Струны - Дэйв Дункан

— Так ты его что, протрезвлял?

— Остужал. Он там прожарился, что твой бифштекс.

Бр-р-р! Пандора гордилась широтой своих взглядов, но все же предпочитала не вспоминать, не задумываться о некоторых пороках.

— Как бы там ни было, сделка завершена, денежки заплачены. И теперь, красавица, появляется интересный вопрос. Ты все так же настаиваешь, чтобы я доставил эту штуку лично? А может, передать для скорости?

Искушение, почти непреодолимое искушение. Сжать содержимое диска, воспользоваться линией связи, и вся информация будет здесь, в руках, уже через несколько секунд. Вот только риск, риск. Мастер-коды способны замаскировать обычный разговор — так, во всяком случае, считается, — но легендарная институтская Служба безопасности почти наверняка следит за высокими частотными диапазонами. Эти ребята засекут передачу большого массива данных, возможно — даже успеют ее блокировать.

Как гласит народная мудрость, у Кейнсвилла один вход и миллион выходов. Клаус с Уилкинсом и глазом моргнуть не успеют, как окажутся на Ниле, где инопланетных гостей встречают не приветственными речами, не хлебом-солью, а каменным топором по балде. Или в каком местечке похуже — заплачут, что не научились вовремя дышать метаном, но будет поздно. На Уилкинса в общем-то наплевать: помер, как говорится, Максим — ну и хрен с ним. Клауса терять жалко, но и это можно бы пережить. А вот информация — информация нужна позарез, и в цельном, неискалеченном виде.

— Привози!

Клаус кивнул (с очевидным облегчением) и исчез (боится, зараза, как бы я не передумала).

Теперь Пандора могла расслабиться. Дело сделано, добыча в пути, занимается рассвет нового дня. Дня хлопотного и радостного. Просмотры, монтаж, редактирование — и полное изменение обычного расписания передач. Она привлечет к работе всех, вплоть до подметал из гаража, будет скромно, но с достоинством принимать поздравления управляющих, вышибет Фалломорфного Фрэнки из прайм-тайма..

Мгновение, остановись!

Она решила, что Пандора Пендор Экклес может хоть раз в жизни послать диету куда подальше и нормально позавтракать. Но сперва — ополоснуться и переодеться.

— С вами хочет поговорить доктор Франклин Фрэзер, — объявил коммуникатор.

Пандора замерла на полушаге, не донеся ногу до пола. Ф.Ф., бодрствующий в такое время суток, это же почище всех евангельских чудес, кому расскажи — не поверят.

Неприятности?

И с чего бы это он вдруг позвонил? Капитуляция? Белый флаг? Ну что у него, спрашивается, осталось за душой? Через сутки Пандора Экклес станет коронованной, никем не оспариваемой королевой WSHB. Фрэнки прикроет свой бильярдный шар белым колпаком и будет посвящать домохозяек в тайны кулинарного искусства. Я получу Пулитцеровскую премию и Нобелевскую по шпионажу, посажу его на одну золотую медаль, а второй прихлопну.

Но с другой стороны…

С другой стороны, странная какая-то синхронность. Подозрительная. Коды, они защищают от Института, но ведь у Шустрого Фрэнки друзья по всему WSHB, в самых высоких местах. Может быть, он тоже провел бессонную ночь, сидел и подслушивал все ее разговоры? А потом позвонил — сразу после Клауса.

Пандора опустила ногу на пол, сделала шаг назад, еще раз проверила свое отражение. Ну просто прелесть.

— Связь.

Окно, за окном — роскошный, безвкусно декорированный кабинет, в центре кабинета — знаменитый ясеневый письменный стол, за знаменитым столом — не менее знаменитая физиономия. Волосья, конечно же, жуткие, однако Фрэнки элегантно одет, свежевыбрит и прямо-таки светится опасной самоуверенностью. Глубокий, недавно обновленный загар, на скулах — легкие потертости от очков, настоящий мужчина, проводящий под открытым небом неразумно много времени. А ведь этот поганец — он в жизни из-под крыши не вылезал. Белокурые волосенки в художественном беспорядке — беспорядке работы опытного парикмахера. На морде — Глубокая Озабоченность, одна из его самых эффективных масок, выражение, приберегаемое обычно для сообщений о средней руки наводнениях и новых эпидемиях.

— Доброе утро, Пандочка!

Знает же, сучий кот, как я ненавижу эту кличку!

Пандора изобразила Веселое Удивление:

— Привет, Фрэнки. Рано ты сегодня что-то. Снова заморочки с мочевым пузырем?

— Понимаешь, я тут немного встревожился. Как ты там, закончила все эти свои переговоры?

На лице — Легкое Любопытство, но он прекрасно знает ответ. Знает даже, что я знаю, что он знает.

— А, эти? — Безразличное Пожатие Плечами. — Да, все уже в порядке.

— Да-а. — Теперь изображается Легкое Сожаление. — И как скоро сумеешь ты практически использовать материал?

Пандора мгновенно пробежала по десятку возможных сценариев. Нельзя отбрасывать возможность, что Ф. Ф, или кто-либо из его гопы попытается перехватить Клауса. Подлость будет, конечно же, и прямое предательство, но внутренние склоки иногда выходят за все допустимые рамки. Есть поступки, абсолютно непозволительные в дружной профессиональной семье — и все же в некоторых случаях некоторые личности позволяют себе эти непозволительные поступки. Так что лучше не отвечать.

— Ну, все это нужно будет решить завтра, на совещании. Я уверена, что могу полностью рассчитывать на твое содействие…

Предостерегающий взмах великолепно ухоженной руки.

— Так что, сделка уже завершена? Деньги ушли? И назад уже никак?

Ледяной ужас, и здесь же, рядом, горячее, обжигающее бешенство. Вот и говори после этого о втором начале термодинамики. Пандора автоматически переключилась на Легкое Пренебрежение:

— К чему это ты, Фрэнки, клонишь? На безмерно лживом лице Фрэзера — новое, незнакомое выражение. Папская Непогрешимость?

Да, пожалуй, что так.

— Пресс-конференция. Назначена ровно в полдень. Я туда схожу, обязательно.

Лед одержал полную, сокрушительную победу над огнем. Пандора кое-как нащупала спинку кресла (хромировка и хрустально-прозрачный пластик, и кто же это придумал такое идиотство?) и не села в него, а буквально плюхнулась.

— Какая пресс-конференция?

На исчезающе малую долю секунды в глазах Фрэзера мелькнуло настоящее, искреннее чувство. Очень мерзкое чувство. Затем — полная непроницаемость.

— О, ты что, не слыхала?

— Не слыхала — о чем?

— Сама директорша! Матушка Хаббард лично пригласила все средства массовой информации! За двадцать лет ее царствования — первая пресс-конференция. Зуб даю, старая курица снесла очень любопытное яичко, а иначе — зачем бы ей кудахтать?

Клаус может и поспеть до полудня, но подготовить передачу за какие-то там минуты, пусть даже за час… Нет, ничего не выйдет. Все, что остается Пандоре — это сопроводить объявление о пресс-конференции стандартным, до дыр затертым: “Согласно сведениям, полученным из надежных источников, главной темой…»

Десять миллионов гекто за мелкий слушок, который просуществует несколько часов — и которым сразу же воспользуются все остальные агентства. Воспользуются абсолютно бесплатно.

Не приходится сомневаться, с какой именно целью Хаббард созвала журналистов. Пандора знала все цифры наизусть. За тридцать лет своего существования Ми-квадрат обследовал пятьдесят тысяч миров. Жизнь, какая ни на есть, обнаружена на полутора тысячах миров, но даже эти полторы тысячи не пригодны для колонизации. И нигде никаких следов разума. Нигде — пока не выплыл этот самый каменный топор. Только одно из этих двух открытий могло подвигнуть старуху на личное выступление перед прессой, и как-то сомнительно, чтобы оба они были сделаны в течение одной недели — после тридцати-то лет бесплодных поисков.

Катастрофа!

Подстроенная? Ну откуда Институт мог знать, что WSHB знает?

— Ну что, Пандочка, пойдешь? — Франклин Фрэзер прямо сочился сахарным сиропом. — Или будешь корчиться в схватках, рожать своего миллиардодолларового бэби?

Глава 7

Самп, 7 апреля

— Дай-ка мне свои часы!

— Чего?

Вертолет неторопливо полз на юго-восток; высоко в небе выписывали круги и петли узкие хищные машины сопровождения. Выжатый как лимон, с красными от недосыпа глазами, Седрик намертво прилип к иллюминатору. Телевизор давал цвет, объемы и звук, но реальность, включающая в себя и запахи, и дрожь пола под ногами, и ощущение полета, была несравненно больше, интереснее. Яркая, несмотря на пелену дождя, зелень травы и листьев заставляла вспоминать Мидоудейл как нечто вроде пустыни. Новостройки больше не попадались. Проплывавшие внизу поселки выглядели уныло и запущенно, находились, похоже, при последнем издыхании.

А вот это, наверное, запах моря, решил Седрик, почувствовав в воздухе что-то незнакомое.

— Ты что там, спишь или оглох? Часы свои давай.

Толстяк, долго хранивший мрачное молчание, уставился на запястье Седрика.

Удивленный и настороженный, Седрик расстегнул ремешок. Багшо сцепил руки, зажал часы большими пальцами и крепко, скрипнув от усилия зубами, надавил. Противопылевой, противоударный, противочегоугодный корпус сплющился и треснул, на пол посыпались какие-то детальки. Не обращая внимания на протесты Седрика, Багшо отшвырнул изуродованные часы в угол.