Моя политическая биография - Эдуард Лимонов

После выборов я с ещё большей энергией взялся за газету. Дабы сократить расходы, я сам стал клеить макет «Лимонки». Научился делать это менее чем за два часа. В назначенный день я клал свою газету в папку, вёз её на метро «Полежаевская» и взбирался вверх пешком по улице Зорге. Проходил мимо вахтёрши в «Картолитографию». Находил или директора Слуцкого в его потрёпанной кожанке или относил макет прямо в производственный отдел на второй этаж к девушкам в белых халатах, отдавал им сопутствующие фотографии и уходил.

Типографская работа всегда доставляла мне удовольствие, как и пребывание в типографии. У Слуцкого тогда не было заказов, и потому мы, платившие наличными, были желанны здесь. К нам относились радушно. Я уже было думал, что нашёл друзей на долгие годы, как вдруг через год на Слуцкого наехали «неопознанные наши враги», пригрозили ему, что если он будет продолжать печатать нашу газету, то ему откажут в крупном заказе на печатание школьных учебников для Московской области.

Кто такие «ННВ», Слуцкий не разгласил, но намекнул, что это, возможно, КПРФ или ЛДПР, и попросил меня поискать другую типографию. Я тогда на него обиделся и даже обратился в прокуратуру с просьбой расследовать эту историю, тем более что Слуцкий сказал мне, что ему угрожали. Через несколько лет после событий мне поведали, что в дело была замешана некая Любовь Кезина — министр образования правительства Москвы и мать Жени Кезина — приятеля Тараса Рабко. Я помнил Женю по поездке в город Вятку, как высокого парня с хвостом и только, и думать не думал, что его мать почему-то окажет влияние на судьбу нашей газеты. Я и до сего дня не понял, что там такое произошло на самом деле. То ли Женя Кезин показал матери отличные номера «Лимонок» и сказал: «Вот мама, как надо издавать, в лучшей типографии города, простаивающей, так как у них нет работы». А мать Кезина искала, где бы дёшево и качественно издать московские учебники. А затем Кезина, чтоб не компрометировать себя соседством с радикальной газетой, обронила Слуцкому: «Кстати, а почему вы печатаете этих коммуно-фашистов? Они, что, вам хорошо платят?»

«Да помилуйте! — мог сказать Слуцкий, — по самым низким расценкам платят. Я их попрошу найти себе другую типографию, проблемы нет, Любовь Александровна». А могло быть ещё проще: получив жирный заказ, Слуцкий сам решил выставить нас от греха подальше. С совестью справиться ему было очень легко: «Картолитография» должна была кормить своих рабочих, а директор Слуцкий был им как бы отец-кормилец.

Я бросился искать типографию. Произошло всё это весной 1996 года. Именно тогда же, с дистанцией в несколько недель, произошёл первый кризис с Дугиным. Я расскажу о нём в следующей главе, а пока расскажу о том, как газета строила партию.

Механизм был прост. Издающаяся в столице радикальная молодёжная газета, очень необычная, весёлая и злая, — полная правых сказок Дугина, крутых левых и правых материалов. В доступной форме говорящая на языках молодёжи о молодёжи. Говорящая о том, что читать, что слушать, что смотреть, подключающая немедленно любого пацана из Богом забытого города к столице, к цивилизации — такая газета вдруг появляется в городе N-ске. Её читают, передают из рук в руки, она вызывает брожение умов. Она бросает семена в ожидающую почву российского провинциального города. Через несколько месяцев там, куда попала «Лимонка», образовывался кружок, а потом и ячейка нацболов. Эти пацаны встречались, обговаривали газету, потом писали нам. И получали — порой долго ждали, но, в конце концов, как правило, получали — ответ. Мы посылали им другие номера газеты, завязывался обмен, начиналась поставка. Так появлялись у нас первые организации. Мы не сразу сами поняли этот механизм. Когда поняли — стали его использовать.

Поначалу я всего лишь заботился о том, чтобы газета наша попала в наиболее возможное число городов. Сперва «Логос-М» брал у нас от 5.000 до 3.600 экземпляров «Лимонки». К 1996 году стали брать меньше. Но не потому, что на нас не было спроса, а потому, что киоскёрам было невыгодно нами заниматься. Они гнали читателю миллионы тиражей «Комсомольской правды», «Аргументов и фактов» или «СПИД-ИНФО», те газеты, которые уже имели миллионы читателей. Выставлять нас на своём прилавке в один квадратный метр им было невыгодно. Газетный и издательский бизнес первым в России успешно стал капиталистическим, работал в режиме свободного ранка. Этот рынок не хотел давать ход политической оппозиционной газете — это раз. И второе — мы не могли платить за популяризацию жирные деньги. У нас их не имелось.

Постепенно мы перешли на самораспространение. Часть газет мы отвозили к музею Ленина, где был рынок патриотической прессы, и сдавали оптом оппозиционным старушкам и старикам. Часть газет уезжала на поездах в различные города России и СНГ. Мы далеко не всегда получали за свои газеты деньги, но мы неизменно и тупо развозили свои газеты по вокзалам. И газеты встречали в далёких городах, а когда мы в конце концов в 1998 году подсчитали количество региональных организаций НБП, то ахнули: более пятидесяти регионов оказалось у нас в руках. Их покорила вначале «Лимонка», а уж потом НБП.

Надо понимать, как устроен российский социум. Каждый русский город имеет не такое уж большое ядро активной молодёжи и все друг друга знают. Ясно, что наша газета не могла заинтересовать криминалов. Но молодёжь контр-культуры, политзаинтересованная молодёжь, альтернативщики, рокеры, панки, все читали нас запоем. Не обязательно все шли в НБП, но читали все! Каждый номер ожидался (и ожидается!) с нетерпением. Ибо что в тусклой жизни провинциального города ещё происходит? Газета давала единение с молодёжным движением во всей стране. Думаю, в недалёком будущем «Лимонку» будут изучать как важнейший литературный, культурный и политический феномен конца XX — начала XXI века, которому нет аналогов в истории России. Удивительна близорукость тех, кто не понимает размеров этого Зверя под названием «Лимонка». Мы были the absolut Beginers!

Через свою эстетику революционности (даже в слабых проявлениях хулиганства и дебоширства), через 4-ю полосу, где пропагандировались новая музыка, новое видео, новая графика, новое кино (в конце концов у нас нашёл прибежище и киноавангард — Сальников и Мавромати, и артавангард — Бренер и Осмоловский, и поэт Витухновская, и музыкант авангарда Курёхин) — мы цепляли на крючок души, даже далёкие от политики. А потом они у нас начинали читать и 2-ю и 1-ю полосы — саму политику. Мы сумели сделать политику нескучной. Приватизировали героев мира и левых и правых: Че Гевару и Мэнсона, Мисиму и Баадера. Они никому в России не были нужны: мы их подобрали. И дали нашему читателю и партийцу в качестве примеров для подражания.

глава X. Правые союзники

Опыт с Зюгановым долго давил на меня. Обещав мне лично помощь (или хотя бы невмешательство) на выборах декабря 1993 года, он кинул меня. Я позвонил ему предварительно, посоветовался «Ты будешь, Гена, кого-нибудь выдвигать в Тверском округе? Я хотел бы попытать счастья и побороться за место депутата Госдумы. Если у тебя там кто-то идёт, я не буду выдвигаться?» — «Нет, Эдик, никого в Тверском у нас не будет. Иди, мы тебе поможем. Если б нам разрешили участвовать в выборах, я бы взял тебя в список КПРФ». Через несколько недель Ельцин разрешил КПРФ участвовать в выборах, но Зюганов не сказал своим партайгеноссе, когда они делили округа: «Давайте возьмём в список Лимонова? Не член нашей партии, но свой. Столько сделал для оппозиции. Храбрый человек, воевал в Сербии».

Хера лысого сказал Гена. Ясно, что я был шокирован предательством «своих». И меня отшатнуло вправо. Раз ты предан левыми, ты, естественно, склоняешься вправо. Я пошел на правую конференцию под названием «Куда идет национализм?», так, кажется, где увидел массу правых: национал-демократа Севастьянова, главаря Народно-национальной партии Сухаревского, руководителя московской организации Национал-республиканской партии (забыл фамилию, толстый и высокий), в Питере партию возглавлял, уведя её от Лысенко, — подозрительный бывший мент Юрий Беляев. Я выступил на их конференции. (Хотя они неохотно признавали НБП националистами или не признавали вовсе.) Интересно отметить, что Корчинський, симпатичный мне бывший лидер УНА/УНСО, говорил мне, что украинский националистический бомонд никогда не признавал УНА/УНСО националистами. В своей речи я сказал, что надо бы нам объединиться и перестать бороться друг с другом, что следует бороться с Системой. После моей речи ко мне подошел Иванов-Сухаревский и сообщил, что согласен — пора объединяться.

Чуть позже все вышеперечисленные: я, Иванов-Сухаревский (красочная по-своему личность, кинорежиссёр, актёр, человек в белых перчатках и красном джемпере, демагог, антисемит и психопат), глава московской организации НРПР (тот же толстый и высокий, блин, как же его?), ещё один типчик с восточными чертами лица, руководитель неясной организации, все мы собрались у меня в кабинете в Бункере и образовали организацию под названием Координационный Совет Радикальных Националистических Партий (сокращенно КСРНП). Случилось это в начале 1996 года. Таким образом, я второй раз сделался руководителем политического блока, если считать Национал-большевистский фронт, созданный в мае 1993 года, — первым. (Я понимаю, что для «нормального» смертного, не для политического маньяка, каковым я являюсь, вся эта социальная возня с людьми очевидно представляется безумием.)