Тринадцать ведьм - Инна Бачинская

Она включила электрочайник, насыпала в керамическую кружку чай. Присела на табурет и задумалась. Вспомнила события рокового праздника, пьяноватых гостей, салют в честь хозяйки дома, который она наблюдала из окна. В саду гремело и сверкало, а хозяйка дома лежала мертвая на полу в своей спальне. Вот уж воистину случай! Случайный случай. Нелепый несчастный случай. Жадная до жизни Виктория мертва, а она, Ида, в которой жизни осталось так мало, всего ничего, жива. В чем смысл? Нет смысла, сказал Андрей Шепель. Жизнь не благодарность за заслуги, а случайность.

Андрей… сильный, жесткий, сделавший себя сам. Он сказал, что часто рассматривает фотографии с того праздника… Не верю, сказала себе Ида. Не будет он смотреть… зачем? Зачем ворошить? Да и любви к жене особой не было. А если бы умерла она, Ида… как Толя воспринял бы ее смерть, вдруг подумалось ей. Он устал возиться с ней, ему хочется покоя… Наверное, с облегчением. Устроит красивые похороны, ее завалят венками, на поминках знакомые будут желать ей земли пухом и царствия небесного… единственное, что можно ей пожелать, все остальное уже будет неважно. А она… вернее, ее бессмертный дух, будет витать над ними и смеяться от радости, что сбросил наконец земную оболочку. А Толя вечером, оставшись один, позвонит своей женщине и скажет: «Я лечу, жди! Свобода!»

Прекрати истерику, приказала она себе. Не сходи с ума. Тебе уже лучше, весной уедешь в Лимассол, будешь целыми днями сидеть на песке и смотреть на море. На теплом белом песке. В красивой белой шляпе с широкими полями и в белом сарафане. Или голубом. Хозяин рыбной лавки, продубленный солнцем и солью Ставридис, будет приносить живую рыбу, утренний улов, а Мария, его жена, которая работает у них, будет готовить ее с овощами. Ты выкарабкаешься, поняла? И местное белое вино, нежное и некрепкое…

Андрей Шепель спрашивал, нет ли у нее чего-нибудь… фотографий с праздника, вспомнила. А она ответила, что давно перестала фотографировать, так как пришла к выводу, что вокруг нет ничего, что ей захотелось бы увидеть еще раз. Ровным счетом ничего. Включая собственную физиономию на фоне пляжа, моря, виллы… и так далее.

Они стали чужими, сказал Андрей. Виктория меняла любовников и швыряла деньгами. Скромная учительница музыки в прошлом, выросшая из дешевых платьиц. Светская львица из предместья. Они бы расстались в конце концов, подумала Ида. Но случилось иначе, Виктории не повезло. Ида фыркнула невольно: не повезло! Высокомерная, холодная, полная презрения к миру Виктория! Они обе, Виктория и ее шестерка Тамара, издевались над ней за ее спиной. Их взгляды прожигали насквозь! Да что там, за спиной, они издевались прямо в лицо. Виктория и Толя были любовниками, она поняла это в тот самый вечер. Они вдруг исчезли, и Тамара сказала… что же такое она сказала? Да ты не беспокойся, твой муженек где-то тут, я видела его с Витой… Сказала с такой интонацией, с таким выражением лица, со скрытым торжеством и издевкой, что она все поняла — как пелена с глаз упала. Мерзкая баба! Она вспомнила отдутловатое, сильно накрашенное лицо Тамары, удушливый запах ее парфюма… Б-р-р! Одноклассница Виктории, она же ее наперсница и шестерка, льстивая, завистливая, увешанная дешевой бижутерией. Ида помнит ее бывшего мужа… или кем он там ей приходился — плюгавого заморыша в костюме, который был ему велик… с тех времен, когда они еще пересекались, до ее болезни. Он ел как не в себя. Жрал и пил как… экскаватор! Ида рассмеялась. На юбилее Виктории Тамара была уже одна…

Ее появление на празднике стало для Виктории неприятным сюрпризом. Накануне Толя вскользь заметил, что их пригласили на юбилей, но он пока не знает, стоит ли идти, тем более это в загородном доме, придется «гулять» всю ночь. Муж был уверен, что она откажется, она уже два года нигде не была, но она вдруг согласилась. Она видела, что Толя недоволен и смущен, он прятал глаза. Она сказала, что ей лучше и хочется побыть среди людей; он промолчал. Она его не осуждает, все это время он возился с ней как с ребенком. Денег потрачено немерено, консультации у лучших специалистов… а что дальше? Сколько ей осталось? Да и осталось ли? Какая из нее жена? А Толя здоровый сильный мужик, гормоны играют. Он бросит ее рано или поздно. Назначит пенсион, все честь-честью, возможно, даже наймет сиделку. Не чужие ведь. Но уже никаких консультаций у ведущих специалистов, никаких поездок в дорогие санатории… карабкайся сама как знаешь. Она даже не уверена, что у него никого нет. Есть, наверное. Конечно, есть! Она ведь и о Виктории Шепель не знала. Говорят, мужья узнают все последними. Жены тоже… во всяком случае, она, Ида. Они были знакомы несколько лет — у Толи и Андрея Шепеля были какие-то совместные дела, встречались по праздникам, но она никогда ничего не замечала… Никогда. Наоборот, Толя говорил, что Вита корчит из себя аристократку, а сама простовата и хамовата. Но поет неплохо. Ида не знает, когда они стали любовниками… возможно, когда она заболела. Вот и сейчас у Толи кто-то есть, она чувствует! Но приличия муж соблюдает, следов губной помады на воротничках рубашек нет, и чужими духами от него не пахнет.

Она помнит, как они впервые были у Шепелей в их городской квартире. Шикарная квартира, пять или шесть комнат, громадная гостиная, мебель, картины… Виктория вскользь заметила, указывая на маленькую картину в широкой золотой раме: «Это Лиотар, восемнадцатый век… мы купили в прошлом году на аукционе в Англии. Эскиз к «Шоколаднице»… деньги сумасшедшие!» Сказала с нуворишеским самодовольством, преувеличенно небрежно. «У Виточки много дорогих картин!» — вылезла Тамара, и Виктория снисходительно улыбнулась…

А потом к ней подошел хозяин дома. Ида невольно сжалась, ожидая дурацкой шутки — Толя сказал, что у Шепеля в деловых кругах кличка Кинг-Конг, морда уж очень не того-с! Кроме того, грубиян и невоспитанный хам. Но человек нужный, придется дружить.

В его лице действительно было что-то от киношного Кинг-Конга или первобытного человека, но отталкивающего впечатления он не производил. Его лицо говорило о силе и энергии, возможно, жестокости. Мощные надбровные дуги, глубоко сидящие глаза, квадратная челюсть. Она еще тогда подумала: не дай бог встать у него на дороге — перекусит и не поморщится.

— Вы кто? — спросил он, разглядывая ее без улыбки. — Я — Шепель, хозяин дома в некотором роде. Как вы попали в наш паноптикум?

— Пришла с мужем, Анатолием Крамером. Меня зовут Ида, — сказала она, чувствуя себя ученицей у доски.

— Вы Ида Крамер? — Он продолжал внимательно ее рассматривать, и ей показалось, что он сейчас ее потрогает. — Добро пожаловать, рад. Что вам принести? Хотите вина? Белого? Красного? Может, шампанского?

— Вина, белого. Спасибо.

Он ушел, и тотчас к ней подошел Толя.

— Ты, я вижу, уже познакомилась с Шепелем? Ну как он тебе?

Она пожала плечами.

— Устрашающий тип!

— Я предложил ему кое-что, надеюсь, клюнет. Ты с ним полюбезней…

Вернулся Шепель с вином, протянул ей. Сказал:

— У тебя красивая жена!

— Твоя тоже красавица. Я слышал, она певица?

— Певица. А вы, Ида, чем занимаетесь?

— Ничем. Я не работаю, петь не умею. Сижу дома.

— Ида картограф, — сказал Толя. — Неплохо рисует…

— Картограф? Никогда бы не подумал. Картограф в моем понимании здоровый бородатый мужик с рюкзаком и в сапогах, живущий в палатке.

Ида улыбнулась…

Потом Никуся, жена партнера Толи, Игоря Костина, сказала, что Толе нужно быть разборчивее в деловых связях, Шепель — страшный человек, он банкротит компании и скупает за бесценок. Занимался строительством, торговлей, возил медтехнику, теперь взялся за банки. Ему верить нельзя, кинет! У него ужасная репутация.

Ида рассказала мужу о репутации Шепеля, и Толя сказал, что не собирается иметь с ним дела. Собирался, но подумал, взвесил и передумал. А Игорь паникер, всего боится…

…Ладно, не будем о грустном. Она поправится, встанет на ноги и весной улетит в Лимассол на все лето, до самой осени, в их замечательный дом, утопающий в азалиях, дышать морским воздухом. Дом, где всякая мелочь результат прочесывания антикварных лавок и блошиных рынков. Безделушки, бронза, керамика, картины, ковры. Прекрасная итальянская мебель, тяжелые шелковые драпри на окнах — темно-оливковые, и стеганые атласные покрывала на кроватях — тоже оливковые, в розовые цветы. Ее любимые цвета — темно-оливковый и розовый, не яркий карамельный, а тускловатый, называется «пыльная роза». Ида улыбается, она соскучилась по «летнему» дому, она представляет, что сидит на песке маленького пляжика; вокруг прекрасный солнечный день, легко накатывают на берег мелкие прозрачные волны… лицо и руки ее покрылись светлым загаром, стали ярче глаза, губы порозовели…

В прошлом году с поездкой не получилось… и в позапрошлом, наверстаем в этом, говорит она себе. Обязательно. Как бы там ни было, у нее есть дом. В конце концов, жить стоит даже из-за всяких приятных мелочей… если не осталось ничего другого.