Моя жизнь: до изгнания - Михаил Михайлович Шемякин

так ничего не бывает и не случается” – вот первое, что пришло мне в голову, когда за несколько дней до рискованного шага, ранним утром на абхазском рынке меня окликнула долговязая белобрысая продавщица книг Алиса, давняя любовница Женьки Есаула. Подойдя ко мне, она без обиняков сообщила, что прилетела сюда на несколько дней отдохнуть и отдышаться от книжной пыли. Прилетела, правда, не одна, а с несколькими своими друзьями, работающими в Большом доме, которым обязательно нужно встретиться со мной и поговорить о чём-то серьёзном. И сегодня в семь часов вечера они будут ждать меня в центральной гостинице Сухуми. “Но только не вздумай не явиться на эту встречу”, – холодно добавила она на прощание. На мой молчаливый вопрос Алиса криво усмехнулась: “Тебя-то они точно узнают и сами к тебе подойдут. Опаздывать на встречу тоже не советую”, – и двинулась к выходу с рынка, покачивая тощими бёдрами под одобрительные возгласы сладострастных абхазских торговцев.

Понурив голову, я медленно брёл к дому под начинающим припекать южным солнцем. Надо было сообщить неожиданную новость ничего не подозревающему Усу. Итак, мы сейчас под колпаком КГБ и, следовательно, каждый наш шаг отслеживается; теперь надо быть поосторожней с ночными заплывами в запрещённую зону, они сами по себе уже противозаконны. Как уходить от слежки? И что за “сюрприз” ожидает меня сегодня?

…Ровно в семь вечера я был в вестибюле гостиницы, и ко мне сразу подошли четверо молодых широкоплечих мужчин, все как один одетых в чёрные пиджачные пары, явно не соответствующие душному безветренному вечеру. Сухо поздоровавшись и даже не представившись, они попросили меня пройти в их номер – мол, хотят задать несколько вопросов.

Номер на последнем этаже гостиницы оказался просторным кабинетом с большим столом, стоящим посередине, и креслами вокруг него. Усадив меня в одно из кресел, мужчины расположились напротив и в течение нескольких минут молча меня разглядывали. Наконец один из них, глядя прямо в глаза, тихо спросил: “Ты ведь решил бежать из Советского Союза, поэтому и прилетел сюда с Сергеем Домашовым. Мы прекрасно об этом осведомлены. Вы тренируетесь в дальних заплывах днём вдоль берега, ночью в запретной зоне. Верно?” “Не понимаю, о каком побеге идёт речь. Мы с моим другом, как все советские люди, решили отдохнуть, а марафонским плаванием увлекались давно, уже много лет”, – спокойно ответил я.

“Ну хватит! – неожиданно резко оборвал он мои оправдательные объяснения, хлопнув ладонью по столу. – Нам о твоём плане всё известно, и точка. А парень ты, судя по всему, упрямый. Да и рассудок твой, видимо, не совсем в порядке, раз в психушке сидел. И потому слушай меня внимательно, вникай и запоминай! Мы давненько за тобой наблюдаем и в курсе всех твоих дел и мечтаний. Ситуация с тобой сегодня непростая. В парижской галерее у твоей новой подружки мадам Верни проходит твоя персональная выставка, и вроде бы даже с успехом. Покровительница твоя госпожа Дина Верни – дама известная и влиятельная. А теперь сам посуди, что может произойти. Ну, вариант первый: не доплыл, утонул – скандал: погиб на пути к свободе, вот как это будет освещено в прессе. Уж мадам Верни здесь постарается и денег, которых у неё немало, не пожалеет. Вариант второй: арестуют в нейтральных водах, статья – измена Родине, попытка побега – опять скандал. И, наконец, третий вариант, тоже нежелательный. Вы со своим дружбаном Серёгой каким-то образом всё-таки доплывёте до турецкого берега – опять скандал. А теперь поясняю тебе, что нам скандалов и газетной шумихи не нужно. И поэтому выбрось из головы эту идею, поскольку принято решение выдворить тебя из Советского Союза, раз уж так ты рвёшься на гнилой Запад. Этой же ночью вылетаешь в Ленинград, а завтра в девять утра явишься в кабинет полковника Попова по адресу: Литейный, дом четыре. Туда, куда тебя не раз доставляли, – с ехидцей добавил он. – А теперь можешь топать к своему дружку. Ему-то навряд ли удастся когда-нибудь увидеть Запад”.

На рассвете мы с Усатым прилетаем в Ленинград, он направляется в коммуналку к своей маме, а я, не заходя в квартиру, отправляюсь в Большой дом.

Необычные условия необычного изгнания

Литейный, 4 – адрес незабываемый для сотен тысяч жителей Ленинграда и Советского Союза. Для сотрудников Большого дома, для арестантов, доносчиков, обозначенных в этом ведомстве секретными агентами, а в простонародье именуемых стукачами, для многочисленных свидетелей, проходящих по разным политическим и особо крупным делам. Пятый отдел этого учреждения занимался идеологическими врагами и диверсантами. К этому разряду врагов был с юных лет причислен и я, поскольку в первый раз был доставлен в это мрачное здание, как только мне исполнилось шестнадцать лет. Двумя сотрудниками КГБ мне было объявлено решение об изгнании навсегда изо всех художественных и образовательных учреждений. Сейчас мне двадцать восемь, и офицер 5-го отдела должен мне пояснить, каким образом меня будут навсегда изгонять уже из Советского Союза.

Ровно в девять утра вхожу в кабинет полковника Юрия Ивановича Попова, начальника 5-го отдела Управления КГБ. Он оказался вполне интеллигентным и приветливым человеком лет сорока, с хорошей офицерской выправкой. Обратился ко мне по имени-отчеству, что для меня, особенно в стенах этого здания, было непривычно. Принесли два стакана чая, и, прихлёбывая чай, полковник обратился ко мне со следующей речью: “Михаил Михайлович! Мы давно внимательно наблюдаем за вами и вашим творчеством. У нас в отделе несколько томов доносов. Вам грозила 64-я статья. Она гласит, что измена Родине, бегство за границу наказывается смертной казнью с конфискацией имущества. Владимиру Егереву – офицеру из нашего отдела – с большим трудом удалось снять с вас эту статью. Мне поручено подготовить ваш быстрый и бесшумный выезд из страны, но поймите, что не все сотрудники настроены к вам благожелательно даже после снятия 64-й статьи. Кто-то настаивает на заключении Шемякина в психбольницу, кто-то – на заключении в лагерь, а кто-то предлагает оставить на свободе, поскольку вы группируете вокруг себя, в своей мастерской много интеллигенции и за вами всеми легко следить нашим агентам. (Итак, полковник подтвердил то, что я всегда подозревал: в круг моих знакомых внедрены агенты КГБ.) Но есть и те, кто не против того, чтобы Шемякина в этом мире не существовало… Вам ясно? (И в памяти моей мгновенно всплыла и стальная арматура, и здоровенный кусище льда, которые должны были размозжить мою черепушку.) Наконец, есть вариант, который я советую принять. Вы в короткий срок покидаете навсегда Советский Союз и уезжаете в любую капиталистическую страну по вашему выбору, разумеется, которая вас примет.