Николай I Освободитель. Книга 7 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

Тем не менее, едва женщина заметила, что я очнулся, как тут же вокруг началась суета. Появился какой-то неизвестный мужчина в очках и с козлиной бородкой на лице, судя по всему дежурный врач. Он стал меня слушать стетоскопом — производства Харьковского завода резинотехнических изделий, машинально отметил я знакомую конструкцию — потом пытался двигать мне руки и ноги, — только в этот момент я понял, что левая рука у меня «закована» в гипсовую повязку, — и наконец обратился непосредственно ко мне.

— Как вы себя чувствуете, ваше величество? Можете говорить?

— Могу, — попытался ответить я, но из пересохшей глотки вырвался только свистящий хрип. — Воды.

Воду мне принесли, после чего общение пошло более живо.

— В результате крушения поезда, ваше величество, у вас несколько сломанных ребер с левой стороны, сотрясение мозга, и переломы левой плечевой кости. Кость мы собрали, — доктор развел руками, — однако есть вероятность повреждения сустава, и тогда боюсь подвижность руки полностью восстановить не получится. В остальном — постельный режим на ближайшие две недели, отдых, обильное питание, никакого алкоголя. Потом, когда снимем гипс — массажи, и специальные упражнения для разработки конечности.

— Понятно, — я откинулся на подушки и закрыл глаза. Становиться инвалидом в сорок лет совсем не хотелось, а на местную медицину особых надежд не было. Нет, она, конечно, сделала огромный шаг вперед, по сравнению с тем, что было тридцать лет назад, однако все еще оставалась на достаточно примитивном уровне. — А что с Александром?

— Хм… — Врач явно смутился, — прошу прощения, ваше величество, однако этого я вам сказать не могу. Доктор Ардент, как ваш лейб-медик, строго-настрого запретил сообщать вам любые новости о происходящем снаружи, боюсь я не могу взять на себя ответственность и нарушить данное указание.

Понятно, что с братом все плохо. Если бы было хорошо, такую новость не запрещали бы озвучивать. Вот только насколько плохо…

— Я хочу видеть наследника. Как можно скорее.

— Его высочеству отправили сообщение о том, что вы очнулись, как только это произошло, — пожал плечами врач. — Он обещал прибыть, как только сможет. Цесаревич в связи со случившимся исполняет обязанности регента, поэтому…

— Понятно, — я машинально кивнул и тут же скривился от накатившей дурноты. Сотрясение давало о себе знать давящей со всех сторон головной болью, плывущими кругами перед глазами и тошнотой. — Война ждать не будет, даже если император слег в постель. Тем более ждать не будет.

В тот день ко мне больше никто и не пришел в итоге. Просто доктор накапал мне каких-то капель с пряным запахом, от которых я вскоре мягко провалился в сон. Учитывая мое состояние — далеко не худший вариант.

Зато уже на следующий день потихоньку начали пускать посетителей.

Первым пришел старший сын. Саша выглядел странно. Осунувшийся, с темными мешками под глазами и весь какой-то всклокоченный — как будто это он, а не я с поломанными костями в постели уже который день лежит. Сердце тут же предательски заныло в ожидании дурных вестей.

— Что случилось?

— Мама! — Саша рухнул на стоящий рядом с кроватью стул и явно с трудом сдерживая слезы принялся рассказывать.

Оказалось, что атака на императорский поезд — а крушение произошло именно вследствие подрыва заложенной под железнодорожное полотно бомбы — была синхронизирована с еще одной акцией. На следующий день уже в Питере на кортеж в котором ехал наследник, императрица и старшие дети было совершенно нападение. Под колеса кареты неизвестный террорист метнул бомбу, явно в надежде лишить страну еще и цесаревича, но не угадал с порядком передвижения. Бомба взорвалась под той каретой, в которой сидела Александра с Машей.

— Мама погибла, а Маше осколком раздробило кость правой ноги, — было видно, что слова даются сыну с большим трудом.

В общем, буквально за два для императорская семья лишилась двух членов — Александр, как оказалось погиб при крушении поезда — а еще двое получили тяжелые ранения.

— Кто? — Мгновенно пересохшим горлом спросил я, — кто это сделал.

— Какой-то поляк, — сыну явно личность террориста была не слишком интересна. — Бенкендорф уже который день роет землю, мы объявили по всей стране военное положение. СИБовцы перетряхивают буквально всех, перекрыли дороги, идет поголовная проверка, но…

Понятно, что точно установить организатора, того кто дергал за веревочки, в таких случаях практически невозможно. С другой стороны, и вариантов тут не много. Cui prodest — как говорили древние римляне. Кому выгодно? Так или иначе нити будут тянутся либо в Лондон, либо в Париж. Не бывает таких совпадений, чтобы и война, и восстание в Польше, и покушение на императора, а так же его семью совершенно случайно сошлись во времени в одной точке.

Я закрыл глаза и прислушался к своим ощущениям. Сложно описать, что я чувствовал. Конечно особой страсти между нами с Александрой уже давно не было — до двадцатилетия свадьбы мы, получается, не дотянули считаных дней. Да и с братом последние лет десять мы не были особо близки… Наверное, самое главное чувство, которое меня переполняло в тот момент, был злость. Ярость в самом чистом виде. Жажда мести. Кто-то за все это непотребство должен был заплатить, и я был готов взять расчёт по самой верхней планке.

Остальные же новости за прошедшие две недели, пока я валялся в сумеречном состоянии, были куда более ожидаемыми и местами даже приятными. Во-первых, система несмотря на экстремальные условия и мою временную недееспособность показала свою устойчивость. Никто не пытался устроить революцию, переворот или еще как-то перехватить у моей команды во главе с наследником власть. Министерства продолжали работать, Саша занял пост регента и продолжил исполнять обязанности монарха вместо меня. Государственный организм получил удар и сумел отреагировать на него даже без «гениальных» наставлений одного не в меру деятельного попаданца. СИБ очевидно провалилась по всем фронтам, однако это опять же не вызвало коллапс, люди Бенкендорфа адекватно отреагировали и начали активно исправлять ситуацию. Как минимум в тех моментах, где ее исправить в принципе было можно.

Во-вторых, не развалилась армия и вообще боевые действия продолжались своим чередом. Главным военным событием стало морское сражение между балтийским флотом и отправленной англичанами сюда эскадрой под командой адмирала Уильяма Паркера.

На этот раз англичане решили продемонстрировать всю свою морскую мощь и привили в Балтийское море эскадру из двух десятков линейных кораблей, среди которых были четыре новейших парусно-винтовых 100-пушечника. В отличии от нас, англичане решили не брезговать переделкой парусных линкоров под паровую машину, — их можно понять, списывать безвозвратно такое количество еще недавно первоклассных боевых единиц было просто жалко — хотя, надо признать, процесс этот шел у них не слишком быстро. С изрядным скрипом, откровенно говоря.

Теоретически эскадра Паркера была сильнее всего нашего Балтийского флота, чем англичане беззастенчиво воспользовались, последовательно — и демонстративно — разгромив укрепления Ревеля и Свеаборга и высадив десант на Аландские острова. По хорошему русским кораблям стоило бы на эти провокации не вестись и в открытый бой не вступать, но учитывая контекст, Лазарев просто не мог не принять брошенный вызов. Его бы просто не поняли.

В итоге бой вышел неоднозначным. Попытка завязать правильное линейное сражение в связи с меньшим количеством кораблей — во всем Балтфлоте линкоров было всего 9 штук — ожидаемо провалилась, однако во второй фазе боя отлично показали себя винтовые фрегаты, вооруженные новой артиллерией. Избавившись от необходимости прикрывать своих больших и неповоротливых товарищей, свора «фельдмаршалов» изрядно покуражилась над англичанами. Имея лучший ход и заметно более дальнобойные орудия фрегаты сумели под занавес сражения у Аландских островов потопить аж пять вражеских кораблей. А от полного уничтожения британцев спас лишь слишком маленький боезапас «фельдмаршалов» и наступившая ночь.