Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3 - Пола Сторидж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И не женился бы на мне еще раз?
– А ты бы согласилась вторично на мое предложение? – неожиданно спросил он.
Она неопределенно пожала плечами.
– Разумеется… Если бы ты вновь сделал мне его… Так сделал бы? Признайся, Лион – ты ничуть не жалеешь о том, что мы вместе?
Он улыбнулся.
– Нет, нет… Что ты, Джастина, к чему ты спрашиваешь меня об этом?
Джастина отвернулась.
«И для чего это я его мучаю?
Почему так часто терзаю его глупыми и назойливыми вопросами?
Неужели я и сама не знаю, что он любит меня, что он верен мне…
Ведь знаю, что любит.
И – как любит!
Дай Бог каждой современной женщине быть так любимой своим мужем!»
Однако, следуя какому-то непонятному импульсу, она продолжала допытываться:
– Ты не ответил на мой вопрос…
Отодвинув тарелку, он произнес:
– Женился бы… И во второй, и в третий… И в сотый раз…
Она удовлетворенно помолчала, а затем спросила:
– Но ведь ты сказал, что разочарован…
– Я не говорил этого. Я сказал только, что ко многому из того, что раньше мне нравилось, я теперь испытываю лишь безразличие…
Наконец, словно вспомнив, что первоначально речь шла совсем о другом, она повторила:
– Так что – как насчет потанцевать?
Лион вздохнул.
– Я слишком стар для этого…
Тонкие изогнутые брови Джастины удивленно поползли вверх.
– Для чего?
– Для танцев, – последовал ответ.
– Как – ты действительно зачисляешь себя в старики? – неподдельно удивилась она.
Он передернул плечами.
– А кто же я еще? – он наклонил голову – в густых волосах его блеснула седина. – Да, дорогая моя, я уже стар… И не скрываю этого…
– Ну, во всяком случае, ты не такой глубокий старик, каким хочешь казаться…
– Но ведь и не молодой… – в тон Джастине ответил Лион.
Это скрытое, но упорное нежелание Лиона соглашаться с ней начинало понемногу злить Джастину.
А Лион все тем же ровным и бесстрастным голосом продолжал:
– Дорогая… Мне не может нравится то, чего я не понимаю…
– Это ты о чем?
– Успокойся – о танцах…
– Я и так спокойна, – сухо произнесла Джастина, сдерживая себя.
– Танец, что там ни говори – это прежде всего близость… И я понимаю джентльменское правило: если мужчина пришел в дансинг или в ресторан без дамы, и ему непременно захотелось потанцевать, он, подойдя к мужчине с женщиной, прежде всего спрашивает у кавалера, не против ли тот, если он пригласит на танец его даму… Так сказать – не против ли близости – пусть даже и мимолетной, призрачной – с его женщиной…
– Ты рассуждаешь, как фельдфебель, – нахмурившись, произнесла Джастина и после непродолжительной паузы тут же добавила: – как прусский фельдфебель.
Несомненно, Лион понял колкость супруги и ее скрытый смысл, однако ничуть не обиделся.
– Знаешь, – произнес он, – когда в сорок третьем году я сказал примерно то же самое в казарме, наш взводный – кстати, в отличие от меня, самый настоящий прусский фельдфебель – поднял меня на смех. Он сказал, что я рассуждаю, как гнилой философ…
– Короче, – категорично сказала Джастина, – короче, как я поняла, ты отказываешь мне…
– В чем же?
– В приглашении на танец.
– Во-первых, приглашение последовало от тебя, – спокойно парировал Лион.
– А во-вторых?
– А во-вторых тебе, herzchen, я просто не могу отказать…
– Так, делаешь одолжение?
Джастина попыталась изобразить нечто вроде обиды, но этого ей, как ни странно, не удалось.
– Нет…
Лион, приподнявшись, отодвинул стул и, обойдя столик, подошел к жене со спины, наклонил голову и преувеличенно любезно произнес:
– Позвольте пригласить вас, очаровательная леди… Не откажите мне в любезности потанцевать с вами…
Сказав это, он посмотрел на то место, где только что сидел сам.
Джастина сразу же улыбнулась.
«Нет, иногда я бываю положительно несносна.
Бедный Лион!
И как это он еще терпит меня?» Лион, стоя в галантной позе, спросил нарочито вежливо, растягивая слова на оксфордский манер:
– Леди пришла сюда одна?
Он сохранял серьезный и невозмутимый вид, и лишь прищуренные глаза говорили о том, что в душе он смеялся надо всей этой достаточно нелепой, но все же по-своему забавной сценой.
Едва заметно покачав головой, Джастина коротко ответила:
– Нет.
– А где же ваш спутник? Наверное, вышел на свежий воздух или в курительную?
– Наверное…
– Мне, право, так неловко…
– Отчего же?
– Я должен был поинтересоваться – не против ли он…
– Не против ли он того, что вы приглашаете меня в его отсутствие?
– Да.
– Нет, нет, что вы, – произнесла Джастина, поднимаясь и протягивая мужу руку. – Я очень люблю этого человека… Люблю и доверяю ему… А он, в свою очередь, доверяет мне. Не думаю, что он был бы против…
Через несколько минут они уже плыли под томные, влажные звуки блюза – всего лишь несколько нот, взятых мулаткой на длинном дыхании; страстные картавые звуки тенор-саксофона, незаметный шелест контрабаса, короткое, отрывистое стаккато фортепиано, изредка прерываемое золотым шелестом перкуссии.
Пол уплывал из-под ног, и хотелось, чтобы этот блюз, этот танец никогда не кончался.
Нежно склонившись к самому уху мужа, Джастина с улыбкой спросила:
– Тебе хорошо?
Однако Лион так вошел во взятую роль, что, деланно-удивленно посмотрев на жену, спросил, нахмурив брови:
– Простите, миссис, но я не совсем понял ваш вопрос…
Она погладила его по щеке.
– Ах, перестань дурачиться!
– Простите, миссис, но я не совсем понимаю ваш последний вопрос… Вы изволили узнать мое мнение, хорошо ли вы танцуете? – спросил Лион, сохраняя каменное, непроницаемое выражение на лице.
Лукаво посмотрев на мужа, она спросила:
– Да, а кстати?
– Как вы танцуете?
– Если я не очень затрудняю вас этим вопросом, – спросила Джастина в тон Лиону.
– Ах, что вы – танцевать с вами – одна радость, одно удовольствие…
– Нет, вы серьезно?
– О, да! Честно говоря, я так завидую вашему мужу, миссис…
– Чему же? Уж не тому ли, что он может танцевать со мной каждый день? Точнее – каждый вечер? – поинтересовалась Джастина.
– Нет, не этому… Я не люблю танцев…
– В таком случае – позвольте полюбопытствовать, почему же вы пригласили меня?
– Я увидел такую прекрасную леди… И… и просто не мог удержаться… Но теперь…
– Мой супруг тоже не очень-то жалует танцы, – произнесла Джастина немного игриво. – Он находит себя слишком старым для них, а танцы – слишком непонятными, чтобы ими заниматься… Ведь люди никогда не станут заниматься тем, что им непонятно?
