Приют для души - Таисия Рух

Праздники она не любила, хоть и занималась их организацией. А уж в свой день рождения, вообще не хотелось из дома выходить. Да и что здесь отмечать, что уже самый дальний рубеж переступила?

В детстве она корила родителей, что те при наличии двух детей, в рестораны ходили. Она даже помнила, как однажды им сказала: «Да вы уже старые, что вы все по ресторанам ходите». Родителям было по 27 лет. А ей теперь почти сорок, и она в ресторанах и клубах практически живет.

И вот теперь хотелось забраться под одеяло, чтобы незаметно прошел этот день. Этот рубеж, за которым она выходит на финишную прямую к старости. И даже, ловя на себе восхищенные взгляды мужчин, и завистливые — женщин, и зная, что больше 25 ей никто никогда не даст, спасибо матушке-природе, даже будучи уверенной в своей неотразимости, она слышала внутренний голос, который постоянно напоминал ей о возрасте.

Что уж говорить, за модными тряпками, машинами, молодым мужчиной и тусовками, за сияющими глазами и ослепительной улыбкой, все равно ей было не спрятаться от этого голоса. И каждый день рождения, этот голос становился все настойчивее, все пытался воззвать к какой-то несуществующей в ней серьезности, все пугал ее цифрами. С каждым годом голос становился громче и почти кричал, что жизнь не просто идет, она летит, как мгновение.

— Не хочу я никаких праздников. Буду дома сидеть, смотреть кино.

— С ума сошла! Дома она будет сидеть, в восемь вечера, чтобы в «Парке»[34] была! — спорить с друзьями бесполезно.

К вечеру настроение совсем упало на ноль. Какой-то невеселый день выдался, вернее, внешне было все отлично, но голос внутри заглушил все телефонные поздравления и постоянно нашептывал: «…представь, у некоторых в твоем возрасте внуки уже»…

Она ехала по Суворовскому, размышляя, как быстро пронеслись эти года. «Ну и что, я все равно звезда. А учесть, сколько пережила, так мне не почти сорок, а все сто сейчас. И жизнь у меня отличная, фигня это все, про возраст» — она тряхнула головой и посмотрела в зеркало. Внутреннему голосу ничего не сталось, как замолчать. В зеркале отражалась счастливая и удачная жизнь.

Она погладила кожу пассажирского сиденья. Опять не удержались, и купила себе на день рождения новенький спортивный автомобиль. «Неважно, сколько мне лет, важно как я себя чувствую, главное, что живу, и каждый день по максимуму» — она почти всегда была довольна собой.

Что-то темное мелькнуло, и она вдавила тормоз. В следующий момент почувствовала, как на машину что-то упало, и сработала подушка безопасности.

«Черт, что это было?» — она высвободилась от ремня и подушки и вышла из машины. Снег валил хлопьями, фонарей на этом отрезке не было, она пыталась разглядеть что-нибудь при слабом свете из окон домов, фары освещали пустую улицу. Лобовое стекло как будто вмялось вовнутрь, и все было в чем-то темном, бампер и капот машины напоминали гармошку. Сзади в нее врезался какой-то «японец». «Твою мать! Что это было?» — она озиралась по сторонам.

Из «японца» выбежал мужчина, у него тоже сработала подушка. «Ты че так тормозишь! Охренела совсем!» Она не ответила, только показала рукой на тротуар. Мужик прервал поток ругательств. У кованого забора лежала скрючившаяся фигура. «Блин… это что… откуда…?» Она сама не поняла, откуда эта фигура взялась.

Начали останавливаться машины, с остановки бежали люди. Она как окаменела. «…с ума сойти…. день рождения…. меня же посадят». «Напокупали дорогих тачек, а ездить не умеют, убила мужика!» — зашлась в крике какая-то баба.

Стряхнув оцепенение, она начала звонить друзьям в ресторан. Через двадцать минут народу уже было, не протолкнуться. Она так и стояла возле своей машины, не двигаясь. В легких туфлях и пальто, на февральском ветру, она как примерзла и ничего не чувствовала.

— Аааа, старый знакомый, — гаишники склонились над потерпевшим, — ну что, назарабатывался денег?

Несмотря на стресс, мозг ее работал как часы. «В смысле?». Она подошла к гаишникам, стараясь не смотреть на неподвижное тело.

— Он жив? — еле проговорила она.

— Да жив, не волнуйся, он привычный, — гаишники засмеялись, а она вообще перестала понимать, что происходит.

Все оказалось прозаично, потерпевший, занимался «новым русским бизнесом» — бросался под дорогие иномарки, владельцы которых предпочитали не связываться с гаишниками и легко расставались с пачками денег. С ней «бизнесмену» не повезло, хоть со светофора она и не успела разогнаться, но спортивный бампер оказался мощным и на такой скорости.

Быстро приехали друзья, среди которых и зам. начальника городского Гаи, и директор ее страховой. Тюрьма и так ей не грозила, это она просто перепугалась, а при новых открывшихся обстоятельствах, неизвестно еще, кто потерпевший. Тут же, в подъехавшей «скорой» у нее взяли кровь на алкоголь и наркотики, и дали выпить какую-то мерзкую жидкость. Она все не могла прийти в себя.

— Ты мне кормильца покалечила, — ее вывел из оцепенения голос. Рядом с ней стояла какая-то тетка, с фигурным синяком под глазом, и с ярко-красными накрашенными губами, — я все в окно видела! Ты нам должна оплачивать теперь больницу, и моральный ущерб.

— В какое окно? — у нее зуб на зуб не попадал, непонятно, то ли от холода, то ли от случившегося.

— А вот наши окна, у нас две комнаты здесь в коммуналке, — она подняла взгляд, куда указывала рука.

— Готовьте документы на продажу комнат, будете оплачивать мне ремонт. На лекарство я вам денег оставлю….

Глава 35

— Это ненормально, что ты постоянно по ресторанам ходишь, и опять накурилась? — Хасан рассматривал ее фото в каком-то глянцевом журнале, — тебе самой не надоело?

— Я не курила, не придумывай, просто так получилась… — она заглянула в журнал, — это вообще не ресторан, а открытие выставки.

— У тебя каждый день, то выставка, то показ, то еще что-то, ты дома под утро появляешься.

— Я туда не просто хожу, если ты забыл — это моя работа. И ты знал об этом, когда мы начинали жить… — их споры становились все чаще, и все злее. Они никак не могли найти какую-то «золотую середину». — Я не понимаю, я что напиваюсь, накуриваюсь, веду себя как-то неприлично?

— Ты можешь и днем встречаться по работе, — ему бесполезно что-либо было объяснять.

— Ты можешь со мной ходить, в чем проблема? — проблема была в том, что клубы и рестораны он на дух не переносил. Да и Хусейн, как то постепенно перестал ходить с ней тусоваться и она, в очередной раз, хлопнув дверью, уезжала одна. — Давай мы договоримся — я не спрашиваю, куда ты ездишь. Я не достаю тебя, и ты ходишь с бородой, хотя мне это, между прочим, тоже не нравится. Я ношу длинные юбки. Это все. Больше я ничего в своей жизни менять не хочу!

Она ненавидела этот его взгляд. Беспомощный, разочарованный, удивленный. Она себя чувствовала мерзкой дрянью, обманувшей ребенка, когда он так смотрел на нее. Ему было больно от ее слов, но она ничего не могла поделать с собой. И вместе с тем, она злилась на него. Она кричала, а он был спокоен, как каменное изваяние.

— Я же для тебя лучше хочу. Ты же можешь и поменять работу, — этого она вынести не могла.

— Да с чего вдруг я буду менять свою работу? Потому что, она тебе не нравиться? Найди себе девочку двадцатилетнюю, воспитай ее под себя и все. Она будут сидеть дома, варить тебе суп, спорить не будет, никаких проблем! Если тебе все не нравится, в чем дело?

— Это шайтан в тебе говорит. Я с имамом[35] в мечети договорился. Мы пойдем, он проведет специальный обряд, чтобы шайтана изгнать.

— Ты не понял. Шайтан — это я!.. — она замолчала под его взглядом и опустила глаза, — боже, ну почему все опять! — она жалела, что опять сорвалась и наговорила кучу всего, — прости меня, пожалуйста, я не хотела… — она уткнулась ему в плечо, — прости.

— Не придумывай, все нормально будет. Ты меня тоже прости, погорячился.

— Я придумала! Ты должен поехать в Дагестан, найти себе жену, а я буду твоей любовницей.

Это естественно, что мысли ее были под стать времени, но Хасан злился и резко ее обрывал, всякий раз, когда в ее голову приходили подобные идеи.

И так постоянно. Поговорили, прощения друг у друга попросили и, до следующего раза.

Глава 36

— Ну что твой? Появляется? Что у вас происходит?

— Я последний раз его на прошлой неделе видела, говорит дел много. Еще братья у него в город, говорит, приехали. Все время с ними где-то пропадает…

— Все также, все спорите?

— Да что уж спорить, и так все понятно. Я не поменяюсь, моя жизнь мне нравится. А он теперь только про Аллаха и говорит. Каждую секунду, на каждый мой шаг. Даже про спорт мне не рассказывает. Только все про религию. Просто мозг мне вскрывает.

— Да, тяжело. Вряд ли ты от такой жизни откажешься… — подруга огляделась.