Голубой Марс - Ким Робинсон

– Значит, ахады напали на фетахов?

– Да. Они подрались, но у меня было такое впечатление, что ахады начали первыми. Хотя, думаю, кто-то натравил их друг против друга. Кто-то вырезал призывы на окнах.

– В Мусульманском братстве часто случались такие серьезные конфликты?

– В то время да. Но почему это произошло именно той ночью, я не знаю. Кто-то стравил их между собой. Казалось, будто они все вдруг посходили с ума.

Сакс почувствовал тяжесть в животе. Затем его охватил холод, будто по вентиляционной системе в помещение проник утренний воздух. Шатровым городом на записи была Никосия. Они говорили о ночи, когда был убит Джон Бун. Смадар смотрела видео и задавала вопросы. Зейка сканировали и записывали. Он посмотрел на Сакса и кивнул в знак приветствия.

– Расселл тоже там был.

– Это правда? – спросила Смадар, задумчиво взглянув на Сакса.

– Правда.

Это было то, о чем Сакс не размышлял уже годы, десятилетия – может, даже целые сто лет. Он осознавал, что больше не возвращался в Никосию, – ни разу после той ночи. Словно избегал этого города. Несомненно, пытался подавить воспоминания. Он очень любил Джона, который проработал на него несколько лет до того, как его убили. Они были друзьями.

– Я видел, как на него напали, – сказал Сакс, удивив их всех.

– Да вы что! – воскликнула Смадар. Зейк, Назик и Урсула тоже уставились на него, затем к ним присоединилась Марина.

– Что вы видели? – спросила его Смадар, бросив быстрый взгляд на изображение мозга Зейка, трепещущее, словно переживая тихую бурю. Прошлое таким и было – как тихая электрическая буря. И в такую бурю они все сейчас были вовлечены.

– Была драка, – медленно, неловко проговорил Сакс, всматриваясь в голограммное изображение, будто в хрустальный шар. – На небольшой площади, где переулок выходил на центральный бульвар. Возле медины.

– Это были арабы? – спросила молодая женщина.

– Возможно, – ответил Сакс. Он закрыл глаза и, хоть и не мог это увидеть, представил себе – как будто воспользовался слепозрением. – Да, думаю, да.

Он снова открыл глаза и увидел, что Зейк смотрит на него.

– Ты их знал? – прохрипел он. – Можешь сказать, как они выглядели?

Сакс покачал головой, но этим словно вытряс из нее изображение, которое и без того присутствовало в сознании, но было черным. Теперь экран показывал темные улицы Никосии, где, как и в мыслях в мозгу Зейка, мерцали огоньки.

– Высокий мужчина с узким лицом и черными усами. У них у всех были черные усы, но у этого они длиннее. И он кричал на других людей, которые нападали на Буна, но не на него самого.

Зейк и Назик переглянулись.

– Юсуф, – проговорил Зейк. – Юсуф и Неджм. Они тогда управляли фетахами и ненавидели Буна сильнее, чем кто-либо из ахадов. А когда Селим пришел к нам, позже той ночью, перед смертью, он сказал: «Бун убил меня, Бун и Чалмерс». Не «Я убил Буна», а наоборот. – Зейк посмотрел на Сакса. – А что случилось потом? Что ты сделал?

Сакса передернуло. Вот почему он никогда не возвращался в Никосию и никогда о ней не думал: в ту ночь в критический момент он замешкал. Испугался.

– Я был на другой стороне площади, когда увидел их. Я стоял на каком-то расстоянии и не знал, что делать. Они повалили Джона с ног и утащили его прочь. Я… я просто смотрел. Потом… потом я оказался в группе, которая стала их преследовать, не знаю, кем были остальные. Они придали мне уверенности. Но нападавшие утащили его по тем переулкам, а там было темно, и наша группа… мы их потеряли.

– Они, видимо, были подставными, друзьями нападавших, – сказал Зейк. – И по своему плану увели вас в неверном направлении.

– А-а, – сказал Сакс. В этой группе тоже были усатые мужчины. – Возможно.

Ему стало дурно. Он замер. Изображения на экране мерцали, огоньки бегали в темноте, а кора мозга Зейка подавала признаки жизни в виде микроскопических цветных молний.

– Значит, это был не Селим, – сказал Зейк Назик. – Не Селим и не Фрэнк Чалмерс.

– Нужно сказать Майе, – заявила Назик. – Мы должны ей сказать.

Зейк пожал плечами.

– Ей не будет до этого дела. Если Фрэнк действительно натравил Селима против Джона, но убийство совершил кто-то другой, то какое это имеет значение?

– Так вы думаете, это кто-то другой? – спросила Смадар.

– Да. Юсуф и Неджм. Фетахи. Или кто-то еще, кто стравливал людей между собой. Думаю, Неджм…

– Который уже мертв.

– Как и Юсуф, – мрачно заметил Зейк. – И все, кто начал беспорядки в ту ночь… – Он покачал головой, и изображение слегка вздрогнуло.

– Расскажите, что произошло потом, – сказала Смадар, посмотрев на экран.

– Унси аль-Хал вбежал на хаджр и сказал нам, что на Буна напали. Унси… в общем, я и еще несколько человек бросились к Сирийским воротам посмотреть, не выходил ли кто-нибудь через них. Арабы в то время казнили людей через выдворение на поверхность. И мы увидели, что воротами воспользовались один раз, но никто через них не возвращался.

– Ты помнишь код замка? – спросила Смарад.

Зейк сдвинул брови, пошевелил губами, зажмурился.

– Там был фрагмент последовательности Фибоначчи, помню, что обратил на это внимание. Пять-восемь-один-три-два-один.

Сакс от изумления вытаращил глаза. Смадар кивнула.

– Продолжай.

– Потом подбежала женщина, я ее не знал, и сказала, что Буна нашли в теплице. Мы пошли за ней во врачебный пункт в медине. Тот был совсем новый, все было чистым и блестящим, даже стены еще были голыми. Сакс, ты тоже был там, как и все остальные из первой сотни, кто находился в городе, – Чалмерс, Тойтовна и Саманта Хойл.

Сакс понял, что совсем не помнил, что происходило в медпункте. Хотя… образы Фрэнка, с горящим лицом, и Майи в белой полумаске, с губами, превратившимися в бескровную линию. Но то было снаружи, на травянистом бульваре. Он рассказал им, что на Буна напали, и Майя тут же закричала: «А ты их не остановил?! Ты их не остановил?!» И он разом понял, что не остановил их, что не выручил друга, что просто застыл там на месте и смотрел, как на него нападают и тащат прочь. «Мы пытались, – ответил он Майе. – Я пытался». Хотя это была неправда.

Но из того, что было потом, в медпункте, он ничего не помнил. Да и обо всем, что происходило позже в ту ночь. Сомкнув глаза, он зажмурился, как Зейк, будто пытался выдавить таким образом новый образ. Но ничего не выходило. В этом отношении память была странной штукой: он помнил критические моменты, когда его пронзало осознание случившегося, а остальные события стирались из нее. Лимбическая система и эмоциональный заряд каждого эпизода, несомненно, играли принципиально важную роль в приеме, кодировании и отложении воспоминаний.

А Зейк тем временем перечислял поименно всех, кого знал и кто присутствовал тогда в медпункте – должно быть, там собралась целая толпа. Затем он описал лицо доктора, которая вышла и сообщила им о смерти Буна.

– Она сказала: «Он мертв. Слишком долго находился там». Майя положила руку Фрэнку на плечо, и он вздрогнул.

– Нужно рассказать Майе, – прошептала Назик.

– Он сказал ей: «Мне жаль», и мне это показалось странным. Она сказала ему что-то о том, что ему Джон все равно никогда не нравился, и это было действительно так. Фрэнк даже согласился с этим, но затем ушел. Он и сам злился на Майю. Сказал: «Да что ты знаешь о том, что мне нравится, а что нет?»

Зейк возмущенно покачал головой.

– Я при всем этом тоже присутствовал? – спросил Сакс.

– Да. Ты сидел как раз рядом с Майей, с другой стороны. Но ты ничего не слушал. Ты плакал.

Сакс не помнил ничего из этого. Ничего. Внезапно он осознал, что он делал не только такие вещи, о которых не знали другие, но и такие, о которых помнили другие, но он не помнил сам. Как же мало они знали! Как мало!

А Зейк продолжал: остаток той ночи, следующее утро. Появление Селима, его смерть. Затем следующий день, в который Зейк и Назик уехали из Никосии. И день после этого. Затем Урсула сказала, что он мог пересказать в таких подробностях любую неделю своей жизни.

Но Назик прервала сеанс.

– Это слишком тяжело, – сказала она Смадар. – Давай продолжим завтра.

Смадар согласилась и застучала по клавишам консоли стоящего возле нее компьютера. Зейк, весь встревоженный, смотрел на темный потолок, и Сакс понял, что слишком хорошая память – тоже одно из ее функциональных нарушений. Но почему оно возникало? В чем заключался этот механизм? Изображение мозга Зейка, воспроизводящее в другой среде модели квантовой активности – молнии, сверкающие вокруг коры… Разум, помнящий прошлое лучше других древних, не знающий горя потери воспоминаний, которую Сакс считал участью, со временем постигавшую каждого… И они проводили над этим мозгом все испытания, которые только могли придумать. Но вполне могло статься, что у них так и не выйдет разгадать его загадку. Ведь происходило столько всего, о чем они абсолютно ничего не знали. Как той ночью в Никосии.