Жу - Станислав Жейнов

С площади, направился домой, заперся в комнате, и не выходил пять дней. Все, чего хотел — написать хотя бы одно стоящее четверостишье, но все впустую. Тогда, взял пару карандашей, перочинный ножик, несколько чистых тетрадей и навсегда ушел из дома.

Много ходил по свету, все искал вдохновения, но, ни через год, ни через пять, не написал ничего, что могло бы сравниться с тем, что когда-то, так легко, за секунду выхватывал из неоткуда. Он и сейчас в поиске, и уже не сойдет с пути, будет искать, искать, искать, до тех пор… И поверь, даже одна стоящая строчка, будет щедрой компенсацией — той сытой, чужой жизни, которой пренебрег.

Хорошая история, — оценил Жу. Понимаю, к чему клонишь, но ты извращаешь мою идею. Я не отказываюсь от себя, напротив, даю реализоваться лучшему в себе. Это как если бы твой Виткор, начал бы убивать всех, кто отказывается признавать его гений. Избавляться от тех, кто мешает прогрессу… Все правильно, художник должен рисовать, а хищник, если говорить просто — убивать, в какой оболочке не важно, важна суть… Но тебе — спасибо, теперь буду жестче, решительней, в выборе путей: реализации поставленных целей. И если, не дай бог начнут разлагаться внутри, какие-нибудь либеральненькие мыслишки — обязательно вспомню твою историю.

"Сволочь. — Злится человек. — Все перевернул…"

— Что?

— Я это не тебе.

— Ааа…

"Попробую еще раз, — решил Виктор. — Может быть, последний раз…"

— Разве ты не боишься: вдруг что-то пойдет не так? Назад-то — уже никак… Загоняешь сознание в оковы какой-то фанатической идеи, а даст ли врожденное разнообразие сконцентрироваться на задуманном? Окажешься завтра, каким-нибудь…

Не успел договорить — Жу перебил:

— Если бы я был теленком, который пытается стать человеком и завоевать весь свет — твой вопрос был бы справедлив, но… но посмотри на меня: сразу поймешь, кто, завтра войдет в твой мир. Судьба, доля каждого, расписана не на ладонях, она влеплена в нашу душу, впечатана в породу. Тигр, умрет от лап тигра, суслика съест хищник, крот умрет в своей норе, — такова статистика, все остальные исключения, которые как известно… А если, эту статистику еще и помножить на целеустремленность, прибавить веру в притягательность рока, фатализм…

12

— Еще не ясно, что из тебя получится завтра, — сказал Виктор.

— Характер, воля, сила, напор, все эти качества мне не изменят, уж поверь.

Могу привести один интересный пример, так для наглядности…

— Что-нибудь про судьбу? Не надо… Рок, фатализм — чепуха все это.

— Чепуха?!. Слушай…

— Что?

— Случай из жизни.

— Чьей жизни?

— Не важно.

Виктор вдруг задрожал. Только на секунда представил, что остался один, что умирает от голода, и только темнота, только сырость, только… "Ну и пусть, — сказал себе, — быстрее бы уже… Чтоб не мучиться… не думать об этом…"

— Зачем ты это делаешь? Дай умереть в тишине… Я имею на это право!

— Не имеешь… — сухо возразил Жу, — но можешь заслужить… Послушай… Буду краток, — обнадежил он, — обещаю… В судьбу не верит… Откуда ты такой? Ладно…

— Один молодой человек, его звали Вилнор, — начал, немного растягивая слова. — Нет, один мальчик… Да, ему было лет двенадцать. Так вот… был самым, лучшим учеником в классе, да и во всей школе, но… это был странный мальчик, необычный мальчик… Так вот, — успехи, — его скорее пугали, чем… А мальчик он был странный, необычный…

— Ты это уже говорил… — безнадежно выдохнул Виктор.

— Не перебивай… Так вот… Слишком многого, от него ждали окружающие, и сам он понимал, — большой выбор, может, и дает человеку некоторую свободу, но напрочь лишает счастья. Разнообразие сбивает с толка, рассеивает внимание, дробит основной вектор на мелкие, заставляет выбирать часть, вместо целого.

Вот так, было тебе холодно, пошел в магазин и купил свитер… ну согреться чтобы… а в другой раз, по той же причине, пришел в магазин, а их там сто, и все разные. Сначала ищешь теплый, потом, чтоб еще и красивый, потом красивый, но шерстяной, и в конце покупаешь холодный и красный, и не совсем даже и свитер ха-ха… Знаменитости, редко счастливы в браке, от него как раз, от этого самого — "излишнего выбора". Дайте человеку две дороги, — легко определит лучшую, и пойдет, но если их пятьдесят, все ему будет не то, и что бы ни выбрал, всегда будет жалеть, и это станет повод для плохого настроения, депрессии, магнитом всех несчастий.

— Тебя послушать, так лучше совсем без выбора.

— Вообще-то лучше… Скажем: для обычного человека — да… но есть нюансы. Закон ограничивает выбор, и это хорошо. Вас надо сажать в клетки, там Вам будет спокойней. Ну а про себя скажу, — ваши страстишки, метания, страхи, меня не занимают. Я слишком целеустремлен!.. Меня сдерживают только законы физики!.. Я выше ваших предрассудков!.. Я выше вашего закона!.. Я… Я… Я продолжаю… Так вот, этот самый Вилнор, — как видишь, и правда — развитый, не по годам ребенок, — заметил и еще одну особенность: назвал ее парадоксам Вилнора.

Люди хилые, болезненные живут дольше, чем… Ну это понятно: слабый пытается сохранить то немногое, что есть; здоровье сильных — изнашивается быстро, как ходовая на гоночной машине. Но это не все. Косноязычные — читают, становятся ораторами. Люди с дефектами речи — лучшие дикторы. У некрасивых баб — полно любовников. Отличники — нанимаются "в батраки" к бывшим троечникам. Почему — так? Сколько их: обещающих, умных, талантливых… — спились, потерялись, рассыпались. А ведь был потенциал, и что?..

Парадокс Вилнора: — материя, не встречая сопротивления утрачивает способность к регенерации и ее кпд на выходе, при данных условиях — обратно пропорционально количеству вложенной в нее энергии. Если проще, то: свои недостатки каждый замечает с самого детства и при здоровой иммунной системе вырабатывает к ним противоядие. А если недостатков нет, то нет и опыта борьбы — ты обречен на поражение.

Он это видел так. И его пугала легкость, с какой все дается, и в ней, в этой самой легкости уже виделся ему — зародыш неизбежного краха.

А еще он верил в судьбу, в рок, верил хиромантам, астрологам и… и не только им. Как-то разбил мячом окно бабке с первого этажа, нечаянно конечно, но очень ругалась старуха, вынесла во двор толстую книжку, открыла, ткнула палец в нарисованную змею, мерзкую такую, чешуйчатую, — сквозь зубы процедила: — Гнить тебе поганец в утробе твари сей! Аспид ты проклятущий!

Надпись успел прочитать, в самом низу: "Большой водяной питон — Morelia maximа". Бабке, он поверил больше всех.

"Итак, впереди ничего хорошего, — думал Вилнор. — Но разве нельзя все это, как-нибудь, на сто восемьдесят..?"