Главные правила жизни - Диана Машкова

У людей должно появиться чувство самосохранения. Не то что они станут жалеть деревья или зверушек, нет. Люди должны беречь самих себя и своих близких. Думаю, надо срочно донести до всех: такое беспечное отношение к окружающей среде недопустимо. Планета чрезвычайно страдает от региональных экологических катастроф. Это происходит на наших глазах, и уже наступил предел планетарному терпению.

Сейчас я увлечен экологическими марафонами. Мы приезжаем в город, встречаемся с местной администрацией, договариваемся, приглашаем «Первый канал», радио, телевидение, газеты, собираем всех экологически озабоченных людей – руководителей компаний, организаций по охране природы, и они рассказывают, что они делают. Предварительно мы проводим строгий отбор, смотрим сами, действительно ли выполнено то, чем люди собираются поделиться.

Все экологические марафоны я заканчиваю тем, что мы берем мусорные мешки, надеваем кепки волонтеров и идем собирать мусор. Показываем это местным жителям, показываем в средствах массовой информации – каждый раз после нас остаются чистыми пляжи, парки, улицы, горные тропы и обочины дорог.

Вместо того чтобы всю жизнь ругать темноту, нужно зажечь одну свечу, – эту великую фразу много раз говорил мне один из моих учителей, выдающийся деятель охраны природы Бернгард Гржимек. Слова выгравированы на его могиле в Танзании, на гребне кратера Нгоронгоро. Темнота есть, можно бесконечно разбираться, почему она, откуда она, сколько ее, – многие люди тратят жизнь на то, чтобы критиковать. От этого мало что меняется. Нужно зажигать каждый день по свече добра – и темнота отступит!

Доброта спасет мир – это мое глубокое убеждение. Красота не спасет мир, это понятие очень субъективное: то, что кажется красивым одному, не понравится другому. А вот доброта гораздо более объективное понятие: то, что приносит людям добро и радость, может спасти мир.

Каждый день нужно делать добрые дела и не гнушаться самых простых вещей. Уборка мусора – только нужно делать это в гигиенических перчатках – очень много значит. Например, когда стою на автобусной остановке, иногда вижу, как кто-то бросает пустую пачку или обертку не в урну, а на асфальт. Я спокойно подхожу, поднимаю, бросаю в урну и отхожу в сторону, чтобы не было никакого конфликта.

Сейчас ситуация в экологии настолько неотложная, что начинать нужно не с идеи, а сразу с действия. И как поступал маленький принц Антуана де Сент-Экзюпери – прежде всего прибирать и очищать собственную «планету»: дом, улицу, город, в котором мы живем.

Не берусь осуждать других людей. Я не политический деятель, не социальный философ, который посоветует всем, как им быть. У меня есть лишь собственные ориентиры в жизни, о них я и рассказал. Буду рад, если кому-либо они придутся по душе. Тогда – в добрый путь!

Михаил Ефремов

«Считаю, что главное воспитание – это свобода»

Актер театра и кино, телеведущий, театральный режиссер. Заслуженный артист Российской Федерации. Соавтор проектов «Гражданин поэт» и «Господин хороший». Снялся в фильмах «Когда я стану великаном», «Граница. Таежный роман», «Московская сага», «9 рота» и др.

Я дворовый пацан, несмотря на фамилию Ефремов. Мало читал, мне больше нравилось посидеть и пообщаться с народом, объяснить, почему все вокруг так плохо. А вообще, не люблю себя анализировать: мне от этого становится страшно.

Галину Борисовну Волчек считаю своей второй мамой. Она три года терпела нас на сцене «Современника»: сама предложила создать театр-студию «Современник-2» для молодых актеров. Пришли Никита Высоцкий, Маша Евстигнеева, Оля Шукшина, Славик Невинный, Гена Венгеров, Сережа Шеховцев. Мы сами делали декорации и костюмы, покупали грим, много играли и катались по стране – страшно устали, но многому научились.

Как только кино стало моей работой, жить оказалось намного легче. И платят в кино значительно больше, и работать приятно, и так получается, что снимаюсь я в основном с друзьями: или они меня приглашают, или я их зову.

Когда работаешь не для денег, зарабатываешь много; как только начинаешь делать что-то ради прибыли, происходит провал. С нами тот же закон сработал, что и со всеми. «Гражданин поэт» принес много денег, которые мы вложили в новый проект – «Господин хороший» в надежде заработать еще больше. У нас были успехи в этом деле, но экономически оно оказалось невыгодным.

Я интересуюсь политикой, но не занимаюсь ею: я от этого далек. А то, что происходит у нас, не политика. Это жажда денег, накрывшая страну.

Мне нравятся православные люди, они мне близки. Но я никогда не буду бороться против тех, кто верит во что-то другое. Вероисповедание – более правильный путь, нежели все та же политика.

Я пунктуальный. Эта черта появилась после того, как я однажды умудрился пропустить спектакль. Поехал кататься на горных лыжах и опоздал. Тогда на меня больше всего повлияла реакция моих родителей: для них мир кончился. И с тех пор я стал к этому так же относиться.

Есть в жизни незаменимые люди. Например, Сережа Шкаликов. Он умер в 1998 году. У нас шел спектакль, где он был занят, – «Максимилиан Столпник», который я поставил как приглашенный режиссер по пьесе Ивана Охлобыстина. Помню, меня вызвал Олег Николаевич Ефремов, мой папа, и спросил: «Ну что, сыграешь?» Я даже не отказался – просто прошептал, а может, проорал: «Ты что, с ума сошел?!» – и выбежал из кабинета.

И во власти есть порядочные люди. На мой взгляд, незаменимым был Михаил Горбачев, воспитанный «Таганкой» и «Современником». Он смог эту махину сдвинуть. Ему удалось то, чего не сумел Солженицын. Таких людей единицы, и они лишь подтверждают общее правило. Основная часть тех, кто у власти, – либо прагматики, либо аппаратчики, либо…

1990-е годы, что бы ни говорили, были счастливым временем для России, потому что она была бедной, но честной. Все было четко: бандиты – значит, бандиты, милиция – значит, милиция. А сейчас все смешалось.

Я родился в семье замечательных людей. Были бабушки и дедушки, чудесные мама с папой – я их обожал. Но вместе за одним столом мы встречались очень редко, разве что на Новый год. И не было у нас таких вещей – советоваться друг с другом.

Фамилия в жизни и мешала, и помогала одинаково. У меня не только папа и мама актеры. Дед – оперный режиссер Борис Покровский. Прапрадед – Иван Яковлевич Яковлев, создатель чувашского алфавита и письменности, он был другом отца Ленина, в свое время открыл 300 школ и перевел Библию на чувашский язык. Мне всегда говорили, что я не могу их подвести.

Семья – это чудесно, но сложно. Если ощущать ее как ячейку общества, она начинает тяготить. А вот ответственность за своих близких я чувствую: не чувствовал бы – не работал.

Считаю, что главное воспитание – это свобода. Детей я воспитываю невмешательством. Если буду вмешиваться, они станут ужасными людьми. Не люблю читать нотаций.

Отец был очень серьезным человеком, но с удивительным чувством юмора, даже скорее иронии. Для нас, детей, и не только, он был истиной в последней инстанции. Если вдруг на какой-то вопрос не находил ответа, то для простых смертных это было счастьем: «Он чего-то не знает!»

В серьезных случаях Олег Николаевич спуску не давал. Однажды, когда мне уже было лет 16, он со мной полгода не разговаривал.

Лишь однажды отец преподал мне урок в режиссуре. Я спросил его: «Что самое главное в этой профессии?» – и он ответил: «Терпение». С каждым новым своим спектаклем я это понимаю все больше и больше.

Режиссеры делятся на три категории: «диктатор», «гипнотизер» и «философ». Я, наверное, диктатор, а Олег Николаевич – философ. Мне очень не хватает отца, его отношения к искусству и жизни. Он всегда говорил очень просто, но о главном. Ему хотелось доверять всегда и во всем.

Мама – замечательная актриса и прекрасный педагог, и признаюсь, я всегда ревновал ее к ученикам. Во многом то, что она стала педагогом, – вина моего отца.

У меня так по жизни получилось, что между семьей и театром я всегда выбирал театр. И все мои жены это понимали. Наверное, все из детства. Отец как-то зимой вывез меня, грудного, гулять с коляской и, вернувшись, сказал маме: «Алла, давай выбирать – либо гулять с Мишей, либо театр». И потом я в детском саду был на пятидневке, меня никто особо не воспитывал.