Крушение - Сергей Самарин

— Мы, волей Божией тайные коменданты, приказываем вам всем встать на четвереньки.

После этого, заперев двери, мы разглядываем в замочную скважину их скрюченные тени, различимые в свете уличного фонаря.

Большая пятёрка заперлась в пустой комнате капитана на совещание. По традиции имперской армии, во взятом штурмом городе солдаты получают полную свободу и власть над жителями и их добром, пока на заре не протрубят сбор. Каждая рота по очереди будет обеспечивать охрану пленников, которым запрещено разговаривать; после сигнала к поверке дневной порядок будет немедленно восстановлен.

В тревожной темноте Алькандр обходит взбунтовавшуюся Крепость. Его путь лежит по спирали с верхнего этажа вниз через все помещения замка; он мысленно рисует смутную картину естественного движения: ползучее растение терпеливо опутывает решётку.

В маленькой спальне ни души, в душе — тоже. Но в большом дортуаре Алькандр становится свидетелем странного оживления. По примеру Ферсилокия, дюжина кадетов, накрывшись простынями, сорванными с кроватей, с улюлюканьем исполняет танец призраков; некоторые зажгли карманные фонари, у других есть улиткообразные свистки, звучание которых начинается и заканчивается на низкой ноте, а в промежутке достигает предела зловещей пронзительности. Алькандр вынужден сорвать простыню с Ферия, обменявшись с ним тумаками, чтобы показать звезду из серебристой бумаги, которую носит на груди, и передать приказ командования. Он выясняет, что войско призраков собирается совершить обход замка и спуститься во двор. Надо срочно предотвратить всеобщий сыр-бор. На парадной лестнице он сталкивается с вопящим кадетом, которого тащат под руки ещё двое и заставляют подниматься ступенька за ступенькой, молотя его ногами по икрам; когда Алькандр проходит мимо, они останавливаются и прижимают жертву лбом к перилам. «Приказ командования третьей тайной роты», — объясняет Бут (которого Алькандр узнал), но больше не добавляет ни слова. С лестницы скатывается малыш и чуть не сбивает Алькандра с ног; в его воплях слышен скорее страх. Алькандр с трудом взламывает дверь в класс № 1, освещённый керосиновой лампой. Парты там сдвинуты к задней стене и навалены друг на друга, так что в сумерках вырастают фантастические театральные подмостки. Гидасп, Астирий, Ретей и ещё несколько кадетов сидят вокруг лампы на полу; за пределами образованного ими круга в полном беспорядке валяется куча книг и журналов; они молча берут их экземпляр за экземпляром и при свете лампы изучают. Это запрещённые книги, за многие годы конфискованные из личных шкафов и из-под подушек в спальне; после ночного победоносного штурма их удалось извлечь из надёжно запертого чулана, куда их складывал старый генерал. Обретя на последней странице печать нашей организации (перекрещённые пушки, увенчанные императорской короной, поверх которых изображён знак вопроса), они лягут в основу нашей тайной библиотеки: это приключенческие и любовные романы с цветными кричащими обложками, журналы с обнажёнными женщинами, тетради, в которых старательным почерком записаны казарменные песенки и стихи; их надо перебрать, чтобы исключить некоторые вредные сочинения, неизвестно как попавшие в Крепость, — офицерам следовало сразу их уничтожить. Мы позаботимся об этом в ту же ночь, сожжём их на праздничном костре: его разведут во дворе, и ему в пищу пойдёт дьявольская плоть опалённых страниц из книг по дарвинизму и парламентской системе. В другую, ещё более хаотичную кучу, свалена добыча, похищенная из апартаментов старого генерала; это письма и бумаги, большинство из которых после публичного прочтения старательно разорваны Гидаспом на мелкие квадратики; с немногих уцелевших конвертов содраны марки — специально для коллекционеров; письма, в которых особо извращённый ум позволяет нам за банальными фразами обнаружить бог знает какие намёки и пикантные смыслы, отмечены, сохранены и учтены нашим казначейством; то же самое касается и большинства очень старых фотографий, где изображены молодые женщины в подвенечных и бальных платьях по моде начала века, усатые юноши, гордо демонстрирующие новую форму и глядящие в объектив решительным и глупым взглядом; они опираются на огромные кресла на фоне тяжёлых складчатых штор, меж зелёных растений в лжегостиной, где так и ждёшь увидеть штатив, чёрный платок и бородку фотографа, и кажется, что это персонажи неправдоподобного поэтического романа, у которых нет ничего общего с нашими сегодняшними жалкими учителями. В казначейство поступают также более волнующие предметы: шёлковые чулки, бельё, пара чёрных невероятно длинных перчаток, все пальчики которых один за другим, расстегнув ширинку, примерит с молчаливым хихиканьем Ретей. На стене, по которой скользит красноватый свет лампы, во весь рост изображён старый император; на нём парадная форма гвардейского генерала: он покорно и устало скрючился, демонстрируя телосложение неандертальца.

Напротив — класс № 2, там темно и тихо; две тени выделяются на фоне окна без штор; профили, которые видит Алькандр, обращены друг к другу: взгляд у этих двоих одновременно пронзающий и незрячий; пухлый рот Меропса выпячен и шевелится: он что-то говорит, но слышно только едва уловимое шлёпанье мякоти губ, смыкающихся и размыкающихся через плёнку слюны. Алькандр подаёт голос, но третье лицо выходит из тени и свистом требует тишины — Лир, которого Алькандр не заметил, полулёжа на парте, не сводит глаз с молчащей пары. Эрихетий наконец произносит шёпотом: «Конь „эф“ на „Харитон“ пять» и подаётся назад, избавившись от груза слов.

Струя лунного света льётся со двора, выбеливая длинные ночные рубашки и прорисовывая в контражуре очертания неподвижных профилей; слышно, как тихонько шлёпают негроидные губы Меропса. Алькандр оставляет двух лучших игроков Крепости в яростной схватке.

Коридор буквой «Г» ведёт к классу малышей; там темно, даже когда удаётся зажечь неудобно приделанную лампочку при входе, и Алькандр, привычным жестом вытянув в стороны руки, на ощупь минует прямой угол в середине пути. В классе озабоченные фигурки малышей образуют плотный подвижный сгусток; они толпятся вокруг кафедры, на ступенях, и нависают над столом, где есть слабый свет. Через головы Алькандр видит их товарища, тучного рыхлого мальчика, на трогательные и безутешные глаза которого он ещё раньше обратил внимание; мальчик лежит на спине, ему скрутили руки и привязали их к преподавательскому столу. Пламя свечи, которую держат на расстоянии двух пальцев от его лица, освещает открытый рот и закатившиеся огромные эмалево-белые глаза.

— Признавайся, — шепчет кадет со свечой.

Красивый, немного вялый рот искажается, сжимается, бормочет:

— Но в чём?.. В ч-чём?

— Признавайся… во всём!

Алькандр замечает, что на пленнике нет ботинок; два инквизитора перьями колют ему ступни; другие не дают согнуть колени, которые он судорожно пытается задрать. Мундир наполовину задёрнут, и из-под него виден гладкий живот и глубокая впадина пупка, в которую налили воск свечи.

— Кто это? — спрашивает Алькандр. — Что он сделал?

— Это Ферий. Что он сделал? Ничего. То есть мы хотим выяснить. Чтобы всё рассказал — всё, что думает, — всё, о чём не говорят, в общем… это интересно.

Они отвечают все разом, пихая друг друга, а заодно и Алькандра; захлёбываются от предельного возбуждения, и в мерцании свечи их глаза, жадно нацеленные на лицо пленника, обретают необычный блеск. Алькандр идёт в обратном направлении по коридору с поворотом, и ему кажется, будто в темноте он видит отливающую синим эмаль больших глаз Ферия под пыткой.

Движение по бесформенному пространству затемнённой Крепости похоже на штопор. На лестничной площадке мечутся тени; тёмная масса сваливается на него чуть ли не на ходу: какой-то кадет, вскочив верхом на перила парадной лестницы, со свистом скользит по ним вниз. Перед комнатами офицеров по-прежнему выставлены часовые; там царит полнейшая тишина; через открытую дверь Алькандр бросает взгляд в комнату молодого генерала: простыни и одежда вперемешку свалены на кровати и на ковре; ящики бюро обшарили, разбросанные бумаги тянутся до самого коридора. Возле электрического счётчика в начале небольшого аппендикса, ведущего к лазарету, часовой при виде Алькандра встаёт навытяжку; украденные пробки спрятаны в надёжном месте. Через запертую дверь лазарета Алькандр вступает в переговоры с Персами. Слышны смешки, приглушённые возгласы, нежные странноватые голоса, быстрый топот босых ног по паркету, скрип кроватных пружин. Алькандр представляет большой чёрный шиньон и дородные белые телеса фельдшерицы. Сквозь замочную скважину до него долетает лишь смесь ароматов спермы и бриллиантина.

Большая гостиная со стеклянными балконными дверьми, за которыми висит луна, — наименее тёмное помещение замка. Тени только усугубляют беспорядок, в котором под люстрой свалены стулья и скамьи, принесённые из столовой для демонстрации волшебного фонаря.