Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

– Тюри родила мне сына. Сейчас она – моя женщина. Приданое тоже теперь принадлежит мне.

Толмач перевел слова норвежскго конунга. Бурицлаву они совсем не понравились, на его лбу залегла глубокая морщина, а правая рука задрожала. Он пролаял приказ, и тут же дружинники достали оружие, то же сделали и йомсвикинги, но тут уже рыкнул Олав:

– Подождите! Послушай меня, вендский конунг!

Бурицлав поднял руку. Дружинники опустили оружие. Он сказал пару слов толмачу, и тот снова откашлялся:

– Говори, норвежский конунг. Но я советую тебе следить за своими словами.

Олав опустил кочергу в угли и пошевелил их, вспыхнули язычки пламени.

– Я собрал норвежские племена, Бурицлав. Я могущественный человек. И Этельред, конунг Мерсии, на моей стороне. Я…

Его прервал Вагн.

– Бурицлав знает об этом! У него нет настроения выслушивать твою похвальбу!

Олав обернулся и показал на него:

– Кто этот человек? Надо иметь большое мужество, чтобы прерывать норвежского конунга!

– Это Вагн, сын Аки, хёвдинг йомсвикингов, – сообщил толмач.

Олав положил руку на грудь:

– Тогда я понимаю, почему ему достало храбрости. Все знают, что йомсвикинги бесстрашны. Все слышали, как Вагн, сын Аки, бился в Хьёрунгаваг как могучий медведь! – Казалось, Олав позабыл о вендском конунге и сделал шаг в сторону йомсвикингов. – Вы бьетесь против трёнделагского ярла и его сыновей. Сейчас с ними сражаюсь и я!

– Он больше не бьется против ярла, – раздался тихий голос Эйстейна, стоявшего рядом со мной. – Его уже лишили головы.

Олав услышал это.

– Кто сказал это?

Эйстейн хранил молчание, но Олав слышал, откуда раздался голос. Он резко развернулся, но смотрел он не на Эйстейна, а на меня. Олав прищурил глаза. Он узнал меня.

Раздался голос толмача:

– Бурицлаву не нравится, что ты поворачиваешься к нему спиной!

Олав развернулся, вернулся к очагу и снова поворошил угли. Я отодвинулся к стене и рад был бы исчезнуть, но что-то во мне воспротивилось. Теперь я был йомсвикингом, а йомсвикинги не убегают. У Олава не было здесь никакой власти. Бурицлаву было достаточно показать на него пальцем, и Олава с его людьми убили бы.

– Не знал, что йомсвикинги сейчас на службе у тебя, могущественный Бурицлав. – Олав остановил свой взгляд на огне и кивнул сам себе. – Но это лишь утверждает меня в правоте моего дела. Я правильно сделал, что приехал сюда.

Бурицлав сел обратно на трон и что-то сказал толмачу. Тот перевел Олаву, что Бурицлав знает, что не только из-за приданого прибыл он сюда.

– Это правда, – согласился Олав. – Я здесь не только из-за приданого. Я не хотел приезжать сюда, минуя корабли Свейна и Олофа, если бы не знал, что вендский конунг – человек большого мужества.

– Так поведай нам, зачем ты пожаловал сюда. – Толмач положил руку на спинку трона. – И поторопись, потому что Бурицлав уже теряет терпение.

Олав снова поворошил угли кочергой, но на этот раз оставив ее лежать там. Он взял кружку, сделал глоток, выглядел он очень задумчивым. Начав говорить, он смотрел на пламя, а не на Бурицлава.

– Я правлю по всему норвежскому побережью, – произнес он. – От Вика до Финнмарка. Но не по воле меча я стал конунгом. Серебром. Четыре года я прикармливал херсиров, хёвдингов и дружинников. – Олав положил руку на затылок и тяжело вздохнул. – За те же четыре года Свейн Вилобородый стал могущественнее кого бы то ни было. И сейчас, когда он заключил союз с Олофом Шетконунгом… Свейн – алчный человек. Ютландии и Зеландии ему будет недостаточно. Скоро он отправится на север, чтобы присвоить себе Вик. Так же обстоят дела и с Олофом. Он пойдет вниз по Одеру и будет грабить. Тысячи датчан заполонят нашу землю, Бурицлав. Они разорят наши запасы зерна и сожгут деревни. – Олав поднял глаза и посмотрел вокруг, пока толмач переводил сказанное им, потом он продолжил: – Они будут насиловать наших женщин. Они заберут все, что у нас есть.

Олав отодвинул от себя кружку и снова повернулся к Бурицлаву.

– Могущественный Бурицлав, конунг земли вендской. Мы оба христиане. Огонь между нами в твоем зале, как союз Свейна с Олофом. Он разделяет наши две великие державы! – Олав обошел очаг. – Я послал гонцов к Этельреду в Англию с просьбой дать мне корабли и воинов, но он отправил лишь монахов и книжников. Поэтому мне нужен твой меч и твои люди. Вместе, как братья, мы сможем разорвать те сети, которые Свейн и Олоф накинули на Каттегат. Мы покажем им, что ни один датчанин, ни один швед не смеет накладывать свои руки на то, что принадлежит нам!

Бурицлав дотронулся до бороды, внимательно слушая толмача.

– Во времена твоего отца вы правили на Балтийском море, – продолжил Олав. – Вы пересекли Каттегат как свободные люди, и ни один датчанин не осмелился остановить вас! Я прошу твоей дружбы, отважный Бурицлав! Я прошу, чтобы ты расценивал приданое Тюри как знак твоего величия! Взамен я готов стать твоим братом, а мои люди плечом к плечу будут сражаться с твоими дружинниками!

Бурицлав подозвал толмача поближе к себе и что-то тихо сказал ему на ухо.

– Конунг Бурицлав желает знать, где остальные твои люди, – сказал толмач.

– На кораблях, – ответил Олав. – Мы стоим на якорях выше по реке.

Снова заговорил Бурицлав.

– Бурицлав слышал, что зимы в Норвегии суровые. Это правда? – перевел толмач.

– Да, это так, – ответил Олав.

Бурицлав сказал еще что-то толмачу и смотрел не отрываясь на Олава, пока переводили его слова:

– Бурицлав считает, что за тобой охотится сын ярла Эйрик и ты решил провести эту зиму здесь.

Олав в задумчивости стоял и смотрел на огонь.

– В Норвегии неурожайный год. Лето было холодным, и зерно не уродилось. Люди начали обращаться к старым богам, принося им жертвы. Многие настроены против меня.

Бурицлаву перевели слова Олава, и он кивнул. Он понимал, в чем дело, как и все мы. Мне это все не понравилось. Я отошел к двери и выскользнул в нее, помчавшись на конюшню. Там я быстро оседлал Вингура. Фенрира я нашел возле дома для рабов, сунул его под мышку, вскочил на седло и поскакал прочь из деревни.

Весь тот день я провел в лесу. Сначала поскакал на север, потому что был очень напуган и хотел побыстрее скрыться, мне хотелось проскакать до ночи и исчезнуть. Но ко мне начал подступать страх, я остановился и долго просидел в седле. Я прекрасно помню то место, где остановился, у могучего дуба. Было безветренно, на землю медленно