Кровавое наследие - Лоэнн Гринн

 Без особого желания они зашагали к зданию. У коновязи стояли три печальных крока, и, по крайней мере, ещё один выражала своё недовольство в жалкой конюшне поблизости. Буффалон обнаружил, что у него нет меча; доспехи не позаботились прихватить оружие, когда выводили человека из гробницы.

 Но прежде чем солдат достиг двери, его ноги внезапно подогнулись. Буффалон едва не рухнул, но всё таки сумел устоять. Он догадался, что треклятые латы Еранаса преподнесли ему сомнительный подарок, позволив войти в дом самому, вероятно, чтобы никто не заметил чего то подозрительного.

 Еда и отдых были сейчас для Буффалона куда важнее собственного достоинства, и солдат толчком распахнул дверь. К нему повернулись мрачные подозрительные лица посетителей. И хотя лично у Буффалона против них ничего не было, вид группы песчаных крысооборотней не внушал желания присесть рядом с ними.

 Миленькое местечко, здесь приходится присматривать за своим тылом, даже сидя на толчке! Да, Виччи Фрам наверняка бы выдал шуточку вроде этой. Фрам, конечно, шлёпнулся бы на лавку рядом со всяким, кто предложил бы ему промочить горло.

 Но Виччи мёртв.

 — Закрой дверь или убирайся! — просипел один из сидящих крысолюдов.

 Буффалон, не желая нарываться на конфликт, повиновался. Заставляя себя делать вид, будто он только что прибыл сюда, усталый боец вскинул повыше голову и энергично пересёк комнату. Тело кричало от боли при каждом движении, но об этом никто не должен был узнать. Дай этим головорезам хоть малейший намёк на свою слабость, и они наверняка не постыдятся воспользоваться ею.

 Он подошёл к миниатюрной женщине, про которую решил, что та — хозяйка гостиницы. Она была, как и все ашкалоты, ростом с ребенка. Из под старой островерхой ашкалотской шапочки внимательно и злобно смотрели крохотные бусинки глаз. Едва войдя в комнату, Буффалон почувствовал специфический мускусный запах, и сразу понял, от кого, собственно, он исходит.

 Если бы он был уверен, что доспехи позволят ему уйти, Буффалон тут же бы ушел, несмотря на все свои нужды, поскольку ни при каких обстоятельствах не хотел связываться с источником этого запаха.

 — Чего тебе? — рявкнул, стоявший рядом с трактирщицей вышибала - громадный орк.

 Рубаху его украшали узоры, сложенные из разнообразных пятен, а прореха под мышкой добавляла элегантности.

 — Мне нужна еда. — Её Буффалон должен был получить немедленно.

 — А мне нужны деньги.

 Деньги. Отчаявшийся солдат едва сдерживал нарастающее отчаяние. Деньги в кошеле, кошель в котомке, а та осталась рядом с окровавленными телами его товарищей.

 Внезапно левая рука сама собой метнулась вперёд и латная перчатка с такой силой хлопнула по стойке, что даже орк вздрогнул. Сидящие за столом крысолюди вскочили на ноги, кое кто потянулся к оружию.

 Перчатка дёрнулась в сторону… оставляя на деревянном прилавке старую, но, несомненно, золотую монету.

 Придя в себя, Буффалон заявил:

 — И комнату.

 Он чувствовал, что каждая пара глаз посетителей сверлит монету. И вновь ветеран безмолвно выругал проклятые доспехи. Если они могут извлекать богатство из воздуха, то могли бы сотворить по крайней мере что нибудь менее обращающее на себя внимание, чем золото. Он опять пожалел, что при нём нет меча или хотя бы доброго ножа.

 — Мясная похлёбка в горшке. — трактирщица мотнула головой в сторону кухни. — Занимай комнату на втором этаже. Первая направо.

 — Я поем там.

 — Как хочешь.

 Орк исчез на пару секунд и вернулся с миской, в которой плескалось какое то месиво, воняющее ещё хуже, чем он сам. Тем не менее, Буффалон принял варево с благодарностью — муки голода стали уже невыносимыми, и, если бы ему снова предложили, солдат бы не отказался сейчас и от изувеченной чертями козы.

 С миской в руке Буффалон проследовал в указанную вышибалой комнату. Поднимаясь по скрипучей лестнице, он уловил звуки начавшейся в общем зале негромкой беседы. Свободная рука сжалась в кулак. Золотая монета прочно засела в умах собравшихся внизу.

 Комната оказалась в точности такой, как ветеран и ожидал, — гнетущая, мрачная, пыльная коробка с окошком до того грязным, что увидеть через стекло, что творится снаружи, совершенно не представлялось возможным. На вид кровать вот вот развалится, а когда то белые простыни давно и навечно превратились в серые. Единственная масляная лампа освещала небольшое пространство вокруг себя, а остальная комната была погружена во мрак.

 Ни стола, ни стула не наблюдалось, и Буффалон угрюмо сел на кровать, принявшись черпать ложкой из миски и отправлять содержимое в рот. Во всяком случае, на вкус похлёбка оказалась менее мерзкой, чем можно было ожидать, да и выглядела достаточно свежей, чтобы по крайней мере не отравить человека насмерть.

 По мере того как желудок наполнялся едой, сон всё сильнее и сильнее давал о себе знать. Буффалон боролся с собой ровно столько, чтобы расправиться с похлёбкой, и в ту секунду, когда миска опустела, он уронил её на пол и откинулся на спину. В глубине сознания продолжало теплиться беспокойство о компании внизу, но усталость вскоре одолела тревогу.

 Едва Буффалон погрузился в сон, у него начались видения.

 Он видел себя, выкрикивающего приказы адской армии гротескных чудовищ, каких никогда бы не создало его воображение само по себе. Чешуйчатые, огнедышащие, отвратительные кошмары, жаждущие крови, — крови, которую Буффалон, казалось, готов им предоставить. Это были демоны, но находились они полностью в его власти. Во имя него они разрушали города, уничтожая всех жителей. Даже ад уважал силу Кровавого Полководца, недаром ведь он… Еранас.

 При этой мысли солдат дёрнулся и очнулся. Он никогда не станет Еранасом! Никогда море крови не станет удовлетворением его амбиций! Никогда!

 И всё же любая абсолютная власть имеет свою привлекательную сторону.

 К счастью, внутреннюю борьбу Буффалона с самим собой резко прекратил внезапный шум, разбудивший его окончательно. Моргнув, он открыл глаза и вслушался. Что это было, боец не мог точно сказать. Негромкий, едва различимый звук, отчего то затронувший подсознание.

 Вот он донёсся снова, чуть слышный из за закрытой двери. Скрип — кто то медленно и, кажется, очень осторожно поднимается по лестнице.

 Здесь, конечно, есть и другие комнаты, но вряд ли кто нибудь из скэйвенов внизу пошёл бы на такие предосторожности из вежливости и нежелания побеспокоить спящего. Если бы они топали по ступеням безо всяких раздумий, он бы ничего и не подумал. Однако опаска идущих говорила о том, что у них что то на уме, и это «что то» — отнюдь не забота о ближнем.