Мир, где меня ждут. - Марина Дементьева

— Что — семья? Будет против, это ты хочешь сказать? — Кристалина упрямо тряхнула головой, сложная прическа рассыпалась, девушка раздраженно выдернула оставшиеся шпильки. Темные прямые волосы, освобожденные от заколок, плащом укрыли ее спину и плечи, опускаясь ниже бедер. — Могу раскрыть тебе один секрет, почему мой отец так бесится в твоем присутствии. Видишь ли, дорогой мой, у папочки были далеко идущие планы на мой счет. Политика, деньги… Ну да ты и сам прекрасно всё понимаешь. Имя князя Д`анилор тебе ни о чём не говорит? Не стоит отвечать, вижу по твоим глазам, что ты его прекрасно помнишь. Естественно, папуля был, мягко говоря, не в восторге от того, что какой-то ведьмак отметелил его будущего зятя… Согрейн, ну и чему ты так удивляешься? Но когда любимая доча в обществе торжественно заявила о своем категорическом нежелании вступить в славный род Д`анилор…

— Криста… — потрясенно пробормотал маг.

— У меня было время подумать, Коган. Много времени. Подсказать тебе, какая мысль поддерживала меня там, в бесконечном мраке и пустоте, или сам догадаешься?

— Не нужно… — Пульсирующая под тонкой кожей жилка на виске забилась еще быстрее, когда он нежно прикоснулся к ней губами. Криста, любимая… Прости идиота. Теперь-то нас никто не разлучит, ни авалларская знать, ни Магистр, ни дурацкие законы. С глухим стуком упали на ковер отстегнутые ножны. Тонкие сильные пальцы дернули за завязки корсета, Согрейн жестом остановил ее. Улыбнулся, любуясь выражением ее лица — удивленные глаза и чуть нахмурившиеся темные брови. Шепнул: — Предоставь это мне. — Что ж, это предложение Кристалина всецело одобрила…

Первоисточник не совершил ошибки, избрав юную княжну Ланадар на роль повелительницы огня. Она сама была, казалось, воплощенным пламенем, душой первозданной стихии, заключенной в красивое девичье тело. Огнём обжигали ее прикосновения, словно живое пламя — чуткое, страстное, отзывчивое, бесконечно искреннее, не признающее никаких рамок и ограничений, держал Согрейн в своих объятиях. Непокорная, неподвластная, свободолюбивая, эта квинтэссенция стихии всё же подчинялась ему, добровольно сдавалась в немыслимый ранее плен. Словно прекрасная и неукротимая птица феникс сгорала в костре своего желания для того, чтобы вновь возродиться из тлеющего пепла наслаждения. Отблески пожара отражались в полуприкрытых глазах Кристалины, свет, который отбрасывал жарко полыхающий камин, причудливо раскрашивал ее обнаженную кожу. Она грела и обжигала, каждый миг разная — то, как трепетный огонек свечи, то, как разрушительное извержение вулкана, но неизменно естественная, настоящая. Она дарила ему весь свой свет и всё тепло без остатка, и смеялась, не боясь сгореть, не оставить себе ничего, кроме выжженного кострища. Потому что знала — этого не произойдет. Ведь и взамен она получала ничуть не меньше…

Открывать глаза категорически не хотелось. Пока еще можно было хоть слабо надеяться на то, что события последнего вечера и ночи ему только приснились…

Посреди разобранной постели на измятых простынях, раскинувшись, сладко спала ослепительная красавица. Золотая пряжа девичьих волос рассыпалась у него по груди, стройная белая ножка закинута на бедро ведьмаку. Демиан, стараясь не потревожить неосторожным движением ту, с кем провёл ближайшую ночь, поднялся с кровати, быстро оделся, собрав разбросанные по всей комнате вещи. Он хотел уйти до того, как проснется Гастиэла, не имея ни малейшего желания перекинуться с ней хоть парой пустых фраз, находиться рядом лишнюю минуту. Да, она назвала ведьмаку свое имя, несмотря на то, что он и не думал ее об этом спрашивать. Ему было совершенно всё равно, ведь Гастиэла ничего для него не значила. Гастиэла… Беспокойно толкнулось что-то в памяти и мгновенно исчезло, безразличное. Он не испытывал к случайной подружке даже элементарной, поверхностной благодарности за доставленное удовольствие. Само чувство это показалось вдруг настолько низменным и жалким, что невольно стало противно от самого себя. Знойная, умелая, насквозь порочная красотка будила лишь животные желания и инстинкты. Ничего даже отдаленно напоминающего чувство к хранительнице — всепоглощающее, до боли пронзительное. Ничто не могло замарать его, никакой сор не приставал к нему, чистому, самоотверженному.

Марина, ее остановившийся, больной взгляд… Но ведь лучше уж так, чем… Демон! Безнадежно запутался в непролазных дебрях собственных доводов, окончательно перепутал причины и следствия. Одно знал точно, не понимая, впрочем, откуда взялось это знание — для Марины он опасен. А от опасности следует держаться как можно дальше. Редкий случай, когда источник потенциальной опасности сам беспокоится о благополучии жертвы. Другое дело, как неблаговидно этот акт милосердия выглядит со стороны.

Безграничный страх потерять девушку, наяву пережить воплощенный Даволой кошмар, предсказанный старухой из Теллариона, боролся в нём с эгоистичным, присущим каждому человеку желанием счастья, жаждой любви. И страх одерживал победу — то ли оказался настолько сильным, тем более сильным для мага, который привык не бояться никого и ничего, то ли оттого, что Демиану вовсе не свойственен был этот обычный, прирожденный эгоизм, он не привык жить ради себя, не верил в саму возможность личного счастья.

Марина, конечно же, не предполагала, что он ее видел вчера в таверне. Даже не догадывалась о том, что Демиан разыграл весь этот спектакль специально для нее. Жестокий, злой урок он преподал девушке. Но что еще оставалось делать? События в Синарском лесу опасно сблизили их. Пришло время обрывать все связующие нити. С болью, с кровью, закусив губы… Сейчас бить наверняка, чтобы потом не было еще хуже.

Он удивился и встревожился, когда встретил ее там, где ее в принципе не должно быть. Но заметил рядом огненную блузу Кристалины и успокоился. Бойкая авалларка не даст в обиду тихую девушку. Сначала он просто решил не показывать вида, что присутствие Марины не осталось для него секретом. А потом появилась обольстительная красотка Гастиэла, и решение как-то пришло само собой, показавшись в тот момент единственно правильным и оправданным. А теперь вот чувствовал себя настолько погано, будто выкупался в грязи и чём еще того похуже и даже немного удивился, когда в стареньком мутном зеркале над умывальником отобразилось его лицо, а не какая-нибудь жуткая морда. Демиан уже не помнил, когда в последний раз видел свое отражение. Тяжело оперся о небольшую тумбу и пристально вгляделся в тусклую запыленную поверхность, из которой на него в упор смотрел молодой мужчина. Всё те же безупречно правильные, словно тщательно прорисованные или с любовью высеченные неизвестным творцом черты: твердая линия подбородка, прямой тонкий нос, высокие скулы, четкие росчерки бровей, стрелы длинных ресниц. Впрочем, собственная привлекательность всегда была для него абсолютно безразличным, а порой даже раздражающим фактом. Ведьмак полагал, что добиваться всего в жизни можно и нужно не смазливой мордашкой, а совершенно другими вещами: умом, настойчивостью, смелостью. Но всё же некоторые изменения были заметны даже ему. Упрямо и горько сжаты губы, залегла уже привычная складка между бровей. В глубине привыкших заглядывать за Грань глаз притаилась огненная Бездна и отчаянная, дерзкая обреченность. По стеклянной глади стремительно поползли мелкие трещины. Демиан медленно втянул в легкие воздух. Плеснул воды в лицо, пытаясь успокоиться. Контролировать свои поступки и эмоции с каждым днем становилось всё трудней. Словно поселилось внутри… нечто. Какая-то непонятная, неизвестно откуда взявшаяся тьма, коварное, прокравшееся в душу зло. И точит, точит… Жутко узнать врага в самом себе, ведь опаснее противника в целом мире не сыщешь. Ведьмак только усмехнулся. Зачем нужен этот самообман? Не поселилось, не прокралось, нет. Жило в нём всегда, быть может, с момента рождения, вот только дремало до поры до времени, а теперь проснулось, осмелело, силится захватить власть над сознанием. Пока безуспешно, впустую предпринимаемые попытки, но это только пока. И холодная вода — ненадежное лекарство против коварной заразы. Поможет, но лишь на время. А что потом? Лучше об этом не думать.