Мир, где меня ждут. - Марина Дементьева

Темно-синие глаза жили своей, особой жизнью на тонком лице. Такие красивые и бесконечно грустные.

— Иль, скажи мне, только честно… Я тебе нравлюсь?

— Если это так у тебя называется, то да. Очень нравишься. — Словно наяву хохотал, привизгивая, издевательский голос: 'Нравишься! Нравишься…' 'С той самой минуты, как увидел тебя в Телларионе, Марина… — хотелось сказать ему, но промолчал. Не к чему, не стоит. Всё пустое. Глупое какое слово, бесцветное, ничего толком не выражающее. Разве может она всего лишь нравиться? — Вот ты всё и выдала, леди Марина…'

Девушка задумчиво кивнула, с чем-то соглашаясь, ведьмак же, напротив, решительно качнул головой. Пока окончательно не свела с ума грустная синеглазая ведьма.

— Да я же всё понимаю! И не хочу выполнять роль временного утешения, не хочу заменять собой чье-то место. Ведь ты же сама вскоре об этом пожалеешь, Марина! Тебе больно сейчас… Но выход, который ты нашла, неверный. Ты поймешь. После. А сейчас пойдем-ка отсюда. Вам необходимо отдохнуть, леди Марина.

Надоедливой мошкарой мельтешили перед лицом наколдованные светлячки, вступившие в неравный бой с чернильными сумерками. Коган решительно отодвинул на край стола свиток, плотно исписанный столбиками цифр, устало потёр глаза и потянулся всем телом. Не по нраву ему вся эта бумажная тягомотина, но кому еще доверить вычисления, все эти бесконечные поставки, расходы, расчёты, проценты? Мастер Грайлин недовольно буркнул, что занят вещами поважнее (что подразумевает под этим расплывчатым определением старый наставник, хотелось бы знать?), затем покровительственно потрепал ошалевшего ученика по плечу, и, не пытаясь даже скрыть хоть для приличия ехидное выражение лица, выразил надежду, что Коган и сам прекрасно справиться с этой волокитой. Мол, сын преуспевающего купца должен быть 'на ты' с бухгалтерией. То незначительное обстоятельство, что будущий торговец и наследник процветающего предприятия покинул отчий дом в семилетнем возрасте, в расчёт отчего-то не принималось. Подумаешь, какая мелочь, кровь подскажет. Коган с сомнением покосился на результаты своей многочасовой деятельности. Вроде бы всё правильно. Кажется… Помощи от учеников ждать не приходится — Трей решил пересмотреть свое отношение к отцу, а от помощи Демиана, который — удивительное дело! — добровольно рвался составить компанию наставнику (не иначе мечтал избавиться от неприятных мыслей, на время вытеснив их формулами и таблицами), Коган сам мужественно отказался. Во-первых, насчитает он тут, в таком-то состоянии. А во-вторых, парню не помешало бы как следует поразвлечься, после встречи с Даволой и еще какого-то неприятного события, о существе которого Когану остается только догадываться. Демиан и в детстве предпочитал держать свои чувства и мысли при себе, не делясь проблемами и переживаниями даже с наставником, своим названным отцом, самому побеждать все трудности, какими бы непреодолимыми они не казались, что уж говорить теперь, когда мальчишка вырос, в своих знаниях и мастерстве давным-давно переплюнув учителей. Но в этом его нежелании довериться, переложить на чьи-то плечи часть своего бремени кроется сила и слабость одновременно. Сила в том, что он остается практически неуязвимым для врагов, сберегая все свои секреты и бреши в обороне, буде такие окажутся. А слабость… Кто знает, насколько тяжело ему сейчас? Мысли Когана невольно обратились к событиям пятнадцатилетней давности. Еще мальчишкой Демиан уже был из тех, кто предпочитает сломаться, но не прогнуться.

Бегло просмотрев записи, Согрейн вынес для себя неутешительный вывод — где-то он ухитрился как следует просчитаться. Вот только где?! Столько работы троллю… в одно неприличное место. Надоело уже, нарлаг побери! Спохватившись, волшебник оперативно потушил задымившийся пергамент. Да, потомственный торговец окончательно и бесповоротно превратился в воина. И ничего с этим не поделаешь, и нисколько он не жалеет о том, что Хозяйка именно так неожиданно распорядилась с его, казалось бы, предрешенной и расписанной по мелочам еще до рождения судьбой. Эта полная опасностей и пьянящего риска жизнь казалась ему лучшей альтернативой скучного отвратительно размеренного существования. Куда как предпочтительней мотаться по ужаснейшим местам Предела и… За дверью раздались осторожные шаги, но ведьмак даже и не подумал взяться за оружие или подготовить к бою заклятье. Эти шаги он всегда узнает из миллиона других. Вот только звучат они сегодня несколько странно, словно неуверенно. Но ведь той, что идет сейчас по коридору, свойственны решительные и четкие движения.

Что понадобилось здесь Кристалине в столь поздний час? Ведь ее комнате совершенно в другой стороне! Ответ напрашивался сам собой, но, тем не менее, Коган здорово удивился, когда входная дверь распахнулась, пропуская внутрь гибкую фигурку авалларки. И… закрылась изнутри на засов. Коган едва рот не раскрыл. Сумасшедшая, да что она такое вытворяет?!

— Криста! — ведьмак порывисто встал с места. Разговаривать приходилось свистящим шепотом. — Какого нарлага ты здесь де…

Но в текущие планы девушки, очевидно, не входило ни отвечать на вопросы, ни даже выслушивать их. Стремительно приблизившись к мужчине, она обхватила его за шею тонкими сильными руками, крепко прижимаясь горячим телом. Много лет болезненно тлеющее в груди чувство вспыхнуло и разгорелось степным пожаром, словно угли костра хорошенько поворошили и раздули. Запрокинула голову и зажгла на губах опешившего ведьмака поцелуй, требовательный, сладкий. Во всех смыслах этого слова пьянящий. Ведьмак немного отстранился и полувопросительно-полунасмешливо взглянул на Кристалину. Девушка невинно захлопала ресницами.

— Ну и что с того? Выпила немного… Совсем чуть-чуть. Неужели ты думаешь, что я бы набралась смелости прийти к тебе трезвая?

Коган беспечно ухмыльнулся, словно и не было тех долгих лет разлуки… Ее вишневые, и без того соблазнительные, а теперь еще и чуть припухшие после поцелуев губы так и манили. Девушка вздрогнула в его объятиях, ее руки, лежащие на его плечах, скользнули к груди, нервно и неловко распуская шнуровку рубахи. Горячие сухие ладони вызывали дрожь. Мужчина выдохнул сквозь зубы.

— Криста… Что ты делаешь?

— Целую своего любимого, — просто ответила она.

— Это… неправильно. Так нельзя… — пробормотал он, понимая, что убеждает сейчас больше не ее, а себя. Убеждает и не верит голосу рассудка, становящемуся всё тише и слабее. Потому что всё как раз правильно, так и надо. Разве не этого они с замиранием ждали столько лет? А теперь что — оттолкнуть ее, пойти на попятный?! — Твоя семья…