Сказания новой Руси. Рассказы, сказки, памфлеты, эссе - Геннадий Мурзин

– Ошибка твоя, дядюшка, громадная, стратегическая.

Он насупился.

– Не только моя, а и советской власти, – дядюшка вновь отвернулся и стал рассматривать что-то за окном.

– Согласна: пятьдесят на пятьдесят. Однако, дядюшка, став зрелым мужчиной, свое взял… Оторвался по полной.

– Ты права… – он, ухмыльнувшись, добавил. – Правда, кидаться в колени возлюбленной не перестал до самой старости. Чуть что – бац и я вновь на полу. Короче, горбатого могила лишь исправит – такой, племянница, итог моих любовных исканий.

2. Лёлька

Дядюшка (слава Богу, все еще жив) часто вспоминает своих женщин, а их (из тех, который я знаю) пару десятков точно наберется. Признается: охальник тот еще был. Верю ему на слово.

Сегодня, когда по привычке забежала попроведать, когда почаёвничали, старик, откинувшись на спинку стула, зажмурившись, в очередной раз начал «исповедоваться».

– В «Одноклассниках», – всем своим видом изображая недовольство, забурчал он, – нарисовалась… – я во время пауз ни о чем не спрашиваю, потому что знаю: бесполезно. Больше того, что захочет, не скажет. Клещами из него не вытянешь лишнего. – Лёлька, стерва этакая, – дядюшка так называет Ольгу, вторую свою официальную жену. – Как-то отыскала… Удумала… В качестве аватарки выставила фотку… Фотке-то без малого пятьдесят годков… Красотка… Была… Сейчас, пожалуй, стала другой: страшненькой… Как и я…

Насчет себя дядюшка явно преувеличил: выглядит, не смотря на груз прожитых лет, хорошо; молодые бабульки все еще косят блестящий глаз в его сторону.

– Ну, – продолжает он, – обменялись парой-тройкой сообщений. Понял: опустилась туда, откуда ее когда-то я вытянул за шкирку, – хочется спросить, а молчу. Жду терпеливо продолжения. – А когда-то, – на лице появляется счастливая улыбка, – ею гордился…. За плечами у нее – только семилетка… так с нею и осталась. Но, – дядюшка поднимает вверх указательный палец, – через пяток годков совместной жизни затыкала за пояс всех, даже с дипломами… Эрудиткой стала… Линотиписткой была… в типографии… Наберет текст, говаривали опытные корректора, так, что после нее проверять – пустая формальность… Гордился… Про жену же говорили…

Пауза. Дядюшка светится: воспоминания ему явно доставляют удовольствие.

– Ха! – коротко смеется он. – Прихожу, бывало, в типографию, а тамошние бабоньки ахают да охают: откуда, дескать, и что берет девка? Провела, мол, в коллективе политинформацию, разъяснила нам, дурам набитым, что есть социализм по-французски. Те коммунисты, сказала, отличаются от наших тем, что на дух не принимают диктатуры пролетариата, что не на словах, а на деле за свободу слова, печати, собраний и митингов, что противники вождизма, что мечтают построить общество, в котором, как в роскошном букете, найдется свое место каждому цветку… Слушаю я все это и млею… Приятно… – дядюшка опять смеется. – Правильно говорят: с кем поведешься, того и наберешься… Так-то вот, разлюбезная моя племянница.

Соглашаюсь опять: рядом с такими, как мой дядюшка, дур не было, нет и быть не может. Оттого, пожалуй, и доживает свой век в одиночестве. Тяжело таким в личной жизни. Редко, когда встречают умную бабу, которая бы понимала и относилась снисходительно даже к чудачествам.

– Да… уж, – произносит свое любимое словосочетание, ставшее таковым после первого же просмотра фильма «Двенадцать стульев». – Была Лёлька умницей и не стало. Вернулась туда, откуда, – он еще раз повторил, – я ее вытащил за шкирку. Дура дурой теперь… Не может умная баба прятать свою внешность за изображением полувековой давности… Не может!..

Я обнимаю дядюшку и целую в гладко выбритую и надушенную запахами Франции щечку. Мы расстаемся. Через недельку, а то и раньше, вновь забегу на минутку.

Признаюсь: обожаю дядюшку. Сильнее, простите меня, отца родного.

3. Ему респект и уважуха

Поручив Серёженьке, мужу своему, совершить вечерний моцион с Настюхой, пятилетней нашей озорницей-дочуркой, решила сбегать к дядюшке, попроведать. С неделю, наверное, не была. Звонила, однако… Дядюшка не из болтунов и обычно отделывается короткими шуточками. На душе спокойнее, когда увижу своими глазами, что со стариком всё в порядке.

У дверей трижды нажала кнопку звонка. Открыл тотчас же, будто ждал: то ли увидел меня через кухонное окно, выходящее во двор, то ли интуиция указала на факт моего приближения.

Обняв и чмокнув дядюшку в шершавую щеку, прошла на кухню. Поставив на стол трехлитровую банку, присела. Дядюшка подошел, близоруко осмотрел со всех сторон.

– Полнёхонька, – сказал он и сердито (я-то точно знаю, что его сердитость напускная) спросил. – Сдурела? Деньги, что ли, лишние завелись? Зачем тратишься? Муж-то вряд ли одобряет этакую транжиру.

– Какая же я транжира, дядюшка? Совсем нет. Просто: захотелось побаловать тебя…

– Избалуешь, приучишь… Будет плохо… Как после жить-то?..

– Перестань, дядюшка, – я нахмурилась, будто обиделась. – Медок свежий, настоящий. Пасечник, у которого беру, надежный. В твоем возрасте такой медок вдвойне полезен.

– Не напоминай про возраст, – укорил дядюшка и даже отвернулся.

– Обиделся? Ты что? Чай, – это его любимое с недавних пор словечко, – не красна девица.

– Все равно… Старость, чай, не радость… Для всякого… Насчет мёда, то… я и сам в состоянии…

Я позволила тут прервать.

– О чем речь, дядюшка?! На твою, извини, вшивую пенсию?..

– Кстати, – он ударил себя в грудь, – максимальная. Как у большинства…

– Твоя максималка, дядюшка, – смешная.

– Какая есть, племянница, на ту и живу. По одёжке, как говорится, привык протягивать ножки. По миру не хожу, в долги не залезаю, в жилетку никому не плачусь, – присев напротив, ударил ладонью по столешнице. – Одним словом, нормально живу.

– Нормально?! – переспросила я. – Нормально, когда пенсионер, имея за спиной сорок два года непрерывного и безупречного трудового стажа, отдав всё лучшее обществу, перебивается с рубля на рубль и вынужден экономить на всем, в том числе и на своем здоровье? Нормально, говоришь, когда власть одной рукой прибавляет твою пенсию на триста рублей, а другой рукой тут же, через повышение тарифов на коммуналку, допустим, отнимает шестьсот? Может, пойдешь и расцелуешь эту власть за то, что ты не умираешь с голоду?

– Ну, племянница… Целоваться с властью я не буду… Непривычно… Да и противно… Оставляю это занятие другим… Тем же ура-патриотам, живущим мечтами чем-либо поживиться с барского стола.

Я встала:

– Вот за это тебе, дядюшка, как выражается молодое поколение, – респект и уважуха, – легонько погладив старика по стремительно редеющим волосам и еще раз чмокнув в щечку, припустив пафоса, который, мне думается, в данном случае вполне уместен, добавила. – Гордый человек – сильный духом человек и ты у меня именно такой.

– Чай, подзагнула, племянница?

– Ни на грамм! Что же касается власти, – добавила я, – то… Пусть идет далеко и надолго.

И мы, не сговариваясь, одновременно рассмеялись.

4. Конкурент

Столь терпеливого и благодарного слушателя, чем я, пожалуй, у моего любимого дядюшки никогда не было. Заскочила, вот, опять же на минуту, а засиделась на час.

Сидим вдвоем. Пьем чай. Разговариваем. Не про политику, которой дядюшка отдает предпочтение, а я же, напротив, терпеть не могу, поэтому увожу в сторону, подальше от политических склок и свар.

Хватило ума (баба и что с меня возьмешь?) ни к селу, ни к городу ляпнуть:

– Дядюшка, поклонниц у тебя, думаю, хватало… На виду всегда был.

– Хм, – дядюшка отправил в рот печенюшку, запил чаем и только после этого заметил. – Как тебе сказать…

– Скажи, как было.

– Было дело… Когда-то… Не пообижусь. Особенно, когда с молодежью работал… Да.. Я ведь, сама видишь, не из тех… Судьбой обделен.

– Скажешь, – я покачала головой.

– В том смысле, что, – он поспешил с уточнением, – комплекции… не то, чтобы… Ростом тоже не на зависть… В годы моей юности качаться как-то не в моде считалось. А девчонки, как прежде, так и нынче, гренадерской стати парнишек предпочитают.

Я заметила:

– Не телом богат мужчина, а мозгами и духом.

Дядюшка, рассмеявшись, подмигнул.

– Всё правильно, а сама? Вон, какого крепкого мужичка выбрала.

– Само собой получилось… Специально не выбирала…

– Гм… Все говорят… Значит, вот так… Конкурировать приходилось… Часто…

– Чую, обставлял конкурентов?

– Врать не стану: бывало… Вот случай такой…

– Это после какой женитьбы?

– После первой, племянница… Когда в разведенных какое-то время ходил… Вот… Познакомился с девчушкой: ей восемнадцать, а мне двадцать семь. Валюшкой звали. Белокурая, круглолицая. На лбу – чёлочка, в серых глазах – поволока. Спокойная. Вечно задумчивая. Штукатуром-маляром работала на стройке. После строительного училища. Словом, как говорит нынешняя молодежь, зацепила. Крепко. Думал, что навсегда… Да… Не о том речь… Знаешь, спортивный интерес зажегся после того, как узнал, что у Валюшки парень есть. Мастер спорта по вольной борьбе, между прочим. Призер чемпионата России. Так сказать, не мне чета.