Комплекс Кассандры. Современный взгляд на истерию - Лори Шапира

На третьем году из восьми лет анализа Эллен приснился сон:

«Я нахожусь в пустынном деловом квартале моего родного города. Это очень печальная выжженная земля, чахлая и гиблая, на которой ничто не может выжить. Я там вместе со своей матерью, отцом и братом. Мы шли в церковь, чтобы помолиться. Но вокруг нет ни одного здания — только пустырь, на котором лишь грязь и камни; кроме того, есть ступени, которые ведут к глубокой яме. Она кажется языческой, возможно, древнеримской. Зазвонили колокола. Я подняла голову и увидела, что звонит мой отец. Затем я заметила хвост черной кошки, а вокруг обезглавленные трупы других кошек. Эта картина заставила меня содрогнуться, я старалась не смотреть вокруг. Как только мы приблизились к ступеням, пробежала черная кошка. Затем я увидела половину кошачьего трупа, лежащего поперек ступеней. Я не могла через него переступить. Я просто стояла и кричала: „Я это ненавижу!“ Я застыла и не могла сдвинуться с места».

Этот сон представляет собой зловещую картину негативного материнского комплекса Эллен, ее духовного кризиса и глубокой депрессии, возвращавшей пациентку в детство. Приводя ассоциации к сновидению на религиозную тему, Эллен рассказывала о своей неспособности найти утешение в иудаизме своей семьи.

В сновидении ее отец зовет их на молитву. Но вместо церкви она находит пустую яму и расчлененные трупы черных кошек. Кошка — древний символ темной фемининности, близкой к колдунье и ведьме. Реакция Эллен — истерический ужас. Она ненавидит кошек — «они всегда крадутся, изворачиваются, и от них я покрываюсь мурашками».

В результате идентификации со своей семьей Эллен интериоризировала религию своих отцов; все, что остается темной богине, — только териоморфные[149] трупы, «расчлененные вдоль так, как вы рубите цыплят для супа». Расчленение кошек показывает, насколько Эллен далека от истинного религиозного поклонения и насколько оторвана от своей женской Самости.

Аналитический процесс Эллен включал в себя «работу над тем, что было утрачено»[150], а также над возрождением ее жизни из пустынного мира ее родителей. Этот сон отражал прорыв инсайта в фантазии о раке груди, которыми она была одержима. До этого времени содержание ее сновидений часто включало в себя пустые комнаты с черными стенами или же ее убитых детей.

Вот еще один из ее прежних снов:

«Я иду кого-то навестить в психиатрическую клинику. Это молодая темная женщина. Я хочу ей помочь, но она начинает меня душить».

Молодая темная женщина — это образ болезненного комплекса, расщепленной Тени. Эго сна чувствует, что его душит Тень. Это ощущение удушения представляет собой globus hystericus (истерический ком в горле), на который Эллен часто жаловалась, когда ее переполняли ужас, ярость или зависть. Она рассказывала о таком же ощущении удушения в связи с предыдущим сном, в котором видела кошек. Это была реакция ее Эго на конфронтацию с темной фемининностью, правда, в образе человека, а не животного. Эго сна хочет помочь, но подвергается нападению. Тень также не интегрирована, расщеплена, но, по крайней мере, теперь ее можно сдерживать, она социализирована; таким образом появляется некоторая надежда на излечение и реабилитацию.

Этот сон иллюстрирует отношение Эго к Тени в начале процесса, «на стадии Афины». Здесь Эго выглядит здоровым; как уже отмечалось в предыдущей главе, Юнг называл это состояние карикатурой на норму. Сновидица способна действовать, только крепко сдерживая и надежно скрывая свою болезненную Тень. Как сказала Эллен, «вы хотите, чтобы у меня были какие-то эмоции, но я не хочу ничего чувствовать. Лучше постоянно себя контролировать; по крайней мере, я чем-то занимаюсь».

В сновидении можно видеть распознавание и отторжение болезненного комплекса, принимающего образ пациента психиатрической клиники. Темная фемининность не имеет никакой ценности для патриархальности, и, соглашаясь с аполлоническим медицинским способом диагностики фемининности, Эго только еще больше усиливает ее ярость. Это архетипический Приам, заперший Кассандру за ее предсказания, которые он не хотел слышать.

В данном случае действия Эго Эллен напоминают карикатуру на ясноглазую Афину — Эго-идеал, который очень вдохновлял Эллен. Афина была экстравертированной, умной, активной, честной дочерью своего отца, родившейся из головы Зевса. Аполлон ее просто обожал. Но именно Афина позволила изнасиловать Кассандру в своем храме в тени своей статуи.

Кроме того, Афина изгнала фурий, приказав им укрыться в своей подземной пещере. Разве не фурии заставили Тень Эллен душить ее, тем самым осуществляя свою угрозу, произнесенную в «Эвменидах», преследовать каждого, кто нарушит их закон?[151]

Другая анализируемая, Сара, также переживала болезненный комплекс как нападение фурий. В самом начале анализа она жаловалась на хронические боли в спине. Выполняя упражнение по гештальттерапии, она смогла визуально представить образ этой боли — огромного грифа, находящегося у нее за плечом, который стремится причинить ей боль или даже убить ее. В процессе анализа, как только у Сары появилась способность к интеграции своей Тени в Эго-сознание, боли в спине у нее прошли.

Впервые придя на лечение, Сара, подобно Эллен, защищалась от болезненного комплекса с помощью Эго, подобного Афине и индентифицирующегося с Анимусом. В действительности она пересказала свою детскую фантазию о том, что родилась из семейных часов своего деда. А раньше ей приснилось следующее: «Я вижу книгу под названием „Внутренний свет“, написанную Кассандрой Кастельглоув»[152].

Этот сон прямо указывает на то, что Сара может обрести сознание через интеллектуальное осмысление своего аспекта Кассандры. Но вместе с тем в сновидении раскрывается и ее компенсация своей внутренней темноты, и структура личности, которая пришла в возбужденное состояние, чтобы защититься от этой темноты. Перчатки защищают руки, держат их в чистоте и скрывают отпечатки пальцев, которые могут доказать вину человека, установив его личность. Они также затрудняют ощущение. Несколько лет спустя у Сары возник следующий инсайт: «Кассандра Кастельглоув меня охраняет. Она прямая, ясная, целеустремленная и бесстрашная. Она меня удерживает от слишком глубокого погружения в себя. Именно ее я скрываю у себя внутри».

Кассандра во сне является дочерью отца, которая превратилась в Приама, так как не могла найти в Гекубе позитивного материнского контейнера. И Клитемнестра в конце концов мстит Кассандре за ее связь с отцом. И здесь подвергается нападению именно ее горло: Клитемнестра отрезает Кассандре голову — это самый конкретный образ расщепления тела и духа.

И Эллен, и Сара ждут от своих отцов защиты от плохой матери. Эллен приснилось следующее:

«Я сплю у себя в кровати. Мне показалось, что я услышала, будто в холле кто-то есть. Я произнесла вслух: „Папочка“. Свет в холле стал тускнеть, и вскоре наступила темнота. Я поняла, что звала своего мужа».

В самом начале своих страданий от соматических фантазий Эллен была молодой женщиной и потому вполне могла позвать отца, чтобы тот ее убедил, что у нее нет никакого рака. Когда она рассталась со своим мужем, расторгнув брак, в котором не ощущала любви, а только безопасность и комфорт, она лишилась защиты от негативного материнского комплекса и ее раковая фобия стала проявляться гораздо сильнее.

Точно так же у Сары были эдиповы воспоминания о своем четырехлетнем возрасте, когда она звала отца, чтобы тот отнес ее ночью в туалет, поскольку она боялась «чудовищ, которые ползали на полу». Фактически Сару приводила в ужас ее мать, которая строго придерживалась канонов епископальной церкви и при этом полностью отдавалась взрывам агрессивной иррациональности и истерии. Это была женщина, родная мать которой сама называла себя ведьмой.

В детском возрасте у Сары был небольшой выбор для идентификации, поэтому нет ничего удивительного в том, что она идентифицировалась с отцом, который поощрял этот психологический инцест своей яркой маленькой девочки, пока она служила отражением его души. До наступления подросткового возраста пагубная сущность этого внутреннего противоречия не проявлялась. Но в это время отец рассказал ей о своем гомосексуализме, причем сделал это бессознательно и крайне возмутительно. Получилось так, словно ее распускающаяся в пубертате девственность угрожала их кровосмесительному союзу. Он попытался нанести ущерб ее женской сексуальности, как Аполлон испортил дар Кассандры, когда наложил на нее заклятие. А в действительности у Сары поздно начались менструации, при этом они всегда сопровождались сильными судорогами.

Сходство отца женщины-Кассандры с Аполлоном на этом не заканчивается. Отец Сары был ученым, с блестящим интеллектом и утонченной эстетической чувствительностью. Она обожала эти качества и идентифицировалась с ними. Но даже эти утонченные черты Аполлона имели свою тень: Феб, «светлый и святой», становится святее всех святых; Авгий, «очищающий и исцеляющий», начинает страдать навязчивыми повторениями; Гиперборейский Аполлон, недостижимый идеал, бог объективности, перспективы, логики и гармонии, становится холодным, отчужденным и шизоидным. Так, в «Агамемноне» Эсхила Предводитель хора старцев говорит, что [Аполлон] — «тот, кто не заботится о плачущих»[153]..