Пути Деоруса (СИ) - Машьянов Петр

***

В замок молодые люди шли молча. Всю дорогу Ганнона съедало чувство стыда. Нельзя было быть таким грубым. Виннар, как и всегда, только помогал ему и Иннару, им же доводилось платить ему тем же куда как реже.

— Виннар, я… — начал говорить он, — спасибо тебе.

— Не стоит, — проронил Виннар уставшим голосом. Он остановился и отстучал костяшками по рукояти меча так же, как стучал в дверь Иннар. — Я был рад помочь. — Пока Ганнон мечтал провалиться в пасть к Мархокару, его друг продолжил: — Да, и еще, чуть не забыл из-за нашей перепалки… — Он оглянулся по сторонам и понизил голос. — Коул собирается возвысить одного из Братства.

— Ты… уверен? Откуда тебе знать? — У Ганнона пересохло в горле.

— Приготовления всегда одинаковые. Переживаешь, что тебя не выберут? — с усмешкой спросил Виннар: он слишком хорошо знал друга, чтобы спрашивать такое всерьез. Не дождавшись ответа, парень продолжил: — Ганнон, это, — он согнул левую руку, показывая кольцо, — то, что отличает нас от них, в замке они или на пляже. Почему ты так боишься возможностей? — Капитан выразительно посмотрел на руку Ганнона, на которой кольца не было.

— Моя жизнь и так прекрасна, — с кислой улыбкой ответил Ганнон. – Зачем же рисковать всем, что удалось собрать?

Обратный путь оба завершили в тишине, не желая вновь начинать старый спор.

Акт 1. Глава 4 Вопрос Избранницы

С рассветом Ганнон поспешил в сторону башни, в которой его дожидались книги. Иннар по утрам был на своем молковом обходе, и надежды разыскать его вовремя не было. Юноша приготовился стучать, что было сил, но дверь мягко открылась вовнутрь от первого же прикосновения. Книги стояли почти у самого входа, тюки аккуратно завязаны. Ганнон заглянул вглубь комнаты: Боннар спал, уткнувшись лицом в стопку листов, бутылок с выпивкой вокруг не наблюдалось.

Взяв книги, Ганнон быстро зашагал в сторону здания, в котором располагался советник короны по церковным делам. Тревога за Виннара потихоньку вытеснялась неприятным холодком от предстоящей встречи с власть имущим. Служка, стоявший рядом со входом, сообщил, что Прелат еще в покоях, но уже работает. Передать книги он отказался, но согласился провести посетителя внутрь.

Просторная комната с высоким потолком была хорошо освещена благодаря выходившему на восток окну в виде круга Ихариона. За столом из полированного дерева сидел худощавый мужчина чуть моложе сорока, с тонкими чертами лица и голубыми глазами. Несмотря на ранний час, он был одет в громоздкое бело-золотое одеяние, а его щеки были выскоблены до красноты. Светлые волосы собраны в хвост, а те, что еще не доходили до затылка, – тщательно смазаны маслом, чтобы прилегать к голове.

Ганнон поставил книги на пол, чем привлек внимание хозяина покоев. Осмотревшись по сторонам, асессор не нашел фигурки Адиссы и стоял, потирая пальцы. Это не ускользнуло от внимания Прелата, но обратился он к вернувшемуся служке.

— Наконец-то, ты принес недостающие письма? — Речь советника была лишена всякого намека на говор той или иной провинции — чистое произношение Део Арватоса, хотя по слухам Прелат начал свой путь очень далеко от Красного Города. Служка молча рванул в сторону хозяина, склонив лысую голову и чуть не врезавшись в Ганнона. Он встал сбоку от стола и приготовился читать письма. Ганнон прокашлялся, за что был награжден недоумевающим взглядом Прелата, который быстро сменился неодобрением.

— Тебе следует подождать, пока ждут своего завершения дела более важные. А поглаживание фигурки коровы, упомянутой в четвертом, пятнадцатом и двадцать седьмом стихах тома Хождения, – это суть поклонение Старому слову, хоть и не порицаемое. Может, еще и янтарь от нечистой силы носишь? — язвительно спросил советник.

Ганнон закрыл глаза и постарался убедить себя, что очередная ступень на службе Коулу все равно не возвысила бы его достаточно, чтобы расправляться с подобными людьми по желанию.

— Какого совета просят от нас сегодня? — обратился к служке жрец, снова забыв о присутствии Ганнона.

— Начать с Видевших? — робко спросил служка. Он заметно волновался, перебирая листы пергамента и рассматривая печати.

— Безусловно.

— Есть только письмо со Второй Ступени, — произнес служка. — В деревне Посвящение проводили, заменив молоко на эль, пишут, что он был мутный. — Служка прищурился. — Эль селянам продал заезжий жрец, когда узнал, что у них полегла скотина и молока нет. Мальчика стошнило на сапоги Видевшего, который посетил праздник.

Ганнон переводил взгляд с одного серьезного лица на другое, все силы уходили на то, чтобы сохранить самообладание и – боги упаси – не усмехнуться.

— Напиши — назначить штраф жрецу в стоимость сапог в пользу землевладельца и обычную епитимью в казну церкви за отклонение от канона. Дальше, — повелел советник.

— В деревне выше по Ступени мужчина после поимки грабителей пытался отравить их всех.

— А какой совет нужен от нас? — Прелат приподнял светлую бровь.

— Пишут, что он считал это милосердием и что хотел взять все грехи на одну, свою, душу. — Служка медленно водил пальцем по неровным строкам. — Грабителей должны были казнить в разных местах… — Он замешкался и медленно закончил словами: — Более одного палача. Все, больше ничего не написано.

— Ложные мученики… — Прелат побарабанил пальцами по столу. — Пусть отошлют к Видевшему и судят за ересь по прецеденту. И допросят односельчан. Еще что-то?

— Священник, то есть бывший священник Вортана, — поправился служка, — призывал к аскезе и служению трудом для всех.

Прелат встал и прошел к окну, с минуту он стоял молча, пока не вернулся обратно на свое место. Его пальцы потянулись к вискам, но он отдернул руки, будто из огня, и вместо этого помассировал ими лоб.

— Тяжело приговаривать брата, — Прелат вздохнул, — пусть даже бывшего. Это следует осудить как покушение на основы мироздания, прецедент — оскорбление Черного духовенства.

— Но, — служка сглотнул, — о них ведь он ничего не говорил.

— Ты будешь перечить, не понимая моих слов? — Под взглядом хозяина несчастный съежился. — Тот же прецедент по тяжести не означает той же сути обвинения! Иди и повтори молитву двадцать раз, закончим позже.

— К-которую, Ваше… — заблеял прислужник.

— Любопытство и дерзость составляют ересь. — Прелат ответил церковной максимой, полагая, что ответ исчерпывающий.

Служка пронесся мимо Ганнона, аж одеяние хлопало. Прелат выдержал паузу, записывая что-то на пергаменте прежде, чем заговорил:

— Что это? — Он кивнул на тюки.

— Книги… — начал говорить юноша.

— Я не могу понять, — перебил его Прелат, разминая пальцы, — почему то, что я прошу, не выполняется? Книги должен был принести другой слуга, и не сегодня, а вчера.

— Вчера вас и ваших слуг не было на месте…

— Я не слышу ответа. — Церковник громко дышал, зажмурив глаза. — Кто решил, что может отменять мои распоряжения и менять исполнителя?

Ганнон сжал челюсти, стараясь не выдать гнев. Хорошо подумав, он ответил:

— Иннар приносил книги вечером, но побоялся оставить их без присмотра. Сейчас же он, по приказу госпожи кастеляна, совершает обход, как и всегда. Он попросил меня принести книги, чтобы не ждать полудня.

— И это вы называете бояться за книги? — не моргнув, продолжил Прелат. — Таскаете их в каком-то тряпье. Они стоят дороже ваших жизней. — Ганнон стоял молча, пока вновь не услышал голос советника. — Что ты стоишь? Подними их на стол.

Помедлив секунду, юноша повиновался и, пронеся тюки через комнату, взгромоздил тяжесть наверх. Он развязал аккуратные узлы и уставился на столешницу, украшенную гравировкой в виде ветвей и листьев. Решив, что с Ганнона хватит, Прелат молча махнул ладонью, веля ему удалиться. Его внимание целиком поглотил один из принесенных томов.

По пути Ганнон заметил группу гвардейцев в зеленых цветах дома королевы. Обходя их по широкой дуге, он все же прислушался к разговору. Лидер группы раздавал указания раздраженным тоном: «Найти… Прибывает… Прелат… Боннар». Последние слова заставили Ганнона остановиться: похоже, воины собирали совет по приказу Избранницы. Вздохнув, юноша проводил взглядом гвардейца, уходившего в сторону покоев духовенства. «Придется будить беднягу, негоже ему опаздывать к самой Избраннице», — подумал Ганнон и направился к башне, в которой заночевал монах.