Тайна имперской короны - Максимова Надежда Семеновна

– Таких изображений здесь нет.

– Как нет? Я же видел!

– Очень просто. Здесь львы хотя и с человеческими лицами, но крылатые. И вообще стоят на четырех лапах. А наш лев на передние лапы прилег. В общем, похоже, но не то.

– Вот заморочка, – расстроился дядя Миша.

– Какие будут предложения?

Предложений не последовало. Соратники не желали демонстрировать креативное мышление, а Ленка вообще косила взглядом в окно. Похоже, на сегодня ей наши игры приелись.

И тут дверь в нашу каморку широко распахнулась, и на пороге возникли… Да-да, любимые, дорогие гости в лице представительницы нашей пресс-службы и американская делегация в полном составе.

Не обращая внимания на тесноту, они всей толпой втиснулись в нашу конурку и сразу уперлись взглядами в распростертый на столе лист бумаги с изображением льва.

– Похоже, что вы, – сказала звезда лос-анджелеской журналистики, сияя довольно-таки неприятной улыбкой, – далеко продвинулись в поисках.

– Увы, – понурился я. – Мы в тупике, из которого не видно выхода.

– Возможно, это не случилось бы, если бы вы не пытаться грубо избавиться от нас.

– Да что вы такое говорите.

– Полагаю, вы нарочно отправили нас…

– Ах, – дядя Миша поднял на американку печальные очи. – Стоит ли тратить время на воспоминания о том, чего не исправить. Теперь, к сожалению, большая часть материалов погибла.

– Как так?

– Да, был пожар. Мы сами едва спаслись.

– Ай-я-яй, – закачала головой американская гостья, – нам говорить, что Россия – опасная страна.

С этими словами она обернулась к своим телохранителям, которые стояли с таким видом, словно готовились в любой момент открыть стрельбу с двух рук.

– А что это такое? – проявила любопытство пресс-служба, указывая на лист со львом.

– Да вот, обнаружили, – довольно неопределенно ответил дядя Миша. – Изучаем.

– Мы предположили, что это портрет князя Месхи-Глебова. Похож?

Американка недоверчиво склонилась над столом и некоторое время изучала изображение.

– Ну как?

– У мой дедушка не было хвост.

– Но это же символически!

– Нет! – решительно отмела журналистка, на миг даже позабыв, что нужно все время улыбаться.

– А я видела такого льва, – безмятежно сообщила пресс-служба.

– Где?!!

– В Юрьеве Польском. Мы туда ездили, когда готовили культурную программу для немецкой делегации.

Ну точно! От досады я был готов самому себе надавать подзатыльников.

В конце концов, в России сохранилось всего четыре храма, датируемых XII веком. И всякий культурный человек обязан уметь перечислить их назубок. Дмитриевский и Успенский соборы во Владимире, храм Покрова на Нерли в Боголюбове, Георгиевский собор в Юрьеве Польском – вот все, что сохранилось от белокаменного строительства на Руси «домонгольского» периода. Все эти храмы уникальны и входят в мировую сокровищницу памятников архитектуры. Не знать этого – просто непростительно!

– А у Георгиевского собора в Юрьеве Польском имеется Троицкий придел, – тихонько заметил эксперт Ваня, который моментально сориентировался и уже успел нащелкать что-то в своем ноутбуке.

– При чем здесь Троицкий придел? – захлопала ресницами представительница пресс-службы.

– Э-э, видите ли, – осторожно произнес я, украдкой поглядев на княжну. Та сидела опустив голову и казалась полностью погруженной в себя. Но что делать? Я кашлянул и продолжил: – В уцелевших от огня материалах мы обнаружили указание на то, что следующий ключ связан во-первых, с Троицей, а во-вторых, с таким вот изображением льва. И вы так удачно навели нас на мысль, что очередную подсказку нужно искать в Георгиевском соборе города Юрьев Польской.

– О! – воодушевилась американка. – Значит мы вовремя.

– Выходит так, – вынужден был согласиться я.

В эту секунду княжна тихо ойкнула и мягко повалилась со стула на пол.

Она потеряла сознание.

Глава 11. Огненноликий ангел

Вот так неудачно все получилось. Наша компания вкупе с американцами ринулась искать следы сокровищ в Юрьев Польской (200 километров от Москвы), а меня судьба отправила в приемный покой столичной больницы, куда скорая помощь доставила сербскую княжну.

Утешительным признаком было то, что девушка очнулась еще по пути в клинику и, находясь в машине, смотрела вокруг вполне осмысленно. Но с учетом предыдущего диагноза о сотрясении мозга, эти ее внезапные падения на пол мне здорово не понравились. Мозг – субстанция тонкая, требует бережного отношения…

И вот я сидел в коридоре приемного покоя и ни на чем не мог сосредоточиться. Мысли убегали то вслед уехавшим из Москвы соратникам, то возвращались к беспокойству за здоровье княжны. Ведь причиной ее недомоганий, как ни крути, был лично я. Герой, блин.

Обстановка вокруг, в духе современных веяний, была вполне комфортной. Мягкие кресла, уютные светлые занавеси на окнах, кулер с горячей и холодной водой (можно попить чай-кофе), офисные растения, расставленные тут и там, как привет от живой природы… В общем, если бы не мое смятенное состояние, сидеть здесь было бы даже приятно.

Через какое-то время я адаптировался к окружающей среде и обратил внимание на еще одного ожидающего, сидевшего у стены напротив. Это был рыхловатый мужчина в очках, одетый не по современной моде. К груди он, как самое дорогое, прижимал потертый портфель, ничуть не похожий на те сумки, в которых больным обычно доставляют пижамы и домашние тапочки.

Заметив, что я смотрю на него, мужчина заулыбался и приподнял зад над стулом.

– Вы не возражаете? – спросил он, указывая на соседнее со мною сиденье.

– Отнюдь. Присаживайтесь.

– О, вы выражаетесь, как человек не лишенный склонности к литературе.

– Я по всякому выражаюсь.

– Это прекрасно.

– Да? Не знал.

– Видите ли, – продолжил рыхловатый энтузиаст общения, – я ищу нестандартных людей.

– У-у…

– Дело в том, что я литератор, и сейчас как раз в поиске темы для своего нового романа.

– А почему в больнице?

– Вы совершенно правы. Обычно авторы ищут тему в морге. Но лично я считаю, что живой человек всегда намного интереснее мертвого.

– Я тоже так считаю.

– Правда? – обрадовался рыхловатый. – Как приятно встретить единомышленника.

– Но я полагал, что все думают так же. То есть в этом плане мы все единомышленники.

– Не скажите, – литератор отставил в сторону портфель и извлек из кармана громадных размеров носовой платок, которым принялся протирать очки, сорванные с носа. Глазки его, не загороженные стеклами, оказались небольшими, но бойкими.

– Понимаете, – продолжил искатель темы, снова водрузив очки на предназначенное им место, – в литературе свои законы. Чтобы роман цеплял, в нем должна быть тайна, страсть, внутренняя драма и, разумеется, любовь, жизнь и смерть. Согласны?

– Ну, в общем…

– Поэтому сейчас наиболее популярны детективы, которые начинаются с того, что найден труп. Причем желательно окровавленный, а еще лучше расчлененный. И далее начинается разгадка страшной тайны: кто убил, зачем, почему? Я правильно излагаю? Вы согласны?

– К сожалению, ничем помочь не могу, – удрученно сказал я. – Трупа у меня нет.

– Да нет же, – замахал на меня ладошками литератор. – Я как раз пытаюсь сказать, что схема детектива порочна изначально. В ней человек становится интересен обществу только после того, как его убьют. Пока он жив, то на фиг никому не нужен. Но стоит только какому-нибудь маньяку лишить его головы или других частей тела, как все вокруг начинают чесать в затылках и дружно вспоминать: а какой, собственно, он был? О чем думал? С кем дружил? К чему стремился?

– Ну да, – задумчиво произнес я и почесал в затылке. – Действительно.

– Между тем, на мой взгляд, человеком стоит заинтересоваться, пока он жив. Вы согласны?

– На 100%.

– И вот я сижу здесь, в месте, где объединились боль, сострадание, любовь, возможно искупительная жертва… А в финале, кто знает? может быть, и смерть. Трагическая и возвышенная, когда усталый врач выходит из операционной, бессильно опустив руки, и скорбная мать, увидев в его лице свершенный приговор, начинает рыдать…