Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл

Мать пригласила Маркса в Трир, и 12 апреля он посетил тех, кто остался из его семьи в Рейнланде. Свою мать он не видел 13 лет. Сейчас ей было 74, и она была больна. Маловероятно, чтобы в их отношениях появилась заметная оттепель, но она все же довольно тепло встретила блудного сына и даже разорвала долговые расписки за прошлые годы, тем самым освободив его от всех долгов в счет наследства {46}. Следующим важным пунктом назначения опять была Голландия, где Марксу надо было завершить дела с дядей, а также, как он сказал Лассалю, поухаживать за Нанетт {47}.

Он преуспел на всех фронтах. От Лиона Филипса он получил 160 фунтов {48}, убедив его в своей предприимчивости и в том, что он писатель с большими перспективами в Берлине, Вене и Нью-Йорке; что касается Нанетт, то этот огонь не угас даже после того, как Маркс выехал из Голландии домой. Маркс сел на пароход в Роттердаме 28 апреля и прибыл в Лондон 29 апреля {49}. Дома он отсутствовал с 28 февраля. Очевидно, семье он о своем возвращении заранее не сообщил, потому что Женни пишет о бурной радости, поцелуях и объятиях, обрушившихся на Маркса, когда он неожиданно возник на пороге дома на Графтон-Террас. Не ложились спать до глубокой ночи, слушая рассказы о поездке и рассматривая подарки от Лассаля. Все дамы получил элегантные плащи, которые и примеряли в гостиной, — девочки со смехом выглядывали из высоких воротников — а Женни щеголяла при полном параде, так что Тусси в восторге завопила: «Мамочка, ты как павлин!» Горячо благодаря Лассаля, Женни сказала, что ей не терпится выйти на прогулку, чтобы поразить местных обывателей {50}.

Через день после возвращения Маркса в Лондон приехал сын Лиона Филипса, Жак, — чтобы остановиться в семье {51}. Молодой Жак был адвокатом в Роттердаме и приехал якобы для того, чтобы побеседовать с Марксом о политике, но Маркс подозревал, что его визит больше связан с желанием увидеть дочерей Маркса {52}. Время было выбрано удачно — в среду, 1 мая, Женнихен исполнялось 17 лет. Праздновали бурно. Отец вернулся домой, у них были деньги, и с ними танцевал, пел и веселился симпатичный молодой человек {53}. В кои веки над семейством Маркс не сгущались тучи, и казалось, что невзгоды отступили.

Эта передышка не продлилась долго. К июню молодой человек уехал, а деньги, полученные от дяди, испарились. Знакомый стук кредиторов в дверь возобновился. К осени Маркс снова ходил по друзьям и знакомым, занимая деньги у одних и клятвенно обещая заплатить другим; однако все его махинации были проведены так поспешно и без чьих-либо консультаций, что в результате оказалось — Маркс снова обещал то, чего не мог дать.

Прося прощения у Энгельса за неудачные проекты, затеянные от его имени, Маркс закончил письмо словами: «Я хочу пожелать тебе в новом году счастья. Если этот год будет таким же, как прошедший, то я, со своей стороны, лучше пошлю его к дьяволу!» {54}

29. Лондон, 1862

Если бы я знал, как начать хоть какой-нибудь бизнес! Вся теория суха, мой друг, а бизнес пышно расцветает. К сожалению, я слишком поздно это понял.

Траурные настроения в конце 1861 года царили не только в доме Маркса. Черным крепом были затянуты витрины всех магазинов, траурные банты украшали латунные ручки дверей на Риджент-стрит, Оксфорд-стрит, в каждом торговом центре Лондона и в каждой деревне. В декабре умер принц Альберт, и Англия погрузилась в траур {2}. В Лондоне Рождество прошло без всяких увеселений, и один викторианский писатель говорил, что праздник был похож на тризну {3}. Англичане не только скорбели по Альберту — но и тревожились за Викторию: королева совсем отошла от общественной жизни. После яркого, просвещенного и блистательного периода английский трон казался опустевшим {4}.

В то же время распространяются новые опасения — что страна может вступить в войну с Америкой. Два представителя Конфедерации, направлявшихся в Европу, чтобы добиться признания Юга, были захвачены войсками Союза на борту британского почтового судна «Трент», поскольку английские морские законы запрещали перевозить во время войны представителей воюющих сторон {5}.

Лондонские мальчишки-газетчики выкрикивали заголовки газет: «Мы должны бомбардировать Нью-Йорк!» {6} — а члены правительства спорили, чем считать происшествие, которое многие уже обозвали «актом насилия против суверенного английского судна со стороны США».

Несмотря на то, что Англия осуждала рабство, влиятельные коммерсанты опасались, что из-за отмены рабства прекратятся поставки дешевого хлопка {7}. Критики обвиняли правительство в использовании эпизода с «Трентом» в качестве повода ввязаться в военный конфликт против Севера и тем самым спасти хлопковую олигархию на Юге {8}. Английские рабочие поддерживали Север (считая, что Союз символизирует победу демократии и таких же трудящихся, как они сами). Появились опасения, что вступление Британии в войну разорвет саму ткань английского общества, поскольку те, кого призовут на военную службу, как раз активнее всего выступают против войны {9}.

На следующий день после Рождества дело «Трента» закончилось. Соединенные Штаты пошли на попятный и согласились на освобождение южан, но не потому, что их содержание под стражей было незаконно, а потому, что капитан, производивший арест, нарушил надлежащие процедуры {10}. Новость об этом достигла Лондона только 8 января, но, достигнув, быстро распространилась. Газеты работали сверхурочно, выдавая по три вечерних выпуска. В сильный мороз люди толпились возле газетных ларьков и редакций газет, чтобы прочитать новости, как только они появлялись, — иногда на вывешенном листке еще не успевала просохнуть типографская краска {11}.

Маркс и Энгельс следили за событиями на полях сражений и обсуждали их так, словно сидели в Вашингтоне, прислушиваясь к артиллерийским залпам на Потомаке. Многие из немецких иммигрантов, переехавших в Америку присоединялись к воюющим сторонам. Вейдемейер был в армии Союза, их давний враг Виллих — тоже, а вот младший брат Женни Эдгар присоединился к конфедератам {12}.

Маркс считал рабство самой низменной формой капиталистической эксплуатации, и они с Энгельсом видели в его отмене важный шаг на пути к мировой революции {13}. Но в то же время эта война непосредственно влияла на их жизнь. Цены на хлопок выросли, в результате чего прибыль фирмы Энгельса неуклонно снижалась. Гонорары Маркса в «Трибьюн» сократились сначала вдвое, потом на две трети, все из-за войны {14}. Наконец, в марте «Трибьюн» присылает Марксу уведомление, что услуги лондонского корреспондента газете больше не нужны {15}.