Книга о любви - Джона Лерер

описывает другой пример подстройки и того, как ее можно сбить. Девятимесячный малыш ползет от матери к новой игрушке. Добравшись до нее, хватает и начинает увлеченно трясти. Мама подходит сзади, оставаясь вне поля его зрения, и несколько раз ласково похлопывает ребенка по попке. Но похлопывает не как попало – ритм и интенсивность ее движений соответствуют ритму движений малыша и степени его возбуждения от игрушки. То, как мать отражала в похлопываниях действия ребенка, и было, по словам Стерна, моментом подстройки[200].

Потом экспериментаторы попросили мать этого младенца делать то же, что и обычно, но намеренно “недооценивать” или “переоценивать” степень его возбуждения, т. е. похлопывать слишком медленно или слишком быстро. Малыш тут же перестал играть и в растерянности обернулся к маме: что случилось? И только когда она вновь подстроила похлопывания под его ритм, он успокоился и вернулся к игре[201].

Самое удивительное, что подстройка происходит как бы сама собой. Матерей не нужно учить, в каком ритме и с какой интенсивностью поглаживать ребенка, как отыскивать глазами, что привлекло его внимание, – эти проявления любви случаются сами собой, будто бы рефлекторно. Малыш, со своей стороны, ждет, что мама в ответ на его действия будет строить определенные гримасы или касаться его в определенном темпе, но пока действительность соответствует его ожиданиям, он не осознает своих ожиданий. Только когда что-то идет не так, он поднимает глаза на мать. А пока все хорошо, он принимает это как данность. Троник утверждает, что мать и ребенок постоянно взаимодействуют при помощи подобной сложной системы сигналов. То, что кажется обычной игрой, на самом деле осмысленное общение на тончайшем языке ласковых слов, гуления, прикосновений и взглядов.

Психиатры Томас Льюис, Фари Амини и Ричард Ланнон считают, что подстройка – это проявление так называемого лимбического резонанса, когда наши чувства синхронизируются с чувствами наших близких[202]. Мы привыкли считать человека замкнутой системой, сосредоточенной на удовлетворении собственных нужд. Однако тонкости подстройки доказывают, что на самом деле человек – система открытая, предназначенная улавливать чувства окружающих и откликаться на них. Когда мы подстраиваемся под кого-то, наши тела тоже подстраиваются: мы начинаем, сами того не замечая, дышать в одном ритме, наше сердцебиение выравнивается в соответствии с пульсом близкого человека, даже биохимический состав крови становится похожим. А дети – наиболее открытые системы. Вот почему отсутствие подстройки в первые несколько лет жизни может самым печальным образом сказаться на человеческой психике.

Воздействие общения с близкими на развивающийся мозг можно измерить. Недавно в журнале Psychological Science была опубликована работа группы ученых под руководством Дилана Ги, Лорел Габард-Дернэм и Ним Тоттенхем. Они провели функциональную магниторезонансную томографию мозга пятидесяти трех детей и подростков. (Чтобы младшие дети не пугались томографа, с ними провели “репетицию”, прежде чем приступать к эксперименту, кроме того, использовались надувные подушки под голову.) Пока томограф сканировал мозг ребенка, испытуемому показывали фотографии его родителей и незнакомых людей той же расы. Детей просили нажимать кнопку всякий раз, когда они видят улыбающееся лицо.

Анализируя результаты функциональной томографии, ученые обращали особое внимание на отображение таких зон, как амигдала правого полушария и префронтальная кора головного мозга. Обе эти зоны отвечают за обучение и решение задач, к какой бы области эти задачи не относились. Однако ученые давно заметили, что амигдала правого полушария реагирует преимущественно на стресс и угрозы. Это хранилище негативных эмоций. Префронтальная кора, напротив, помогает регулировать неприятные ощущения, позволяя нам взять себя в руки и успокоиться. К несчастью родителей, префронтальная кора относится к тем областям мозга, которые развиваются позже всех, поэтому у детей часто доминирует амигдала. Когда малыш с криком катается по полу, потому что не желает надевать ботинки, идти спать или есть брокколи, можете винить во всем его незрелые фронтальные доли. Внутренний мир ребенка – это еще большей частью то, что в психоанализе называют “оно”, или “id”. В этом все дело.

У детей старше десяти лет не наблюдалось существенной разницы между активностью амигдалы и префронтальной коры, независимо от того, показывали им фотографии родителей или незнакомцев. Однако для детей помладше имело большое значение, кого им показывают. Когда они видели маму, их мозг реагировал практически так же, как у старших детей: префронтальная кора гасила активность амигдалы. Более того, насколько зрело реагировали дети, зависело от их отношений с родителями: дети, у которых сформировалась надежная привязанность к отцу или матери, демонстрировали более зрелую реакцию при виде родительской фотографии. Ученые утверждают, что это доказывает “смягчающее воздействие” родителей. Присутствие любящего родителя существенно влияет на то, как ребенок справляется со своими чувствами.

Детский психиатр Дональд Уинникот в эссе “Умение быть одному” пишет, что родители должны стремиться привить ребенку способность быть самому по себе в присутствии родителей. Звучит странно, не правда ли? Однако, по словам Уинникота, противоречия тут нет, ведь одно из прекраснейших свойств любви заключается в том, что мы воспринимаем ее как данность и не нуждаемся в постоянных ее подтверждениях. С точки зрения Уинникота, суть процесса взросления заключается в том, что внешние привязанности проецируются внутрь, интернализируются, и в результате ребенок обретает способность “не думать, присутствует ли рядом мать или фигура, замещающая мать”[203]. Уинникот, разумеется, понимал: чтобы научить ребенка быть одному, надо сначала бесконечно долго пробыть с ним вместе. Ребенок только потому перестает беспокоиться, есть ли рядом мама или “фигура матери”, что привыкает к ее постоянному присутствию: она всегда с ним, всегда подстраивается по него, снижает действие амигдалы и в прямом смысле слова делает мир менее страшным.

Возможно, после моего описания вам показалось, что подстройка – дело сугубо практическое, всего лишь еще один способ успокоить хнычущего малыша, или поддержать развитие его умения различать эмоции, или вообще ускорить развитие его нервной системы. Но в действительности подстройка – процесс куда более глубокий. Когда мы подстраиваемся под объект привязанности, мы учимся преодолевать разделяющее нас расстояние, учимся слушать и смотреть с таким вниманием и вовлеченностью, что уже не важно, где кончается один человек и начинается другой[204]. Это ярчайшее проявление эмпатии – способности к сопереживанию. Как пишет Дэниел Стерн, “от этого зависит нечто очень важное: какой частью своего внутреннего мира ребенок сможет когда-либо поделиться с другим человеком”[205].

Кроме того, подстройка – единственный общий язык, который мы можем найти с маленькими детьми. Долгие умные разговоры тут не подходят, ребенка невозможно убедить стройными аргументами. У комика Луи Си Кея есть известный монолог, где он говорит, что его четырехлетняя дочь