ШЕСТОЙ МОРЯК - Евгений Филенко

  — Что ты здесь потерял, злосчастный? — бурлит Сунналбирб, словно котел с супом, завидя мою неуместную в высоких кулинарных сферах персону.

  — Не ярись, Осьмиохватец, — отвечаю я с ласкающим душу кухмастера смирением. — Мне всего лишь нужно немного света безлунной ночью.

  — Ночи во дворце всегда безлунны, — ворчит он без раздражения. — Надеюсь, ты не затем, чтобы стянуть кусок жареной кабанины со специями?

  — Боги покарали бы меня за такое святотатство, — отвечаю я, старательно соблюдая серьезный вид.

  — Хорошо, — благосклонно роняет Осьмиохватец. — Будь здесь.

   И уплывает в пахучие недра своего царства, словно сказочный зверь-кит в океанские пучины.

   Я глотаю слюнки —  эти оковы тела, будь они неладны! —  и при спокойном свете самых ярких светильников подношу металлический диск поближе к глазам. Узор настолько мелкий, что кажется, будто диск просто посечен царапинками. Какие-то пляшущие фигурки, вздыбленные звери, странные цветы... Да ведь это надпись на исканкеданском! Вино они нам шлют, значит... а взамен умыкают нашего короля. Впрочем, это ничего не значит. Так уж устроен мир, что самые поразительные события, а тем более предметы, на деле могут не значить вовсе ничего...  Это магический медальон, или на чародейском жаргоне — магильон. От него исходит неощутимая для простого смертного или даже для заурядного рыночного колдуна магическая эманация. Он вполне мог быть изготовлен в Исканкедане — что там, колдунов разве не хватает? А после кем-то из здешних куплен, выигран или обретен любым иным образом. Заманчиво двинуться по исканкеданскому следу, но не уведет ли он меня в тупик? Времени у меня достаточно, но ведь и не в избытке...

   Однако же магильон — не та вещица, с которой расстаются легко. Если верить Лиалкенкигу, некоторые магоемкие заклинания без него попросту невозможны. Магильон был передан Агнирсатьюкхергу определенно с какой-то пока неясной целью. Например, убедить Змееглавца в серьезности намерений. Или обозначить высокую степень доверительности отношений между заказчиком и исполнителем. Или...

   О, люди, кто же породил вас на свет? Наверное, крокодилы. Отчего вы решили употребить мою силу и мои знания столь неразумным образом?! Отчего вы решили колоть орехи при  помощи горного камнепада? Ведь он неминуемо погребет и вас вместе с вашими нелепыми орехами. Не проще ли было напрячь свои скудные мозги и докопаться до истины обычными способами — ходом умозаключений, рядовым дознанием... да теми же пытками?

   «Да уж пробовали, — подает голос безмолвствовавший до этой минуты Лиалкенкиг Плешивец. — Ведь три дня, как король наш Свирепец сгинул бесследно.  Вот все дни и дознавались. Мы трое очень этого опасались. Думали, что начнут железом жечь, члены выкручивать, а то и чего похуже... в душу лезть да наизнанку выворачивать. Ожоги могут зажить, руки-ноги можно на место вправить, а душа — материя тонкая, лопнет — никакой дратвой не сошьешь. Однако же обошлось. Когбосхектар, глупая скотина, вздохнул с облегчением да и забыл. Что там думал Агнирсатьюкхерг — никому не ведомо, небось, прикидывал, во сколько комнат ему обломится дворец в Хумтаве...  А я немало благодушию синклита дивился. И уж после, задним числом, подумал, что кому-то из жрецов вовсе не улыбалось, чтобы один из нас троих заговорил. Не Когбосхектар — этот вовсе ничего не ведал, и мог подолгу растыкать только о своей  детородной мощи. Что он тебе наплел там о своем прозвище? Мол, такое, что вслух не произнести? Ага, щас... Не я — я знал лишь, что мне надлежит в нужный момент отвести глаза караулу, и самому смотреть в другую сторону и думать о постороннем. За что мне было обещано... да ты уже, верно, знаешь, что мне было обещано. Кому-то из синклита хотелось, чтобы не проговорился Агнирсатьюкхерг. Чтобы ни единым словом не обмолвился о магильоне. Ибо магильон — торная дорога к его прежнему хозяину. Любой архимаг прочтет его имя, как если бы оно было намалевано там пурпурной краской. И как бы даже этот хозяин не заседал в синклите... Поэтому с нами обошлись столь ошеломляюще мягко. А железом жгли и члены из суставов выкручивали другим, мимохожим, которые ни о чем и знать не знали, и так и остались в неведении до самой смерти. Висят теперь вниз башками вдоль западной стены, как фальшивые амулеты в лавке рыночного чернокнижника... Тут-то Свиафсартон и решил, что времени осталось всего ничего, скоро праздник Веселого Бога, и если Свирепец не появится на людях, люди сильно тому удивятся, а потом огорчатся, а потом начнут требовать всякую херню... и нужно любой ценой возвращать правителя во дворец». — «Я и есть любая цена?» — «Вот именно». — «И, наверное, Свиафсартон наивно тешил себя надеждой, что я возникну из мрака и без промедления укажу ему, где таится Итигальтутеанер Свирепец?» — «Скорее, он  рассчитывал, что ты не возникнешь вовсе».

   Ну, примерно так я и думал. Вызвали могучую древнюю силу, и теперь не знают, чем ее занять. Демон, говоришь? Всем демонам демон? Гавкать, поди, умеешь? Вот и ступай, поработай ищейкой.

   Что меня всегда заботило... как они узнавали способ, которым можно пробудить меня к жизни? Кто им сообщал?  Где это записано, на каких-таких скрижалях, кто и когда это  сделал? Ведь это не так легко — прервать мой сон. Это сложная, изощренная процедура, требующая точного соблюдения ритуалов, которую можно проводить  только в нужном месте и в нужное время. Малейшая ошибка — ив лучшем случае ничего не произойдет, а в худшем... об этом я  могу только догадываться. Да, хотел бы я все это знать — чтобы получить бесценнную возможность влиять на события и, чем Создатель не тит, самому выбирать, когда и где просыпаться. Но Лиалкенкиг —  не тот собеседник, с которым имеет смысл обсуждать эту тему.

   Да и теперешнее положение Плешивца не слишком располагает к свободному обмену мнениями. От него хранилось только тело и память. Личность его разрушена, и то, что выглядит как диалог двух равноценных собеседников, на самом деле — отклики, идущие из глубин его памяти в ответ на мои точно поставленные вопросы. Не больше и не меньше. И если я не догадаюсь задать верный вопрос, то могу остаться без полезных сведений, которые могли бы пособить мне добраться до истины.

   Неприятное ощущение, что несколько раз за это Воплощение я уже упускал важные ниточки, не покидает меня ни на миг...

  — На, держи, — слышу я над ухом знакомое рокотание.

   Мне стоит некоторого усилия вернуться от приятных бесед с собственной памятью в реальный мир.

   Сунналбирб Осьмиохватец громоздится надо мной, будто благовонная гора, и в окорокоподобной руке его — блюдо с источающим фантастические ароматы мясом в бурой поджаристой корочке.