленный ужин из зелёного салата, которым питалась сама, и толсто нарезанных ломтей копчёной колбасы, варёного сыра и хлеба. Громко и плотно закрыв дверь на выходе, Галя желчно пожелала приятного аппетита.

– Спасибо, – отозвался Витя, потирая ладони. Настроение Юли его никак не смутило, претензии Гали – тем более. А про Полин Ухов вообще вспоминал только тогда, когда встречался с дочерью случайно на общей территории. Виктора мало интересовали женские проблемы, он предпочитал решать их очередной сунутой купюрой. В баре стенки на вечер Ухов припас коньячок, который потом «заглянцует» сухим красненьким. Так что, плотно закрытая дверь и обиженная часть населения гарантировали невторжение на его территорию. Виктор нажал на пульт телевизора. На экране появились титры ожидаемого фильма. Налив в пузатенькую рюмочку коньячка, Виктор прошептал тост, взметнув глаза к небу, после чего залпом опрокинул золотистый напиток в рот и зажмурился от удовольствия. Вечер обещал быть интересным.

Глава 11. «Так что насчёт переезда?»

Этим утром, двадцать вторым июнем две тысячи тринадцатого, природа так и не разродилась, и день не удался. Ночной туман обволокла непроницаемая для света серость, отчего каждому живущему в Южном было неуютно и зябко. Резкое похолодание посреди лета навевало на Юлю Ухову печальные мысли. Вспомнился недавний разговор с матерью: Галю вызывали в полицию и спрашивали, не являлось ли падение дочери с табурета, на лоджии и перед настежь открытым окном, неудачной попыткой суицида. Доложили медслужбы. Юля знала про это наверняка. Месяц назад ей задавал наводящие вопросы травматолог, а потом долго шептался в смежной процедурной с Галей. Из того разговора Юля услышала только одну фразу: «Поймите, я обязан сообщить».

«Сообщил, козёл», – ругала врача Юля мысленно и не понимала, почему за последние недели возникла такая апатия: ни на что не было сил, хотелось лежать с закрытыми глазами и даже не шевелиться. Или спать, спать…. И только мать поддерживала в ней хоть какой-то интерес к жизни, заставляя поесть, помыться, сходить в туалет. Остальные члены семьи были Юле безразличны. Или раздражали. Особенно отец. Виктор постоянно приходил домой угрюмый и злой. Вечерами закрывал дверь в зале, автоматически запрещая домочадцам доступ к себе. Через толстенные стены доносились из зала шум телевизора, иногда кашель и другие физиологические звуки выпивающего мужика. Для отца Юля как будто совсем не существовала. Жизнь казалась молодой девушке пустой и ненужной. На тумбочке лежали таблетки, которые теперь надо было пить горстями: кроворазжижающие, иммуностимулирующие, антидепрессанты и транквилизаторы, а ещё болеутоляющие и противовоспалительные. Юля принялась выковыривать капсулки из упаковок и складывать их в одну горку. Полин, читавшая что-то в интернете, то и дело оглядывалась на сестру с подозрением, но ничего не говорила. Девочка знала: стоит только задать вопрос, не важно какой, и Юля разрыдается. Если раньше старшая сестра казалась Полин всего лишь неразбуженной, то теперь девочка стала подозревать в ней истерические настрои. Меланхолия, в виде тупого взгляда и ковыряния заусениц, шатко граничила с плачем и требованиями любить и заботиться о ней побольше. Улавливая боковым зрением повороты Полин, Юля всеми силами вызывала сестру на разговор: громко вздыхала, шумно поправляла лангеты, охала, шуршала упаковками от таблеток. Но Полин не реагировала, что-то писала карандашом с экрана, потом тёрла надпись резинкой до дыр, опять писала, опять тёрла.

«Тоже вот, сидит крыса, – злилась Юля, – Поди, рада радёшенька, что я останусь на всю жизнь калекой». Юля преувеличивала и насчёт сестры, и по поводу диагноза. Сестре она была почти безразлична, а никакого увечья никто ей не прочил. Но за окном стояло серое утро, которому соответствовало настроение. И одного этого хватало, чтобы на глазах Юли наворачивались слёзы. Громко всхлипывая, девушка теперь настырно смотрела в окно и не поворачивала головы к сестрёнке, окончательно отвернувшейся от экрана и вопросительно наблюдавшей за рёвой.

Сцена наверняка закончилась бы очередными упрёками в том, что тут ей никто не рад, но в это время жалобно замяукал Юлин мобильник. Звонила Вера. Она пришла проведать подругу, но не могла войти в подъезд: звонок наружного вызова не работал у Уховых уже больше месяца, а руки до ремонта у взрослых не доходили. Полин, обрадованная визитом Веры, стала расспрашивать соседку, как и где Ивановы собираются провести предстоящие каникулы. Лена и Игорь собирались, как уже не первый год, в июле в Юрмалу, а в конце августа в Турцию. Для двадцатишестилетней Веры, наевшейся по горло однотипными иностранными курортами с их размеренной скукой отдыха, альтернативой уже давно стал активный туризм с друзьями на Азове: с ловлей осетра, прогулками на надувных лодках, ухой на костре, катанием на лошадях. Но узнать про планы соседей девочке не удалось.

– Полина, иди убери на кухне! – властно приказала сестре Юля. Время приближалось к обеду, а на кухонном столе остались немытые после завтрака чашки. Посыл являлся предлогом. Двенадцатилетняя школьница всё поняла, и связываться со старшими девчонками не стала. Интуитивно она почувствовала, что у Веры есть к сестре разговор не для её детских ушей.

– Ну, как ты тут? – Вера кивнула на гору таблеток, выложенных на тумбочке, – Травят?

– Могли бы, уже бы удушили. И чего я такая невезучая, Верка, а?

Вера посмотрела на серость за окном, чтобы спрятать недоумение: подруга чудила и виновата в этом была только сама, вешая свои трудности на шею родных:

– Что, опять проблемы?

– Ещё какие. Вчера эта мелочь пузатая, – Юля кивнула на кухню и принялась накручивать локон на палец, – такой крик подняла, что я, видите ли, сплю на её месте. А где же мне спать? Не на кухне же?

Вера понимающе промычала и улыбнулась, мысленно благодаря родителей; у неё-то была своя комната, в которой можно было заняться девичьими делами вне контроля взрослых. Хотя, к слову сказать, Веру давно никто не контролировал. С самого раннего детства Лена и Игорь построили отношения с девочкой на полном доверии, и в семье от этого всегда царило понимание. И даже тот факт, что в последнее время Игорь стал откровенным игроком и теперь уже никак не мог скрывать свой порок, мало что меняло в отношениях всех Ивановых. Разве только, что удаляло Лену от мужа. Но с Верой Лена всегда вела себя как настоящая мать. Поэтому, узнав однажды про то, кто её настоящие родители, Вера пережила новость спокойно и продолжала звать дядю и его жену «папой» и «мамой». Только в офисе приходилось обращаться к Игорю по имени отчеству – Вера закончила три года назад юридический факультет и работала с тех пор консультантом по бизнесу в компании, открытой Игорем в начале двухтысячных, теперь уже самостоятельно, без всяких партнёров. Фирма «Юридическая помощь от Иванова» считалась процветающей. Юля, накручивая локон на палец, молчала. Она была сейчас очень похожа на свою мать, только взгляд у Гали всегда был острый, живой, а у дочери плавал.

Из-под кровати вдруг вылез маленький одноглазый котёнок. Вера засмеялась:

– Это у нас ещё кто? – она наклонилась и взяла его на руки. Котёнок пискнул. Тут же с лоджии вальяжно показался другой кот, взрослый, тоже одноглазый, и ревниво прыгнул на кровать к Юле. Этого Вера уже знала.

– Дай! – потребовала Юля и потянулась за малышом, – На помойке нашла. Такие люди безжалостные.

Вера отдала котёнка, осмотрелась: в комнате царил хаос от неупорядоченности вещей и предметов, от перегруженности ими, а ещё от лени хозяек. Захотелось поскорее уйти, но это было неприлично.

– Ты сегодня хоть что-нибудь ела? – Иванова легонько ущипнула подругу за часть голени, выглядывавшей из лангеты, проверяя толщину жировой складки. Подруга казалась сильно похудевшей. Кожа на ноге растянулась как ослабленная резинка. Юля непонятно махнула и отодвинула ногу.

– Маме теперь некогда нас кормить: целыми днями пропадает у Сюзанны. – девушка надула обиженно губки.