Приключения сомнамбулы. Том 2 - Александр Товбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тех тигровых креветок х… дождёшься, когда ещё откроют весь торгово-развлекательный центр, конь не валялся… а когда выловят тех креветок, по-русски сварят? – Зато до креветок будут колбасой торговать, с музыкой свой лабаз «Большой Ларёк» откроет и будут. Скоро уже откроет, вот-вот, мы за….сь там напольную плитку класть, подбирали одну к одной, перекладывали, фирмач велел, чтобы виды ихних городов похожими получались. Как точно подобрать-то? Церкви у них с круглыми куполами, колокольни – узкие-узкие, высокие, в небо залезают. Плитки-то фигурные, но х… подгонишь.
– На х… те колокольни? У нас в Волосове взорвали на х..
– И церковь?
– Церковь-то на х… взрывать? Там кино крутят.
– Фарш в новом лабазе будет, до х… фарша и всего будет.
– Я буду пельмени брать, беляши, а колбаса хреновая будет. Раньше докторскую возьмёшь, или украинскую…
– Всё, нет, как отделились, украинской. И сала…
– И докторской нашей колбасы ни х… не будет, только поддельная, без мяса, как заграничная из бумаги, вон и мясокомбинат наш «Самсон», Невзоров сказал, тю-тю.
– Как это – тю-тю?
– А так, разорили на х… одна вонища от дохлых свиней осталась.
– Не, «Самсона», я слыхал, когда разорился на х… богатей какой-то перекупил, с корейским банком снюхался и вместе перекупили.
– С корейским? На х… тем корейцам дохлые свиньи?
– А х… их, корейцев, знает. Когда итальянскую плитку клали, бригадир говорил, корейцы с «Большим Ларьком» заодно, чтобы телевизорами торговать.
У остановки притормозил двухэтажный, со стеклянным верхом, автобус «Вологда – Франкфурт», толкаясь, в автобус полезли парни в надутых куртках.
– Ездят и ездят, ездят и ездят, – проворчала, радуясь ли, негодуя, жёлтая каска.
– Кто ездит-то?
– Как кто, евреи. Вечно они туда-сюда.
– Почему евреи?
– У кого ещё деньги есть?
– Долой, долой! – доносились, слабея, охрипшие голоса.
Автобус заполнился, откатил.
– Возьмём по «троечке»?
– Не, мне «Степана».
– Ещё «Сабонис» в вагончике припасён, утром на ваучер обменял.
– Не, «Сабониса» я вечером с тестем раздавлю, у меня тесть пьющий. Где обменял? Раньше на поллитровки меняли, бумажка пустая, а литр уже дают.
Что за ваучеры ещё?
– Когда там больших креветок будут варить… почему медленно расчищают? – красная каска посмотрела по сторонам, – грязь, бурьян, ну упали дома, что кричать-то, расчистили бы, а то как свалка, не разобрать по кусочкам, как свинорой получается… так и к юбилею ни хрена не успеть…
– Свалка и есть свалка.
– Не, не расчистить… Потому и подрываются под свалку с торгово-развлекательным центром, что не расчистить, бригадир чертежи видел, говорит, центр большущий, до х… места надо, он и снизу и сверху будет, во всю длину будут шары гонять, да ещё с автостоянкой, гараж глубокий-глубокий, под него х… такую большую свалку расчистишь. И вывозить некуда.
– Как расчистишь? Там живут под камнями, часовни ставят.
– И хоронят, видишь сейчас? – поминки… Расчищать будешь, а там гробы. Где ещё хоронить-то? Вон, забор подступает.
– Забор надо на х… сломать, чинишь, подпираешь его…
– Ни х… его не починишь, доски пропеллером. Если какие приколотишь, так отрывают сразу и шастают туда-сюда, туда-сюда… сломать и всё…
– Ох. ли? Как сломать?
– Так, толкнуть бульдозером и… на х… этот гнилой забор?
– Не, нельзя без забора.
Из руин встал мохнатый столб пара.
– Рвёт и рвёт теплотрассу, вся в кружево проржавела.
– И вчера рвало, алкаш в кипяток угодил, как рак сварился.
– Положение было прочным, была страна-монолит, нас боялись, пока кучка предателей… а какой дерьмократические иуды на своём разрушительном политгешефте сорвали куш! – щетинистый красногубый толстяк в обвислом свитере, ковырявший зубочисткой во рту, пыхнул зажигалкой, поддел носком туфли банановую кожуру, – провернули ваучерную аферу, народ обобрали, всё евреям опять досталось.
– Просрали Россию, – злобно осмотрелся, прикурив, спутник толстяка в замшевой блузе; тощий, бледный, с ввалившимися щеками. А-а-а, отобедав в «Камелоте», куда-то опаздывали; замахали, закричали. – Сюда, сюда! По ухабам, объезжая мусор и обломы панелей, пропуская пьяненькие, повеселевшие под конец поминок фигуры, пробирался к нетерпеливым пассажирам жёлтый «Мерседес» с чёрными шашечками.
– Как расчистишь-то, там захоронения и люди повсюду, вилами с топорами встретят.
– И дорого расчищать, откуда денег-то столько взять?
– Деньги тю-тю! А всё гребут и гребут. Жируют и гребут.
– И отстроились, давеча халтурил у новой русской, такой дворец под «евроремонт» доделывал.
Рванул в небо ещё один столб пара, за ним – струйки потоньше.
Мимо промчался, скрылся в руинах низенький, в чёрной шляпе, пейсатый человечек с кислородной подушкой.
Поодаль пританцовывали, кружась, кришнаиты с бубнами.
Из-за большого холма, поросшего меж кучами панельного и кирпичного боя усохшей травой, грохоча, выкатили на досках дьяволята в расстёгнутых коротких кожанках. – Берегись, берегись, берегись, – кричали, грохоча, ловко управляясь с досками на извилисто-узкой, с рытвинами и камнями, дорожке.
Что ещё? Да, чуть повыше щербатого блока, на котором сидел Соснин, за витриной тканей, залитой холодным светом, за чёрным провалом в строительном мусоре, из которого выглядывал угол гроба, был бугорок, обвалованный погреб – или бункер – с большой, обитой жестью дверью в срезанном вертикально торце, жесть сморщилась, проржавела, кое-где поверх старой жести светлели заплатки новой. В дверь зачем-то, будто для обслуживания просителей-посетителей, врезали глухое оконце, тоже обитое, приладили и полочку, жестью же залицованную. Точь-в‑точь сухиновская спецчасть, – подумал Соснин и под выступом бетонного блока увидел чистенький, просто-таки сияющий, горизонтальный и узкий, как смотровая щёлка, застеклённый проёмчик. Из него, изнутри погреба-бункера, лился свет – синий, бирюзово-синий небесный свет экранов, с мельтешнёю таблиц, слов и формул на них ловко управлялись аккуратно одетые молодые люди; скольким богам, божкам отбили поклоны, какая собрана коллекция алтарей, но нашли новейшее многоликое божество, поделили на квадратики небо! Подфырчал малолитражный грузовичок; в дверь бункера заносили картонные кубы с телевизорами, дверь хлопала, певуче-жалобно повизгивали ржавые петли.
Чёрную, с позолоченными рельефными вензелями, карету вытаскивал из грязи за трос, выдыхая едкий голубой дым, грузовик «Камаз»… пиво закончилось?
Прошелестел тёплый дождик, зазеленела травка, дубовые кроны. Соснин обнаружил, что сидит впритык к открытой верандочке бистро, почти под вывеской «Корюшка – круглый год»; за ближайшим столиком шумно ворочался… тот самый? – могучая суконно-зелёная спина, жирный затылок, стрижка «под бокс». Чёрная кошка, направляясь к бистро, медленно пересекала разбитую, сдавленную руинными осыпями дорогу.
– Чего желаете к порционной корюшке?
– Солнышко, корюшки – большую сковороду, лады? И щи мясные в горшочке, картошечку с грибками, солёными огурчиками…
Ну и обжора, только-только шаверму слопал и уже…
– Что пить будем?
– Текила есть?
– Голд? Сильвер?
– Голд, голд! – поллитровку и лимон с солью. И, предвкушая, потянулся, привычно оглядел землисто-умбристые, припорошенные землёй горы обломков – над ними тут и там блестяще вздувались стеклянные сводики. Хлебнул из фляжки, которую, привстав, достал из заднего кармана штанов.
– А вот так и расчистишь, чего резину тянуть-то? – отставила бутылку жёлтая каска, – и гробы – на х… Там, в камнях, может, больше денег припрятано, чем надо, чтобы новые ларьки строить. Слыхали? Под той пятиэтажкой, что Томку с любовником завалила, старинный клад, когда их доставали, нашли. Порыли б получше, ещё бы на юбилей добавилось.
– Не, не клад – пачку долларов под книжным шкафом, новеньких.
– И золото партии можно найти!
– Ищи-свищи! То золото давно вывезли.
– Куда вывезли?
– Хоть в Израиль к себе! Вон сколько евреев ездит.
– Ездят и вывозят, ездят и вывозят. За один раз х… столько вывезешь.
– Мы, б…ь, уродуемся, они жируют и богатеют.
– С золотом навалом и документов секретных от коммуняк осталось!
– Находят, повсюду в мешках находят, «Совершенно секретно» за миллионы теперь печатает.
– Да, жили, копили, припрятывали, а ё…….ь всё на х… и всё – кишками наружу! – ласково обминала спинку воблы красная каска.
Официантка принесла поллитровку текилы и… ломтики лимона были густо посыпаны солью, выгибалась спиральками надрезанная, бледно-жёлтая кожура.
Справа от Соснина блеснуло стекло, заклеенное объявлениями: «Ищу мужчину со всеми удобствами и знакомствами, смотреть с 23 часов, Инна»; «Срочно женюсь на женщине, умеющей выводить клопов»; «Пухлый! Любимый мой! Куда ты пропал? Твой Толстый». Из-за стекла неслись взрывы, стрельба – в полутьме, на ярко вспыхивавших экранах гибли от прямых попаданий ракет космические корабли, рушились инопланетные небоскрёбы.