Самая шикарная свадьба - Анна Богданова

Но это не главное, что волновало меня. Больше всего меня поражало свинство нынешних жильцов – этой молодой семейки со своим вечно кричащим выводком. Мешки с мусором, коробки из-под игрушек и бытовой техники, бутылки из-под пива и тому подобную дребедень они швыряли прямо под моей дверью – вонь в подъезде развилась страшная, и вместе с этой вонью развелись и крысы. Одна из них постоянно сидит за мусоропроводом и обнаглела настолько, что даже когда я выношу ведро, она никуда не убегает, а нагло смотрит на меня, будто спрашивая: «Ну, чем на сей раз порадуешь?»

– И до каких же пор вы будете устраивать у меня под дверью помойку?! – грозно воскликнула я. – Вам что, трудно спуститься на девять ступеней вниз и выбросить эту гадость?

Я приблизилась к нему почти вплотную – его глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит, лоб покрылся испариной, очки съехали на кончик носа.

– Я и нес, – растерянно пробурчал он.

– Ничего подобного. Я застала вас на месте преступления! Влас! Ты видел, как он бросил мешок прямо у моей двери?

– Маша! Немедленно оденься!

– У меня свидетель есть! – не унималась я.

– Вы действительно лучше б оделись! – вдруг ощерился сосед, а Влас наконец-то сообразил и захлопнул дверь прямо у него перед носом.

– Я у себя дома! Как хочу, так и хожу. И нечего подглядывать! А это дело я просто так не оставлю! – кричала я, надеясь, что толстяк меня слышит.

Вдруг Влас схватил меня за плечи и тихо спросил:

– Это кто?

– Как – кто? Сосед!

– Ты с ним спала?

– Чего?

– Ты спала с ним?

– Ты с ума сошел?!

– Тогда почему ты с ним в таком виде разговариваешь?!

– Потому что ты с меня полотенце сдернул!

– И все-таки между вами что-то было, – пробормотал он.

– Кроме каждодневной кучи мусора около моей двери между нами ничего не было! И потом, я просила тебя подождать минутку, предупредила, что не одета! Так тебе нужно было проявить свою резвость! – гордо сказала я и ушла в комнату.

– Ну, прости меня. Не будем ссориться, ведь мы целую неделю не виделись! – воскликнул он и провел ладонью по своим жестким, коротко подстриженным каштановым волосам. Потом подошел ко мне, попытался обнять, я выскользнула и скрылась в ванной с платьем и косметичкой. – Ты что, все еще обижаешься?

– Нет, просто хочу одеться.

Я надела шелковое платье – алое с черными маками и одинаково глубокими вырезами как спереди, так и сзади, потом долго пыталась собрать волосы в пучок, но это никак не удавалось сделать, я плюнула и завязала на макушке хвост.

– Что ты там возишься! Мне кажется, ты по мне совсем не соскучилась! – крикнул Влас.

– Отойди от ванной, я спиной чувствую твое дыхание и не могу как следует причесаться, – сказала я, но в этот момент я уже рьяно красила щеки – мне казалось, что они должны быть ярче цвета платья, иначе я буду иметь бледный вид.

Когда я наконец вышла и Влас осмотрел меня со всех сторон, он вдруг категорично заявил:

– В ресторан мы сегодня не поедем.

– Почему?

– Мы поедем сразу ко мне.

– Почему?

– Нет, нет, платье, конечно, очень красивое, и ты просто великолепно выглядишь…

– Тогда почему мы никуда не поедем? – недоумевала я.

– Именно поэтому. На тебя все будут пялиться, пожирать глазами. Нет, нет, я этого не переживу. Это все мое! – воскликнул он и сгреб меня в охапку. – Собирай вещи. Ты забыла, что с сегодняшнего дня будешь жить у меня?

– Неохота. За вещами завтра приеду.

– Тогда поехали. Я стол накрыл…

Влас жил в трехкомнатной квартире рядом с метро «Бауманская», в сталинском кирпичном доме. Лет десять назад это была пятикомнатная коммунальная квартира. В одной из комнат проживал горький пьяница, в другой – старая карга – бывшая девственница с кривыми ногами и горбом, вредная и злая, которую в пьяном угаре и по доброте душевной лишил чести пухлый, огромный крановщик, что занимал третью комнату; две остальные принадлежали Антонине Ивановне – давней знакомой Олимпиады Ефремовны.

Антонина Ивановна была ее коллегой, правда, преподавала в обычной средней школе в начальных классах. Вообще это была яркая личность во всех отношениях – она знала множество анекдотов, любую историю могла рассказать так, что все с хохоту покатывались, любила брать деньги в долг и умудрялась не возвращать их даже друзьям, продолжая поддерживать с ними прекрасные отношения, в любой момент могла пустить слезу (особенно эффектно это получалось в двух случаях – когда она вызывала у собеседника жалость к себе и к своей нелегкой, неудавшейся жизни, а также в случае сочувствия, понимания, живейшего участия к ближнему, изливающему ей свою душу). Обожала подарки, особенно от родителей своих учеников, но при этом была совсем не жадной и могла отдать, как говорится, последнюю рубашку. Порой яркость этой женщины была настолько ослепительной, что как-то незаметно, сама собой переходила все границы приличия, превращаясь в аляповатость. Особенно это касалось ее манеры одеваться – она любила слишком сочные, ядовитые расцветки, любила носить давно вышедшие из моды кримпленовые платья, кофточки с люрексом и тому подобные наряды.

Лет семнадцать назад мы снимали у нее дачу в Подмосковье, и Олимпиада сразу же предупредила Мисс Бесконечность, чтобы та ни под каким предлогом не давала хозяйке в долг, однако у бабушки ничего не вышло – она никак не могла отказать обаятельной Антонине Ивановне, к тому же доводы для заема денег были настолько убедительны, подчас трогательны, а увлажненные голубые глаза так правдивы, что Мисс Бесконечность не в силах была ничего с собой поделать, с радостью давала деньги, в результате чего к концу лета Антонина Ивановна была должна ей ровно такую же сумму, какую мы заплатили ей за три месяца пребывания на даче. И что самое интересное, она умудрилась не только не отдать деньги, но и окончательно влюбить в себя бабушку – так, что та на следующее лето снова поехала к ней отдыхать.

Помню, у Антонины была собака – огромный черный дог по имени Грация, премилое, добрейшее существо со зловещим баском. Однажды, уже под утро, когда все спали, в дом проникли два мужика. Собака как спала в углу на ватном одеяле, так и продолжала спать, даже ухом не повела. Мужики недолго думая расположились на террасе и тоже заснули младенческим сном.

Утром, как только мы с бабушкой увидели совершенно незнакомых людей, безмятежно посапывающих на диване, кинулись будить Антонину. Та с растрепанными волосами вылетела к ним, затем призвала Грацию и принялась ругать ее, на чем свет стоит. Псина смотрела на нее человеческими, но ничего не понимающими глазами, потом подошла к мужикам и одному из них вдруг лизнула руку, что привело хозяйку в еще большее негодование.