Век бифуркации. Постижение изменяющегося мира - Эрвин Ласло

Но огорчаться по этому поводу не следует: в конечном счете не так уж важно, что мы не можем подвергать свой вид мутациям по своему усмотрению. Изменения, которые нам необходимы в будущем, не относятся к разряду тех, которые наш добрый старый Homo sapiens не был бы способен произвести. По существу, на протяжении последних 100000 лет мы имеем генетически неизменных индивидов; если не считать, что за это время мы стали прямоходящими, уменьшились размеры нашей челюсти и увеличился наш головной мозг, развилась хорошо хватающая рука (и менее хорошо хватающая нога), то за последние 5 миллионов лет мы не стали другими. Генетически мы поразительно близки к высшим приматам и почти ничем не отличаемся от целой серии первобытных человекообразных, ни один представитель которых не доставил бы нам удовольствия, если бы был нашим ближайшим соседом. На протяжении своей истории Homo sapiens произвел на свет целую серию культурных типов. Прошло всего лишь 5000 лет с появления Homo classicusa, 1000 лет — с появления Homo medievalisа и 400 — с появления Homo modernusa. Каждый из этих культурных типов создал свой, отличный от других век, хотя их гены оставались одними и теми же. Ибо характер века определяют не гены. Генетическое наследие Homo sapiensа достаточно богато, чтобы положить начало многим десяткам веков и обществ — во много раз превосходящим все, что реализовалось в ходе нашей истории. На смену Homo modernusy могли бы прийти многочисленные Homo postmodernusbi.

Возможно, когда-нибудь в далеком будущем наш вид все же претерпит биологическую мутацию. Но нам следует изо всех сил стремиться отдалять это событие, а не приближать его: оно таит в себе большую опасность. Мутация (любая мутация) с высокой вероятностью, почти с достоверностью, подавляет жизнеспособность вида. Только длительный процесс естественного отбора может отсеять неприспособленных мутантов и отобрать небольшую долю мутантов, усиливающих общую жизнеспособность. В человеческом обществе такой отбор уже не может быть естественным: любое наблюдаемое изменение в генофонде может стать предметом манипуляций со стороны генетики и медицинской науки и селективно использоваться людьми и социальными институтами. В настоящее время никакое мыслимое развитие генетики не может гарантировать, что благоприятные мутации будут вызваны искусственно. Всякое вмешательство в генофонд человека (в том числе и вмешательство, осуществляемое с благими намерениями с целью исключения генетических «дефектов») может повлечь за собой опаснейшие последствия, и поэтому к любому такому вмешательству люди не без основания относятся с подозрением.

Широко распространенные мутации могут быть вызваны не только преднамеренно, но и непроизвольно. Перспектива случайной мутации реальна, как реальна любая другая технологическая катастрофа. При высоких уровнях радиации, действующей на наш организм, при огромном количестве загрязняющих примесей в воздухе, которым мы дышим, или химикалий в продуктах, которые мы едим, синтетики в нашей одежде изоляция гена от остального тела вряд ли возможна. Как показывают эксперименты, радиация и неестественные условия жизни могут приводить и приводят к генетическим изменениям. И если генетические изменения могут быть вызваны теми условиями, в которых современные мужчины и женщины вынуждены пребывать на протяжении всей своей жизни, то результат почти заведомо окажется отрицательным. И хотя мы не знаем, как вызвать и распространить благоприятную мутацию, мы вполне можем создать нежелательную мутацию: любой созданный нами мутант с высокой вероятностью окажется нежелательным.

Если бы случайные мутации были многочисленны, то генофонд вскоре оказался бы сильно зараженным. Будущие поколения рождались бы с дефектными генами; как все дефективные дети, они обладали бы меньшей сопротивляемостью болезням, меньшей продолжительностью жизни. Сколь бы благими намерениями мы ни руководствовались, результаты были бы необратимыми: подобно тому как мы не знаем, каким образом можно было бы направленно создать мутант с большим числом желательных характеристик, чем мы располагаем сегодня, нам не известно, каким образом создать мутант, который восстанавливал бы имеющиеся у нас характеристики. Вывод ясен: биологическую эволюцию следует оставить в покое. Но не нужно оплакивать нашу неспособность создать генетически нового человека. Нам нужен не биологически, а культурно новый мутант Homo sapiensa.

Социальная эволюция

А как обстоит дело с социальной эволюцией и ее предсказуемостью? Мало кто согласится с утверждением, что человеческое общество детерминировано, как положение часовых стрелок на циферблате. Существуют, однако, другие разновидности и степени детерминизма, и вопрос о том, как именно и до какой степени может быть детерминировано общество, служит предметом оживленных споров. Одну сторону представляют философы и социологи, по мнению которых обществом управляют «железные законы» — законы истории, определяющие как его прошлое, так и его будущее. Противоположную сторону в спорах составляют мыслители и ученые, которые отрицают в отношении общества всякий детерминизм, о какой бы его степени ни шла речь. По их мнению, общество не только не движется по предопределенной траектории, подобно стрелкам часов, но вообще не имеет траектории, двигаясь под влиянием случая и обстоятельств.

Рассмотрим сначала детерминистскую гипотезу. Будущее общество предсказуемо, если существуют факторы, управляющие социокультурной эволюцией, и мы знаем, каковы они. Такими факторами могут быть непреложные законы, физические принципы или даже воля Господа Бога. Познать их мы можем с помощью эмпирического метода естествознания, мистической интуиции или религиозного откровения. Важно лишь, что определяющие факторы существуют и познаваемы. Если мы их знаем, то можем предсказать будущее.

Детерминизм такого рода создает у нас фаталистическое умонастроение. Будущее будет таким, каким оно будет; как пелось в некогда популярной песенке, «que sera sera». Мы, возможно, захотим узнать, что принесет нам следующий год или следующее столетие, но этот интерес проистекает больше из любопытства, чем из желания взять судьбу в свои руки. Предсказание будущего похоже на разгадывание кроссворда: решение существует, и наша задача состоит только в том, чтобы найти его.

И все же полная предсказуемость фаталистического толка вряд ли когда-нибудь подтверждалась науками и лишь изредка находила подтверждение со стороны мировых религий. Почти всегда остается какая-то лазейка для сознательного направленного действия — для вмешательства в полностью детерминистический процесс. Даже марксистское учение, принципиально детерминистическая теория исторического материализма, допускает сознательное вмешательство личности, призванной повлиять на ход событий. Что же касается немарксистских теорий, то они гораздо менее детерминистичны. Многие ученые считают, что предпринятые личностью действия могут не только продвинуть вперед или временно приостановить реализацию общества определенного типа, но и оказать решающее влияние на выбор того типа общества, который складывается. По мнению социологов позитивистской ориентации, история не знает детерминистических законов. Речь идет лишь о «штопке одной дыры за другой». Общество, подобно Топси, не было «создано», а просто «выросло». Ясно, что история полна сюрпризов. Например, царизм в России уступил место большевизму, хотя в России не было буржуазного общества и не было пролетариата, от лица которого выступали большевики, не говоря уже о пролетариате с историческим сознанием. Интеллектуально изощренная Германия времен Веймарской республики породила Гитлера, хотя нацистские лозунги и теории граничили с безумием. Шах Ирана, располагавший мощной военной и политической машиной, пал под натиском последователей находившегося в эмиграции престарелого исламского фундаменталиста. Нечто подобное произошло с режимами Батисты на Кубе и Маркоса на Филиппинах. Наконец — удивительные колебания лояльности в Эфиопии и Бенине, если говорить лишь о некоторых крупных «сюрпризах», которые преподнесло нам текущее столетие.

Историки не предсказывали, а политики не предвидели ни перечисленных выше, ни аналогичных событий. Поэтому, как полагают позитивисты, мы имеем веские основания для того, чтобы назвать наше столетие Веком Сюрпризов.

Тем не менее то, что неожиданные события происходят время от времени, отнюдь не означает, будто мы должны отказаться от идеи о том, что история следует своим собственным законам. Ведь сюрпризы могут быть связаны и с нашим незнанием этих законов. Кроме того, могут быть законы, которые не строго детерминируют происходящее, а лишь задают вероятности и указывают общие тенденции.

Такие недетерминистические (их называют «стохастическими») законы известны в естественных науках, физика просто была бы немыслима без них, и вполне вероятно, что и в социальной сфере они также имеют место. В истории могут существовать свои паттерны, даже если в ней нет полного детерминизма. Паттерны применимы не к одиночному событию, а к большим ансамблям событий, к обшей огибающей, под которой отдельные события происходят единственным образом и на первый взгляд случайно.