Битва королей. Огонь эльфов - Бернхард Хеннен

Князь замолчал, и на удар сердца над лугом воцарилась тишина. Мелвин вспомнил, как мастер меча сражался в переулке с кобольдами. Как тяжеловесные тролли могли убить того, кто способен уклониться от арбалетных болтов? Наверное, никогда не разгадать этой тайны.

— Пусть его имя словно ураган поднимется к небу! — вдруг воскликнул Оримедес. — Олловейн!

Мелвин присоединился к кричащим.

— Олловейн! Олловейн! — кричал он снова и снова, пока не запершило в горле, и действительно, после этого почувствовал себя лучше. Слышать, как тысячи глоток выкрикивают имя героя… В этом было что-то освобождающее. И печаль его вместе с криком поднялась к небу.

Через некоторое время Оримедес раскинул руки, и голоса воинов постепенно утихли.

— Мы всегда чтили своих умерших, поднимая за них бокалы. Они никогда не могут быть ближе к нам, чем в опьянении. Олловейн, я буду пить за тебя, как не пил никогда в жизни! Наше опьянение будет длиться не один день. Клянусь, оно закончится, только когда я выпью вина столько, сколько вешу сам. И в твою честь это будет только самое лучшее вино. Красное из Альвемера, выдавленное в тот год, когда мы проливали кровь в Филангане. Король вин за короля воинов!

Оримедес подошел к одной из чаш весов, размером с амбарные ворота. Два молодых кентавра поспешили к нему и стали складывать на вторую чашу весов амфоры.

— Должно быть, он продал целое стадо, чтобы заплатить за вино. — В голосе Нестеуса слышались нотки восхищения и ужаса. — Это безумие. За этим стоит что-то большее. Никогда не слышал, чтобы князь платил такие деньги за поминки.

— Значит, никогда прежде друг не был так дорог князю Земель Ветров, — заметил Артаксас.

Мелвин удивленно поглядел на товарища. Своей ироничностью он скоро наживет себе врагов среди кентавров.

А Нестеус, похоже, совершенно не обращал внимания на слова ламассу. Он смотрел на холм, наблюдая за тем, как чаша весов, на которой стоял его отец, медленно поднимается.

— Он жульничает, — заявил Артаксас. — Амфоры составляют значительную долю веса.

— Там уже начали разливать волчье молоко. — Мелвин указал на повозку с кожаными бурдюками, которую как раз вывезли на лужайку. Каждому махавшему рукой кентавру два кобольда бросали бурдюк с самогоном.

— Что касается меня, то я предпочитаю волчье молоко вину или пиву. Зачем тратить время, если хочешь напиться? — Мелвин надеялся развеять этими словами странное настроение обоих спутников.

Он сознавал, что алкоголь либо поможет, либо усугубит ситуацию. Но полуэльф не хотел просто смотреть и ничего не предпринимать. Ему еще не доводилось присутствовать на поминках, которые устраивают кентавры, и он не знал, как нужно себя вести. В воздухе что-то витало. Будет ссора.

Друзья протолкались сквозь толпу, собравшуюся у повозки. Артаксас был подобен мощной галере, рассекавшей воды. Он был выше любого кентавра больше чем на голову. Никто не хотел с ним ссориться. Пока что.

Мелвин следовал за ламассу. Он догадывался, что сейчас произойдет. Полуэльф приготовился наслаждаться зрелищем, которое представляет собой мужчина без рук, когда пьет. Мужчина, который, как и все ламассу, пропитан магией, как ни одно другое существо Альвенмарка.

— Эй ты, мерзкая рожа! — крикнул Артаксас одному из кобольдов. — Самый большой бурдюк самому страждущему на этой поляне!

Кобольд хотел было ответить, но при взгляде на ламассу умолк. Он прошептал что-то своему товарищу, затем отыскал бурдюк, который пришлось поднимать вдвоем. Они схватили сосуд обеими руками, дважды качнули из стороны в сторону, а потом отправили в полет по высокой дуге. Бурдюк должен был приземлиться ламассу прямо в лицо. Стоявшие вокруг невольно отпрянули. Некоторые человеко-кони с неприязнью усмехнулись. Мелвин всегда поражался, как этому ламассу одной-единственной фразой удавалось снискать себе приключения.

Кожаный бурдюк застыл в воздухе, будто подхваченный невидимой рукой. Артаксас широко улыбнулся. Словно два серпа, сверкнули в черной бороде его белоснежные зубы.

Пробка кожаного бурдюка отпала. Ламассу запрокинул голову, тонкая струя волчьего молока полилась в широко открытый рот.

Суеверные кентавры отошли еще дальше. Даже Нестеус забыл о своей задумчивости.

— Твой друг призывает духов ветра и превращает их в своих слуг, — недоверчиво произнес он. — Он могущественный колдун!

Мелвин рассмеялся.

— В первую очередь я назвал бы его князем хвастунов. И да, конечно же, он волшебник. Все ламассу — волшебники. К тому же он выдающийся учитель фехтования.

Нестеус нахмурился.

— Существо без рук — учитель фехтования?

— Он может держать в воздухе шпагу, так же как поднял бурдюк с алкоголем. Ты когда-нибудь сражался с клинком, за которым нет воина, которого ты можешь ранить? После этого любой реальный бой кажется тебе детской шалостью. Если он захочет, то может заставить сражаться одновременно пять сабель. С помощью одной только силы воли он метает кинжалы, как другие выпускают в полет арбалетные болты. Кроме того, он считает себя гениальным архитектором, одним из величайших поэтов из ныне живущих, непобедимым игроком в фальрах и владельцем самой красивой бороды, которую когда-либо видел мир. Можно сказать, что он не знает меры во всем, что делает. Но в большинстве вышеперечисленных занятий он действительно хорош.

— Я все слышу, волчонок! — крикнул ламассу. Он заставил кожаный бурдюк поплыть по направлению к Мелвину. — Ну же, выпей, и тогда будешь рассказывать обо мне еще больше глупостей.

— Должно быть, у себя на родине ты князь, — почтительно произнес Нестеус.

Артаксас закатил глаза.

— Все ламассу считают себя князьями. К счастью, нас немного. Я предпочитаю быть учителем эльфа, которого еще ребенком из-за дурных манер сослали в глушь. — Последовала отрыжка. — Впрочем, иногда я опасаюсь, что его влияние сказывается на мне. Однако довольно об этом… Ну же, выпей и ты немного. Для того, кто трезв, на этой лужайке скоро станет довольно неуютно.

Кожаный бурдюк выскользнул из рук Мелвина и поплыл к кентавру.

Нестеус поднял руки, защищаясь.

— Я много не могу.

— Значит, можно не опасаться, что нам не останется.

— Выпив, я иногда совершаю необдуманные поступки…

Бычьеголовый звонко расхохотался.

— Тогда ты в подходящей компании. Ну же, не жеманься, как старая дева. Пей, мальчик!

Кентавр поднес мундштук к губам и сделал долгий глоток. А потом протянул бурдюк Мелвину. Парень казался смущенным.

— За Олловейна! — воскликнул эльф, и кентавры присоединились к его тосту.

Мелвин сжал бурдюк, и струя волчьего молока брызнула ему в рот. Напиток обжигал язык и горло, но, достигнув наконец желудка, распространял по телу живительное тепло и разбивал оковы рассудка. Если выпить достаточное количество волчьего молока, мир начинал изменяться — становился приветливее, походил на тот, каким его хотелось видеть. Этот волшебный напиток из перебродившего молока кобылиц, не считая других ингредиентов, о которых Мелвин никогда не осмеливался спросить, был подарком всем, кто хотел забыться на вечер. И в отличие от вина или пива он действовал очень быстро.