Наследники Великой Королевы - Томас Костейн

— Я не вижу его больше! — вскричала она. — Пыталась, но не могу! Я знаю, что у него длинные золотистые волосы, большой нос и голубые глаза. Я помню все его черты в отдельности, но когда пытаюсь представить себе его лицо, это мне не удается. Я не вижу его больше, Роджер! — она радостно рассмеялась. — Это тебя убеждает? Веришь ты мне или станешь когда-нибудь снова сомневаться во мне?

Я ответил ей не словами, но думаю, мой ответ полностью удовлетворил ее. Потом я спросил ее, когда она поняла, что любит меня.

— А зачем тебе это знать? — спросила она, — думаю, пока мне не следует тебе это говорить. Мы ведь будем с тобой вместе долго-долго, целую вечность. Если я теперь не все расскажу тебе, быть может я надолго сумею сохранить твой интерес к своей особе. Ты постоянно сможешь узнавать обо мне что-то новое. Таким образом я тебе не надоем. Ведь каждая жена должна позаботиться об этом. Я жила при дворе и неплохо изучила повадки мужчин. Нет, милорд, вам придется удовольствоваться тем, что вы уже знаете.

Однако через несколько мгновений она передумала.

— Пожалуй, я все-таки скажу тебе… Мне хочется это сделать. Это случилось, когда ты явился к королеве. Я поняла это, как только ты вошел в зал. Это случилось так внезапно, что я почти испугалась! Это было так непохоже на то, что я испытывала к Джону Уорду. Ты был так красив, вел себя так смело, так уверенно говорил с королевой. Я так гордилась тобой, что едва не расплакалась.

— Это правда?

— Наверное, с моей стороны глупо это рассказывать. Я все время что-то говорю, в чем-то признаюсь. И все это время я вела себя глупо: писала тебе записки, бегала к тебе под любым предлогом. Разве ты не видел, что я буквально навязывалась тебе?

— Неужели ты думаешь, что я тебе поверю?

— Слишком уж ты скромен. Разумеется, для мужа это не так уж плохо, но ты чрезмерно скромен и в других делах, и с этим нужно кончать. Ты меня понял?

— Думаю, я уже никогда не буду скромным после того, что случилось сегодня. Меня буквально распирает от гордости. Мне кажется, я могу покорить весь мир.

— Именно этого я и хочу. Завоюй для меня весь мир, милый. Откровенно говоря, он мне вовсе не нужен, но это будет доказательством твоей любви.

— Тебе не нужны доказательства, родная. Я полюбил тебя с нашей первой встречи. Нет, со второй.

— А почему не с первой?

Я обнял ее и прижал к себе. Меня переполняло чувство счастья. Я не мог сдержать его и негромко рассмеялся.

— Потому моя любимая, обожаемая и ненаглядная, что в первую нашу встречу, ты жадная ненасытная крошка, завладела всеми марципановыми пирожными, которые я облюбовал для себя.

— В самом деле? — она тоже рассмеялась. — Я всегда обожала марципан. И до сих пор его люблю. Ты позаботишься, чтобы у меня всегда было его вдоволь? И надеюсь, ты будешь теперь достаточно разумен и всегда будешь требовать свою долю?

— Ты для меня самый лучший, самый сладкий, самый соблазнительный марципан. Так и съел бы тебя!

— Ну вот, это уже гораздо лучше. Теперь я начинаю думать, что ты действительно рад меня видеть. Когда ты вошел в каюту, я так испугалась. Ты выглядел таким холодным и далеким. Я не знала, что и думать.

— Мне хотелось бы узнать еще только одну вещь. Кем было организовано это чудо, кому я обязан своим счастьем?

— Должна я продолжить свои признания? Я сама все это устроила. Я заболела после твоей дуэли — разве это удивительно? И было решено отправить меня в Лондон для консультации с врачом. Но как только я оказалась там, то немедленно пошла к этому милому старику, дом которого расположен недалеко от порта. Я сказала ему, что решила ехать с тобой и попросила помочь мне. На вопрос почему я обратилась именно к нему, я ответила, что мне известно о его покровительстве тебе. Он ответил мне, что это можно устроить, и он полностью одобряет мое решение, однако я должна точно следовать его инструкциям. Он отправил меня в Дувр в карете и там я поднялась на борт судна. Я путешествую под именем миссис Деборы Уиллис (он выбрал это имя, а не я). Приехала я якобы из Ньюкасла. На мне была широкополая шляпа и я ехала во Францию к родственникам. Разве у англичан бывают родственники во Франции? Это была довольно неправдоподобная история, но ничего лучше мы придумать не смогли.

— Известие о дуэли дошло до Лондона? — спросил я.

Глаза Кэти радостно заискрились.

— Еще бы! Только об этом и говорят. Ты стал героем Лондона. На улицах даже продают балладу, сочиненную по этому случаю. Называется она «Английский Давид и сэр Голиаф». Если бы я не полюбила тебя раньше, то обязательно увлеклась бы после всех этих событий. Ты теперь не меньше знаменит, чем Джон Уорд.

— Что об этом думает король?

— Сама я не слышала, так как уже не осмеливалась бывать при дворе, но думаю, что он взбешен. Сэр Сигизмунд Хилл рассказал мне о разговоре Арчи Армстронга с королем по этому поводу. По словам Арчи, Его Величеству повезло, что его имя не Король Саул, ибо в противном случае новый Давид непременно захватил бы его трон. Королю это не очень понравилось. — Неожиданно на лице Кэти появилось виноватое выражение.

— Я веду себя очень эгоистично, Роджер. Тебе ведь надо навестить тетю.

— В последней каюте. Боюсь, мне придется сделать еще одно признание. Не могу сказать, что я очень обрадовалась, когда узнала, что она едет вместе с нами. Она всегда казалась мне такой строгой и сердитой. Тем не менее я не изменила своего решения. Из этого ты можешь сделать вывод о том, что я не собираюсь отказываться от тебя. Я поехала и теперь уверена, что сумею полюбить ее. Думаю и я в конце концов придусь ей по нраву. Ведь теперь у нас общая цель, а это очень сближает.

В соседней каюте меня ожидали еще два сюрприза. Во-первых, сама тетя Гадилда. Выглядела она хорошо, просто на удивление хорошо. Морское путешествие явно пошло ей на пользу. Она посвежела, даже немного пополнела и выглядела почти счастливой. Впоследствии я много размышлял о том, какие шутки любит порой играть с нами насмешница-судьба. Тетя Гадилда, которая так неодобрительно относилась к выбору матери, ставшей женой моряка и которая ненавидела море, потому что знала о моем желании связать с ним свою жизнь, казалось самой природой была создана для морских путешествий. Она ни разу не страдала от морской болезни и обожала, сидя на палубе, глядеть на огромные волны, вздымавшиеся за кормой судна. Тогда как я, страстно желавший продолжить традиции отцовской семьи, был приспособлен к морской жизни не больше какого-нибудь учителя танцев.

Не меньше поразил меня и вид каюты. Она была очень невелика, но буквально заставлена и забита самыми различными вещами. Тетя взяла с собой далее мое письменное бюро и старый угловой буфет. Позднее я узнал, что все эти вещи она ухитрилась погрузить на судно, несмотря на противодействие старшего помощника, который вообще терпеть не мог пассажиров женского пола. Я увидел портрет дедушки Пири и миниатюры, сделанные с матери и самой тети Гадилды еще в девичестве. Здесь же стоял золотой кубок из Грейт Ланнингтона и дюжина оловянных кружек с гербом Йорков (мы не знали как они попали в нашу семью, но я подозревал, что их захватил в качестве добычи какой-то наш предок во время Войны Роз). В углу были сложены все мои книги и старая одежда, из которой я, разумеется, давно вырос. Судя по всему, у тети Гадилды просто не хватило духу расстаться со всеми этими вещами. Как она ухитрялась жить в такой жуткой тесноте, так и осталось для меня загадкой.