Книга о любви - Джона Лерер

“тот еще засранец”. Зал взрывается хохотом. Далее следует история о том, как отец пытается выйти с дочерью из дома и снова и снова велит ей обуться. Она будто и не слышит. “Нет, ну правда же… Когда несколько человек пытаются пойти куда-то вместе, но не могут, потому что один из них не желает обуваться – этот человек тот еще засранец, верно?”

Подобные родительские трудности связаны с одной из особенностей детского мышления: маленькие дети живут почти целиком и полностью настоящим моментом. Будущего для них все равно что не существует, поэтому они часто и ведут себя так безответственно. Эта особенность мышления имеет совершенно конкретную физиологическую подоплеку: у детей еще не развиты лобные доли. Вот в чем причина всех этих бесконечных пререканий из-за печенья, обуви или отхода ко сну, когда родительские нервы подвергаются жестокому испытанию на прочность. (Согласно одному недавнему исследованию “конфликтные взаимодействия” между мамами и детьми в возрасте 1–3 лет происходят в среднем каждые две с половиной минуты[206].)

Подстройка помогает превратить детскую непосредственность, способность малышей жить исключительно текущим моментом, из затруднения в радость. Мы начинаем ценить, как они всецело отдаются каждому занятию, как не беспокоятся по поводу электронной почты, состояния банковского счета или угрозы на несколько минут опоздать к стоматологу. Их заботит только ритм наших поглаживаний, насколько внимательно мы на них смотрим и, возможно, чудесные тактильные ощущения от размазывания пластилина по ковру. Взрослому человеку непросто заставить себя остановиться, забыть о времени и взглянуть на мир глазами ребенка. Но зато, когда нам удается это сделать, мы начинаем замечать такие важные вещи, как цепочку деловитых муравьев, радужные переливы мазутной пленки в луже, жужжание миксера. С этой точки зрения моменты подстройки дают нам шанс ненадолго сбежать от стрессов взрослой жизни и увидеть внутреннюю красоту мира. Перестать метаться между прошлым и будущим и погрузиться в настоящее, где и следует жить человеку.

Когда я только начал по-настоящему заботиться о дочери, я постоянно искал простых путей. Мне казалось, что я должен постигать своего ребенка во время ее регулярных “истерик” или наблюдать, как она смотрит телевизор. Но простых и быстрых путей не существует. По крайней мере, мне их найти не удалось. Я пришел к выводу, что для подстройки нужно просто проводить очень много времени с ребенком. И прилагать немало усилий[207]. Есть одна известная дзенская притча. Вот как она изложена в книге “Три столпа дзен”.

Однажды человек из народа обратился к учителю дзен Иккю: “Учитель, напишите мне, пожалуйста, несколько изречений величайшей мудрости”.

Иккю сразу же взял кисточку и написал слово “внимание”.

“Это все? – спросил тот человек. – И вы не добавите что-нибудь еще?”

Иккю написал тогда два раза подряд: “Внимание. Внимание”.

“Ей-богу, – произнес тот человек с заметным раздражением, – я не вижу особой глубины или остроты в том, что вы написали”.

Тогда Иккю написал то же слово трижды подряд: “Внимание. Внимание. Внимание”.

Почти в гневе человек потребовал объяснить: “Что все-таки означает это слово «внимание»”?

На что Иккю мягко ответил: “Внимание означает внимание”[208].

Вопрос о важнейшей роли внимания возвращает нас к парадоксу родительской любви. Когда я только начинал заботиться о дочери каждый день, я чувствовал, что буквально кладу себя на алтарь семьи. Я действительно приносил себя в жертву родительским обязанностям. Я отчаянно тосковал, но пытался не подавать виду. Дни мои тянулись мучительно, лишь бы дожить до вечера. Я злился из-за заляпанного ковра и деталек “Лего”, на которые наступал в потемках. Я пытался убедить себя, что, лишившись работы, найду утешение в воспитании дочери, но бывали дни, когда я чувствовал себя последним ничтожеством. Я забыл ее курточку в магазине, мы потеряли туфельку в парке. Дочка отказывалась спать днем, а однажды проглотила монетку, и потом я всю неделю ковырялся в содержимом ее горшка, чтобы убедиться, что инородное тело вышло естественным путем.

Но деваться мне было некуда, так что я продолжал тянуть лямку и учиться. Я осваивал практическое значение глаголов, которые составляют суть родительских хлопот и выглядят такими простыми со стороны: успокаивать, играть, кормить, убаюкивать. Месяц за месяцем мы с дочерью все лучше узнавали друг друга, и постепенно я начал понимать, что проводить время с ребенком можно весело и интересно. Иногда в моменты подстройки я на несколько драгоценных часов полностью растворялся в ритмах ее мира. И то, что это был мир детских площадок и сырных палочек, даже радовало меня – там я мог забыть о своих взрослых тревогах.

Одной из первых наших совместных игр была игра в доктора. Дочке тогда страшно нравился диснеевский сериал “Доктор Плюшева”, где маленькая девочка лечит свои игрушки. В нашей версии игрушкой был я. В начале игры дочка расспрашивала, что у меня болит. Она осматривала мои руки и ноги и требовала объяснить происхождение каждого шрама или синяка. Вот тут я порезал колено, и мне наложили шов. Вот тут я ударился голенью о дверцу машины. Этот палец у меня кривой с тех пор, как я упал с велосипеда и получил перелом. Потом она доставала свой игрушечный докторский чемоданчик и приступала к лечению при помощи волшебного фиолетового стетоскопа и мягких прикосновений. При этом дочка проявляла недюжинное терпение, какого я от нее совсем не ожидал. В итоге я оказывался по уши в пластыре, бинтах и скотче.

Так шли день за днем. Я думал, что забочусь о своей дочери. Только много позже я понял, что это она заботилась обо мне.

Противоречивые чувства

В 1963 году Шэрон Розиа, беременная своим первым ребенком, вернулась домой и обнаружила на крыльце двух агентов ФБР. Представившись, они объяснили, что ее муж не тот, за кого себя выдавал. Он жил под вымышленным именем и находился в розыске в семи других штатах по обвинению в растратах и мошенничестве. Шэрон была не единственной его женой.

Новость потрясла ее. Родственники настаивали, чтобы она отдала ребенка на усыновление. Они убеждали ее полностью порвать с прошлым. Но Шэрон не согласилась. Ей был всего двадцать один год, у нее не было источника дохода, и ресурсы ее были ограничены, однако она твердо решила оставить ребенка.

Следующие несколько лет были для них тяжелым временем. Шэрон подала на развод, оформила банкротство и устроилась на работу, чтобы прокормить себя и дочку. Позже она снова вышла замуж, переехала в округ Ориндж и стала социальным консультантом по вопросам усыновления.