Земля русская - Иван Афанасьевич Васильев

Иван Васильев восторженно пишет о народных критериях разумного потребления, которые основываются на высоконравственном принципе — «для себя не в ущерб другим». Крестьянские матери из поколения в поколение учили не ломать, не топтать, не портить природу и все сделанное человеком, настойчиво наставляли: не жадничай, бери сколько съешь, другие после тебя придут, оставь им. Всегда в деревне считалось, напоминает писатель, непорядочным обобрать лес, вычерпать рыбу, съесть, захватить, скупить так, чтобы не досталось другим, всякая непомерность осуждалась. Народный принцип разумного потребления никак не вяжется с «культом вещи», с жадным, уродливым стремлением иметь непременно больше других.

Недавно газетный корреспондент спросил Ивана Васильева, какая из проблем Нечерноземья кажется автору самой сложной и большой. Писатель ответил резко, с некоторой даже запальчивостью:

«Равнодушие! Безразличие многих земледельцев к земле, к урожаю, к конечному результату труда. Скажу прямо: мы, публицисты-нечерноземники, недовольны работой ведомств, формирующих материальные интересы сельских тружеников. Плохо и медленно они решают эту проблему. Вместо того чтобы карман всех причастных к сельскому хозяйству напрямую связать с урожаем, колхозника от урожая отвязали. Платят ему за операцию».

Этот просчет осужден партией, подвергнут критике. Один из публицистов остроумно заметил, что никому же не приходит в голову оплачивать труд охотника по количеству истраченных патронов и произведенных выстрелов, его доходы принято считать по добытой дичи. Так зачем же платить трактористу не за центнеры полученного зерна, а за распаханные гектары и количество выхлопов машины?!

Иван Васильев не устает в разных своих очерках настаивать, что земледельцу, как, впрочем, и всякому работнику, нужны максимальное уважение и максимальная требовательность, полная свобода действий и жесткая ответственность за их конечный результат. Только это, полагает писатель, даст стране максимум продовольствия, а человеку — ощущение полнокровной жизни, подлинного хозяина на земле.

* * *

Есть у истинной художественной публицистики одно редкостное, самоцветное, поистине пленительное свойство — острое ощущение современной жизни. Александр Твардовский назвал это свойство  п о т р я с е н и е м  п р а в д о й.

На память приходит, в частности, взволнованный рассказ Твардовского о том, какое впечатление произвела на него рукопись «Районных будней» Валентина Овечкина:

«…Я был так  п о т р я с е н (разрядка моя, — А. К.), ведь он говорит то, что все думают и я думаю, а он все так точно формулирует… То, о чем говорит Овечкин, чистая правда… только до него ее никто не осмеливался сказать».

И, обращаясь к одному из коллег по журналу, Александр Трифонович в сердцах добавил:

«Как же можно это не печатать! Овечкин открыл глаза на такие наши болячки, с которыми мы еще не скоро справимся! Да ему в ножки надо поклониться за это, а не отпихивать его очерк!»

Потрясение правдой, «правдой сущей, правдой, прямо в душу бьющей», — да, такое не часто приходится испытывать при чтении лапидарной, строгой публицистики. Это, однако, вовсе не значит, что творческие вершины Овечкина остались непревзойденными, а современной публицистике далеко до их уровня. Иные критики тщетно ищут в наши дни прямых аналогов Овечкину, словно забывая, что каждый истинный художник всегда непременно оригинален, а любой аналог — уже, в сущности, эпигонство.

Действительно, прямых аналогов нет, но есть дальнейшее поступательное развитие художественной публицистики с ее прежними и новыми вершинами. В наше время деятельно работает плеяда видных публицистов, пишущих на деревенские темы; у всех на памяти работы Михаила Алексеева, Сергея Залыгина, Федора Абрамова, Анатолия Калинина, Виталия Закруткина, Гавриила Троепольского, Владимира Солоухина, Юрия Черниченко, Леонида Иванова, Юрия Грибова, Бориса Можаева…

И вот набирает творческую силу новая смена. Сильнее или слабее они своих предшественников? «Пустое это дело — устанавливать, лучше или хуже «нынешние», — верно заметил один из писателей. — Они не хуже и не лучше, они просто  о т л и ч а ю т с я  от предшественников, как отличается время нынешнее от прошедшего».

Действительно, «нынешние» разрабатывают проблемы и конфликты, во многом не похожие на проблемы и конфликты прошлых десятилетий. Иной стала теперь вся атмосфера общественной жизни, в ней господствует дух творческих исканий, открытого обсуждения актуальных проблем экономики, культуры, нравственности и морали, созидательной, конструктивной критики. Это — реальные черты развитых социалистических отношений, приметы высокой социальной и духовной зрелости общества.

Но, конечно же, п о т р я с е н и е  п р а в д о й  неизменно остается коренным свойством подлинно народной литературы. В журналистской среде бытует афоризм: хорошо пишет тот, кто хорошо мыслит. Это с полным основанием можно отнести к творчеству Ивана Васильева, главные творческие устремления которого обращены к художественной публицистике. Писатель мыслит широко, оригинально, читать его интересно. Он увлекает силой правды, обнажая ее в наших сегодняшних стремительных днях, в глубинах жизни.

Манера письма Ивана Васильева неброская, небогатая красками, порой несколько тяжеловатая, но весьма обстоятельная. Иногда его очерк кажется обычной статьей, словно ему начисто противопоказана беллетристика, но это впечатление обманчиво. Глубокая аналитичность в сочетании с выразительностью скупых, но очень метких подробностей сообщает его произведениям литературную основательность и привлекательность. Замечено: каждый талантливый литератор всегда оригинален, а все ремесленники, в каких бы жанрах они ни выступали, похожи друг на друга, как близнецы.

Иван Васильев — мастер  п р о б л е м н о г о  очерка. Читателям, вероятно, памятна его работа «Четвертая ступень», вошедшая в его книгу «В краю истоков», в которой ярко проявились оригинальные черты творчества писателя. Это глубокое публицистическое обозрение, соединяющее в себе анализ новых явлений в сферах экономики, социальных и нравственных отношений.

Интересно проследить за движением аналитической мысли автора. Новая ступень развития Нечерноземья, считает он, отличается тем, что теперь успех дела зависит от целенаправленного сложения всех звеньев сельскохозяйственного производства и обслуживания. В полную силу вступает принцип комплексности и специализации.

В самом деле, сельская индустрия значительно окрепла. Техническая вооруженность в селах Калининской области, например, уже достигла двадцати лошадиных сил на каждого работника. В деревне возникла разветвленная система технического обслуживания сельскохозяйственного производства, появились всякого рода службы обеспечения — мелиоративные отряды, автомобильные колонны, подразделения ремонтников, строителей, дорожников, агрохимиков… Они берут на себя множество производственных функций, от которых теперь освобождается коренной земледелец.

Необыкновенно яркой приметой современной нечерноземной деревни писатель считает также появление нового, ранее деревней не знаемого многочисленного отряда технической интеллигенции. В обычном сельском районе, сообщает Иван Васильев, насчитывается теперь до шестисот технологов, а во всей Калининской области — девять тысяч специалистов, из которых две трети работают непосредственно в колхозах и совхозах. Выходит, на семь-восемь работников полей и ферм приходится один технолог, — да ведь столько специалистов встречается не на каждом заводе!

Техническая молодежь — из своих же, деревенских, окончившая вузы и техникумы, — занимает нынче командные посты. Посты эти высокие: главный инженер, главный агроном, главный зоотехник, главный экономист, агрохимик. А практического