Книга о любви - Джона Лерер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вейллант сказал, что подобный неожиданный поворот случился и в жизни некоторых из его подопечных. В своем последнем отчете по программе Гранта он описывает несколько случаев, когда испытуемые нашли счастье и утешение в позднем браке. Как и Вейллант, они всю жизнь пытались завести крепкую семью и надежных друзей, но что-то заставляло их сопротивляться сближению, и они раз за разом терпели неудачу. Однако на склоне лет, зачастую благодаря упрямству жены, которая отказывалась мириться с их неудачами, они наконец открывали для себя счастье надежной привязанности. “Это стало возможным лишь благодаря ей [жене Вейлланта Диане], – сказал он. – Благодаря ее доброте, ее неизменно теплому отношению. Я всем обязан ей”.
Такова наша единственная надежда. Вейллант знал все о статистических связях. Он так красноречиво говорил о великой роли любви. Но одних слов было мало. Цифры не изменили его жизнь. Это мог сделать только близкий человек.
Наша последняя беседа была короткой. Вейллант, судя по всему, торопился. Я был счастлив за него, пусть даже он нашел свое счастье только на закате дней. Никогда не бывает слишком поздно: любовь может преобразить нашу жизнь в любом возрасте. Последние данные по программе Гранта это подтверждают. Из тех, у кого так и не сложилось близких отношений, восьмидесятипятилетний рубеж преодолели около 13 %. Но среди тех, кто лучше умел обзаводиться привязанностями, до такого возраста дожили уже 40 %[155]. “Способность любить и быть любимым – самый верный залог долгой жизни, – сказал Вейллант в нашем разговоре. – Не знаю, почему так. Но это правда”.
* * *
Даже Джон Уотсон вынужден был признать силу любви. В 1935 году его молодая жена Розали умерла от воспаления легких. Уотсон был совершенно раздавлен этой потерей. По воспоминаниям его сына Джеймса, Уотсон плакал всю ночь. В первый и последний раз дети видели, чтобы он плакал[156]. Он не смог найти в себе силы сказать им, что мама умерла, – они узнали это от кухарки. Уотсон остановился в дверях и мягко обнял сыновей за плечи. “Это был единственный миг, когда Уотсон дал детям почувствовать свою любовь”, – пишет Керри Бакли в биографии ученого[157].
После смерти Розали Уотсон начал много пить, по словам его друга, он выпивал по литру виски в день. Проработав в рекламном агентстве еще десять лет – он так и не растерял таланта продажника, – он перебрался в огромный дом в холмах на западе Коннектикута. Там он ухаживал за своими яблонями и собаками, но редко принимал гостей. Он отказывался говорить о покойной жене с кем-либо, включая собственных детей[158].
В 1957 году Американская психологическая ассоциация решила воздать почести Уотсону за “революционный вклад в психологию”. Хотя Уотсон ушел из науки много лет назад, его идеи по-прежнему властвовали в умах ученых. (Боулби тогда был известен лишь в узком кругу детских психиатров.) Уотсон приехал в Нью-Йорк на вручение награды, но в последний момент отказался войти в зал. Он испугался, что расплачется на сцене. Что он, “апостол контролируемого поведения”, не сможет сдержать чувств[159].
На следующий год здоровье Уотсона начало ухудшаться. Когда до его смерти оставались считанные дни, он из последних сил собрал все свои бумаги: рукописи, написанные за долгую жизнь, письма, исследовательские заметки, – принес их к камину и стал бросать в огонь. Секретарь спросил, что он делает. Уотсон ответил загадочно: “Когда ты мертв, ты мертв весь”, – и стал дальше смотреть, как горит его работа[160].
Интерлюдия
Лимеренция
Это романтическая сцена оставила самый яркий след из всех, когда-либо написанных. Юноша отправляется на вечеринку. Видит в толпе ее. Видит – и сразу все понимает. Он подходит к ней и совершает отчаянную штуку (вы бы на его месте могли и струсить): касается руки девушки и обращается к ней стихами. Они говорят. Они флиртуют. А прежде чем уйти, он наклоняется и целует ее прямо в губы. Его звали Ромео. Ее – Джульетта.
Шекспир написал “Ромео и Джульетту” в начале 1590-х. Прошло совсем немного времени, и эта злосчастная пара превратилась в архетип влюбленных. Чтобы понять, насколько сильны наши чувства, мы соотносим их с неистовой страстью Ромео и Джульетты. Мы смотрим на разгоряченного Ромео, одержимого своей прекрасной незнакомкой, и думаем: “Это ведь оно, да? Это – то, что зовется любовью?”
Бытует мнение, что вот такие случайные встречи и есть начало настоящей любви. В целом мы почему-то верим, что наше первое впечатление, чувства, которые мы испытываем, впервые увидев потенциального партнера, позволяют судить, как сложатся отношения. Истории о мгновенно вспыхнувшей страсти лежат в основе почти всех любовных романов от “Пятидесяти оттенков серого” до книг Даниэлы Стил; подобные сцены непременно присутствуют и играют ключевую роль в сюжете большинства фильмов о любви, мыльных опер и диснеевских мультфильмов. Анализ американской поп-музыки конца 1970-х показал, что в 45 % песен, транслирующихся по радио, речь идет о сильной эротической притягательности[161].
В науке существует термин для обозначения состояния психики, подобного состоянию Ромео и Джульетты, – лимеренция. По словам психолога Дороти Теннов, это очень распространенное состояние, когда человек испытывает страстную увлеченность, одержимость другим человеком, обычно после мимолетной встречи. Зрачки одержимого расширяются, кровяное давление подскакивает; все мысли крутятся вокруг объекта увлечения, эротические надежды сменяются опасениями оказаться отвергнутым, и так снова и снова. Когда предмет страсти отвечает отказом, влюбленный испытывает самую настоящую боль в области сердца. Если же отвечают взаимностью, это вызывает невероятный душевный подъем: счастливый влюбленный “порхает, не чуя ног под собой”, как пишет Теннов[162]. Получается, мы решаем, что в нашей жизни случилась настоящая любовь, еще до того, как толком познакомимся с тем, кто вызывает в нас это влечение.
Теннов приводит историю мужчины средних лет. Она называет его “доктор Вестерой”[163]. На первый взгляд, он кажется
