История православия - Леонид Кукушкин

Рассказ о деятельности царя Ивана IV Грозного историки, как правило, начинают с пространных рассуждений о его несчастном детстве сироты, о том, что посторонние люди, не любившие его, озлобили мальчика и тем самым стали причиной кровавых зверств, совершенных им в зрелые годы. Автор не согласен с таким объяснением; он считает, что великие злодеи, а Иван Грозный, несомненно, был таковым, наряду, например, с римским императором Нероном и нашим Сталиным, появляются не в результате воспитания или природных качеств. Они, как и истинные гении, вызваны к жизни иными силами: гении – Богом, а злодеи – дьяволом, поэтому, по-видимому, прав Пушкин, дважды повторивший в драме «Моцарт и Сальери» известную фразу: «Гений и злодейство – две вещи несовместные», хотя гений может иметь очень дурной характер, а злодей обладать творческими способностями и даже талантами. Грозный, как и Сталин, несомненно обладал литературным талантом, а также способностями политика и актера. Не зря Сталин поручил крупнейшему советскому кинорежиссеру Эйзенштейну создать фильм о Грозном, сказав ему о своих симпатиях к Ивану IV как к правителю. Первая серия фильма вышла в 1945 г., а вторая уже после смерти Сталина. В ней режиссер в силу присущей ему честности творца не смог показать царя таким, как пожелал увидеть его на экране диктатор. Иван IV позволил себе бесконтрольно следовать своим злодейским наклонностям, поскольку без достаточных на то оснований увидел, как пишет Ключевский, «в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия. Это было для него политическим откровением, и с той поры его царственное «я» сделалось для него предметом набожного поклонения.

Церковь Спаса Преображения на Ильине улице. 1374 г. Новгород.

Он сам для себя стал святыней и в помыслах своих создал целое богословие политического самообожения в виде ученой теории своей царской власти. Тоном вдохновенного свыше и с обычной иронией писал он врагу своему Стефану Баторию, коля ему глаза его избирательной властью: «Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси по Божию изъявлению, а не по многомятежному человеческому хотению». Однако из всех этих усилий ума и воображения царь вынес только простую, голую идею царской власти без практических выводов, каких требует всякая идея… Без этой прагматической разработки его возвышенная теория верховной власти превратилась в каприз личного самовластия, исказилась в орудие личной злобы, безотчетного произвола». Продолжая параллели с советскими временами, можно сказать, что теоретическая идея божественной власти, воспринятая Грозным, у Сталина была заменена коммунистической утопией – в обоих случаях эти иллюзорные идеи развязывали руки порочным правителям, позволяя им следовать своим дьявольским побуждениям.

Иван рано решил избавиться от ненавистной ему опеки: не достигнув семнадцатилетия, он после долгого совещания наедине с митрополитом Макарием созвал бояр и других сановников и объявил им, что желает венчаться на царство и вступить в брак. В январе 1547 г. в Успенском соборе митрополит совершил над Иваном торжественный обряд царского венчания, возложив на него венец, бармы и животворящий крест, а уже в феврале того же года боговенчанный царь сочетался браком с Анастасией, взятой им из дома Романовых-Захаровых. В июле 1547 г. в Москве вспыхнул страшный пожар, который был воспринят молодым царем как наказание за его грехи. Для покаяния он собрал на лобном месте представителей разных областей государства и, обратившись прежде всего к митрополиту Макарию, сказал: «Молю тебя, святой владыка, будь мне помощником и наставителем в любви; я знаю, что ты поборник добрых дел и любви». С тех пор ближайшим советником царя, кроме митрополита, становится протопоп Сильвестр, переведенный Макарием из Новгорода в Москву, и окольничий Адашев. Особенное влияние на царя многие годы оказывал именно Сильвестр, пока государь, к несчастью России, не пожелал вовсе избавиться от советников.

В 1550 г. царь созвал первый на Руси общеземский собор из представителей всех русских городов, чтобы изложить программу своих реформ. В том же году при непосредственном участии Ивана IV был переработан судебник Ивана III, который государь дополнил своими любимыми идеями о богоизбранности царской власти. Если общеземский собор был призван решить дела государственные, то созванный уже в следующем году так называемый Стоглавый собор занимался делами Церкви. Как записано в соборной книге: «Державный самодержец, прекроткий царь Иван, осененный благодатью Св. Духа, подвигся теплым желанием не только о устроении земском, но и об исправлении многоразличных дел церковных. Он возвестил о том отцу своему, митрополиту Макарию, и повелел составить Собор. Когда повеление царское услышали архиереи земли Русской, они объяты были невыразимой радостью и поспешили в Москву, и чудно было видеть царствующий град, красовавшийся пришествием отцов». Согласно идее христианского государства, реализация которой была начата еще при Константине Великом, царская власть существует прежде всего для служения делу охраны и укрепления Церкви. Эта идея с подачи митрополита пронизывает многие решения Стоглавого собора, и для ее утверждения Макарий предпринял два важных шага: он начал собирать в Москве все известные на Руси произведения церковной литературы и подготовил канонизацию еще официально не прославленных русских святых. В результате этих предприятий через несколько лет появились знаменитые Великие Макариевские Четьи Минеи. Стоглавый собор открылся чтением послания царя, сам Иван был тут же, восседая на престоле в соборной церкви Успения Пресвятой Богородицы. В послании, как пересказывает его в «Истории» митрополит Макарий: «Иван именем Триипостасного Бога, Пресвятой Девы Богородицы и всех святых, особенно отечественных, призвал собравшихся пастырей потрудиться для утверждения веры Христовой, для исправления церковных недостатков и царских законов, а также для улучшения земских дел. Он призывал не только людей духовных, но и князей, бояр, воинов и всех православных христиан покаяться вместе с ним и обратиться на путь добродетели, указывая на примеры страшных казней Божих за грехи. Со слезами вспоминал он о смерти своего отца, своей матери, об умерщвлении своих детей, о своеволии и злоупотреблениях бояр, правивших царством, о своем сиротстве и отрочестве, проведенном в небрежении, без всякого научения и в пороках, о казнях Божиих, постигших Россию за беззакония, и в особенности о великих московских пожарах. «Тогда, – продолжал государь, – страх вошел в мою душу и трепет в мои кости, и смирился дух мой, и я умилился и познал мои согрешения, и прибег к своей Церкви, и испросил у вас, святителей, благословения и прощения моих злых дел, а по вашему благословению простил бояр, злоумышлявших против меня, и начал по вашему благому совету устроять врученное мне Богом царство и управлять им». Вот такое трогательное и не лишенное театральности послание собору молодого царя-изверга. Затем царь перешел к собственно церковным делам – он предложил собору сперва 37 вопросов, а затем еще 32.

В первом говорилось: «Отец мой Макарий, митрополит всея Руси, и все архимандриты и епископы! Воззрите на свои паствы, врученные вам от Бога, и помыслите о святых Божих церквах, и о честных иконах, и о всяком церковном строении, чтобы по святым церквам звонили и пели по Божественному уставу и по священным правилам». Ответы на эти и на некоторые другие возникшие в ходе работы вопросы в окончательной редакции составляют сто глав, откуда и название собора. Главное новшество этого собора – роль в нем царя, определяющего и направляющего деятельность высшего церковного собрания. Здесь в неприкрытом виде появился «цезаропапизм» в отношениях между русским государством и Церковью, даже превосходящий византийский по своим масштабам.

За четверть века до Стоглавого собора была разгромлена ересь жидовствующих, но семена этой ереси ввиду близости некоторых ее положений с лютеранством стали прорастать особенно интенсивно после того, как в Россию из Европы начали приезжать протестанты. С подобным влиянием связана ересь Башкина и Косого, по поводу которой в 1553 г. был созван собор. На этом соборе судили только Башкина, человека малообразованного и путавшегося в богословских рассуждениях, а Косой появился на следующем соборе, уже после показаний на него Башкина. Косой был монахом Кирилло-Белозерского монастыря, он сочувствовал протестантским веяниям, некоторые из них сочетал с наименее уклоняющимися от христианства элементами ереси жидовствующих. Основные утверждения этой ереси таковы: Бог един в строгом смысле, т. е. не имеет единосущных Сына и Св. Духа; Иисус Христос послан Богом для исправления нравов человечества, но Сам не есть Бог. Храмы – кумирницы, иконы – идолы, а священнослужители – идоловские жрецы; причащение – обычные хлеб и вино; покаяние – самообман; избавиться от греха можно, лишь перестав грешить. Учителями Башкина, по его признанию, были литовские протестанты – аптекари Матвей и Андрей.