Моя политическая биография - Эдуард Лимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выборы 1995 года, когда Дугин был зарегистрирован кандидатом по 210-му округу в Питере, а я — в Москве, на северо-западе столицы, я подробно и красочно описал в «Анатомии героя». Там есть и Лиза в жакете от мух, посетившая со мною два-три предвыборных митинга. У нас было мало шансов выиграть: председатель радикальной партии с неизвестными пенсионерам целями и философ — друг рафинированного, гениального авангардного музыканта Курёхина — на что мы могли надеяться? Но никто не мог помешать нам пытаться. Не следует думать, будто мы, лидеры, отцы-основатели, пользовались привилегией быть выдвинутыми. Я помню, что мы благословляли на подвиг региональных руководителей партии. Другое дело — что немногие смогли. Красивый, высокий, рассудительный Дима Волков из Екатеринбурга не сумел организовать сбор подписей, ещё двое других руководителей сошли с дистанции на стадии сбора подписей. На деле привилегия оборачивалась тяжёлым трудом. Следовало:
1) Организовать людей для сбора подписей, подымать их в атаку в течение месяца или более — ежедневно. Требовалось не менее тридцати или пятидесяти ежедневно стучащихся в двери граждан нацболов, молодцов-убалтывателей.
2) Нужно было в соответствии с требованиями Избиркома оформить подписи и другие документы.
3) Получив регистрационное свидетельство кандидата в депутаты, следовало как проклятому ещё полтора месяца ездить с утра до вечера по заводам, собесам, ЖЭКам, дебильным канальным телестанциям, в клубы пенсионеров, разговаривать с людьми тотально чужими.
4) А в это время команды нацболов должны были оклеивать округ листовками. Их брали в милицию, делали кандидату предупреждения, они мёрзли, были голодны. Следовало давать им деньги, обогревать их спиртным, воодушевлять.
В общем и целом, на выборы надо было угробить месяца четыре, занимаясь только ими. У меня уже был опыт выборов в Тверской области — северо-запад Москвы всё же был легче. Он не растянулся на триста с лишним километров, по крайней мере. В процессе выборов я влюбился в своих нацболов-пацанов и гордился ими. Мои доверенные лица: Мишка Хорс, Макс Сурков — были 18-летними. Сашка Аронов — чуть постарше. Все они — в чёрных джинсах, в косухах, у Макса Суркова ещё, по-моему, был ирокез на круглой его голове — с достоинством занимались своими обязанностями. Я вспомнил соответствующую страницу в «Дневнике неудачника»: «Стоя за корявыми задубелыми отцами и матерями, дети, подростки — туманно смотрят в будущее. Ради них стоит жить». Я предполагал, что так себя и будут вести пацаны — национал-большевики, если им дать обязанности. Но тут получил возможность в этом убедиться. Дугин в Питере собрал вокруг себя толпу ребят, и хотя он постоянно был недоволен ребятами — они собрали ему в срок подписи. Собственно говоря, до появления Дугина в Питере в конце лета 1995 года у нас там едва-едва проклёвывалась организация. В феврале того года я приезжал в Питер, выступал в «ДК им. Ленина», и туда прямо на сцену влез долговязый прыщавый парень — отрекомендовался как Женя Веснин — и потребовал, чтобы я представил его как руководителя питерской организации НБП. Я отказался его так скоропалительно выдвигать, но что-то он после стал делать, какие-то подвижки были. Потому, когда появился в Питере Дугин с целью стать кандидатом на выборах в Госдуму — все начали стекаться к нему. Курёхин достал ему подвальное помещение на Погодинской улице, там сделали избирательный штаб Дугина и там впоследствии несколько лет помещалось питерское отделение НБП, деля его с чаеразвесочной фирмой. Завхозом и чаеразвесочной фирмы, и штаба НБП был один и тот же человек: афганец Александр, отличный, душевный тип. Курьёзно, но здание, приютившее у себя в подвале НБП, при царях было публичным домом — голые феи, поддерживающие балкон на углу дома, сохранились до сих пор. В помещение пришли помогать Дугину первые нацболы Питера — друзья и даже бывшие школьные товарищи Веснина (сам он успел уже отойти от партии — во какая была текучесть). Помню, тогда пришла впервые в питерское НБП Маша Забродина, дочь моряка, чуть картавая девочка 17 лет, с большими — ну как бы это о партийном товарище, тем паче уже мёртвом, поприличнее выразиться — с большими шарами грудей. С нею явилась красивая девочка Таня Толстая, обе учились на историческом факультете ЛГУ. Графиня Толстая долго в партии не задержалась, но с нею познакомился, приехав в Питер по просьбе Дугина, Тарас Рабко, и влюбился в неё. Роман его с Татьяной продолжался лет пять. И затих лишь где-то год назад.
То есть на партийном поле встречались юноши/девушки, знакомились, влюблялись.
Как видим, Дугину тогда собралась помогать разная публика. Его поддержала группа «Рабочая борьба» во главе с Дмитрием Жвания, такие суровые образованные мальчики троцкистского толка. Пришли забубённые скины — сплошь растатуированные свастиками, помню, двое из них, возвращаясь из нашего штаба с подписными листами, попали в милицию, где их жестоко избили. Газета «Лимонка» взялась защищать их и защищала. Плюс музыканты Курёхина и школьники Веснина: получилась такая яркая команда. Дугин, сумев собрать такой невиданный коктейль, допустил впоследствии ошибку. Он стал выпивать с ребятами и, уже проиграв выборы, завёл себе моду ездить в Питер, оттягиваться, сбегая, по-видимому, от контроля жены. Оттягиваясь в запоях, он начисто развалил им же и созданную организацию. Те, кто не хотел и не мог пить, ушли, всех остальных он сплачивал некоторое время, наезжая в карнавальном поистине по размахам запое. Однажды он привёз в Питер меня, и мне пришлось наблюдать это веселье. Не надо думать, что философ Дугин — безобразный алкаш. Он работоспособный, интеллектуально энергичный человек и может выдавать до 20–25 страниц талантливых текстов ежедневно. Раз в несколько месяцев он намеренно позволял себе напиваться, возможно, этот процесс омолаживал его, оживлял, давал новый старт. Но он споил первый состав НБП в Питере.
Тех, кто думает, что в «серьёзных» партиях прошлого такого быть не могло, что там только и делали, что, насупясь с карандашом в руках, читали «Майн Кампф» и «Капитал», отсылаю к ежедневной жизни итальянских фашистов и штурмовиков. Полезно прочесть книгу Курцио Малапарте «Капут», различные воспоминания. Даже несгибаемый Сталин умудрился пьянствовать в Царицыне во время обороны оного с Климентом Ворошиловым, за что Ленин пенял ему и ругал его при появлении в столице. Люди остаются людьми, чем бы они ни занимались, возделывают поля или же работают в политических партиях. Человек приходит в партию ещё и потому, чтобы не быть одному, чтобы чувствовать рядом друзей — их мускулистые тела. В число дружеских обрядов политического коллектива входит совместная мариновка на улицах, горделивая колонна под яркими флагами стремится видом своим устрашить противника, заявить о себе. В число обрядов входят и потасовки с противником, и совместный приём пищи, и совместные возлияния. Политическая партия — это как бы племя, отдельное, другое, и ему, чтобы поддерживать себя в общности, нужны ритуалы. Безусловно плохо и безнравственно, когда возлияния чрезмерны. С этим мы всегда боролись в Национал-большевистской партии. В московской организации я в конце концов запретил совместные возлияния в штабе. Вне пределов штаба и тогда, когда не заняты национал-большевистской работой, нацболы также призваны соблюдать умеренность. Алкоголиков, впрочем, у нас никогда не было. Были несколько пьяниц, с которых я не спускал глаз. Некоторых мы изгнали. На время выборов газета наша сделалась скучнее. Дело в том, что Дугин, а за ним и я, стали печатать в ней материалы для выборов. Рассчитаны материалы были на избирателей, а не на национал-большевиков. Мне самому было противно читать их, и после выборов я потом напишу резко: «Избирателей надо бить ногами». Александр Гельевич был подавлен результатом выборов, я не помню, сколько он получил голосов, но немного. Впрочем, и я получил какие-то странные, если не ошибаюсь, 5.555 голосов, что резко контрастировало с моим результатом в 93-м году в Твери, тогда я взял около 23 тысяч голосов. Объяснялось это поражение в моём случае просто: избиратель уже и в 1993 году выбирал партии (пусть и в сугубо российском понимании этого слова), а на личности уже не обращал внимания. Что касается Дугина, то он был намного менее известен широкой публике. В его округе победил «яблочник» Голов. Лично у Голова известность была вряд ли больше, чем у Дугина, но к «Яблоку» питерская интеллигенция относилась крайне сочувственно. У меня в округе победил Владимир… тут я сознаюсь, что забыл фамилию этого достаточно заурядного демократа… Лысенко! Вспомнил. Демократ.
После выборов я с ещё большей энергией взялся за газету. Дабы сократить расходы, я сам стал клеить макет «Лимонки». Научился делать это менее чем за два часа. В назначенный день я клал свою газету в папку, вёз её на метро «Полежаевская» и взбирался вверх пешком по улице Зорге. Проходил мимо вахтёрши в «Картолитографию». Находил или директора Слуцкого в его потрёпанной кожанке или относил макет прямо в производственный отдел на второй этаж к девушкам в белых халатах, отдавал им сопутствующие фотографии и уходил.