Князь тумана - Мартин Мозебах

Упоминание о супруге-капитанше, казалось, вывело наконец отставного корветтен-капитана из столбняка. Госпожа Рюдигер питала к своему мужу отвращение. Еще до отставки она ушла от него и стала жить отдельно, но, пока он состоял на службе, не требовала развода. Единственные приветы, посылаемые капитаном Рюдигером время от времени своей капитанше, были злобные письма, которые отнюдь не оставались без ответа. Предложение подарить этой женщине собственноручно добытую шубу прозвучало для него как чистейшее издевательство. Нет уж, никакой общей охоты!

Капитан Абака выразил сожаление. Но Лернер не растерялся и вышел из положения, сославшись на то обстоятельство, что еще не имеет на руках послания рейхсканцлера. У него складывается такое впечатление, что послание может отличаться некоторыми нюансами от того, что было только что прочитано. Абака пожал плечами. Разумеется, есть отличия. Дипломаты не были бы дипломатами, если бы, воздвигнув глухую стену, не оставили в ней скрытой лазейки. Однако охота зовет!

Рюдигер и Лернер молчали всю дорогу в лодке, молча взошли на палубу. Не приказать ли поднять якорь? В кают-компании Мёлльман со штурманом играли в покер. Матросы скучали. Может, лучше было отпустить на охоту хотя бы других членов экипажа? Рюдигер словно окаменели и не отзывался ни на какие предложения Лернера. Лернер ворочал в голове тревожные мысли, но они вращались по кругу. Если бы здесь была госпожа Ганхауз! Даже не зная, что делать, она никогда не позволяла себе впадать в отчаяние. "Всегда есть ка-кой-то выход" — было ее девизом. То, что порой выход может быть неприятным, ее, казалось, не волновало.

Они еще стояли у поручней, как вдруг подошел радист с листком в руке. Подумать только! Это уже пришел ответ Рихтгофена из Берлина. Было очевидно, что инциденту на Медвежьем острове там придавали большое значение.

— Нет, позвольте уж я вам прочту! — сказал Лернер, отстраняя руку Рюдигера, уже протянутую за листком. Он опасался, что Рюдигер в ярости разорвет послание и выбросит за борт. Кстати, у Рюдигера было большое искушение поступить именно так, не читая.

"Во-первых, я хочу обратить ваше внимание на то, что вы заблуждаетесь, — писал господин фон Рихтгофен, — полагая, что, огородив земельный участок, а тем более просто обозначив его пограничными столбами, вы приобретаете его в частную собственность для себя или для лица, давшего вам такое поручение, со всеми вытекающими согласно немецким законам правами. Для острова Медвежьего действует иной правопорядок, на основании которого частная собственность вообще не может там приобретаться. Поэтому, если некие третьи лица вторгаются на огороженный вами земельный участок, не считаясь с установленными вами по вашему собственному усмотрению запретами, вы не можете рассчитывать на безусловную защиту со стороны Германского государства".

Тут капитан Рюдигер не выдержал:

— Где ж это слыхано! Такая чепуха! Это же конец всякого правопорядка, победа анархии! Чтобы правопорядок, действующий на Медвежьем острове, мог быть основой для возникновения наших прав! Как будто бы в естественном состоянии, вне рамок государственности, нет ни права, ни собственности! Как будто всякое право — положительно! Как будто естественное право опирается на положительное право, а не наоборот! Неужели когда Моисей странствовал по пустыне, не было никакой собственности? Неужели Робинзон Крузо не приобрел прав на свою пещеру? И разве Христофор Колумб не передал Кубу в собственность испанской короны? Рихтгофен, ты, вопреки своей фамилии, не прав, тебе надо бы зваться Унрехтгофеном![9] Если Германия зовется рейхом, то есть империей, и не хочет обогащаться и расширяться, то как же она станет настоящим богатым рейхом?[10] А как же Абакины медведи? Чьи они тогда? Они принадлежат сами себе, пока дышат. И принадлежит ли староверу, похороненному на горе, его могила или земля, в которой он покоится, которая покрыла его, в которой он растворился, которая с ним смешалась и, однако же, никогда ему не принадлежала при жизни? Молчите, Лернер! Отсюда вы не вычитаете никаких полезных мыслей, кроме безумия, которое порой овладевает самыми трезвыми головами, когда они пытаются подвести жизнь под надуманную схему!

11. Почему бы не король Гуго?

Лернер и Мёлльман сидели в кают-компании, склонясь над депешей из Тромсё, в которой излагалось содержание берлинской радиограммы. Для изучения этого решающего документа Лернер впервые, не полагаясь на одного себя, привлек на помощь молчаливого инженера. Он опасался, как бы отчаянная заинтересованность не затмила ему рассудок настолько, что он не заметит ничего, кроме прямых "да" и "нет", тогда как сейчас нужно тщательно вникать в каждый намек, каждое придаточное предложение, которые могли заключать в себе что-то не менее важное. На капитана Рюдигера больше не приходилось рассчитывать. Слышно было, как он не переставая бубнит что-то у себя в каюте. Как будто стучит молотком. Он бранился, словно заколачивал гвозди. Можно было подумать, что в глубине трюма идет какой-то ремонт. Затем звук усилился, дверь распахнулась и на пороге возник капитан Рюдигер, словно обманутый муж, внезапно ворвавшийся в спальню жены.

— Ха! — вскричал Рюдигер так, что Лернер вздрогнул. — Ну, допустим, остров Медвежий лежит действительно вне правового пространства, хотя я по-прежнему настаиваю, что никакого вне правового пространства в Европе быть не может, ибо это утверждение содержит в себе внутреннее противоречие, поскольку часть света Европа конституируется на основе права и никакого иного содержания ничего не значащее понятие "Европа" не может в себе нести! Однако допустим, что мы согласны с безумным и юридически безграмотным посланием, вышедшим из недр рейхсканцелярии, где этот паук Рихтгофен плетет свои сети. Давайте исходить из буквального содержания! Предположим, что остров Медвежий действительно является внеправовым пространством! Но разве такой правовой вакуум согласно всем естественно-историческим законам (а если принять, что Медвежий остров представляет собой внеправовое пространство, то, следовательно, находясь на нем, мы оказываемся в естественной природной среде), разве такой правовой вакуум не должен оказывать сильнейшее влияние на свое окружение, засасывая его в себя? Вследствие такого вакуума здесь должна разразиться целая правовая буря! Так оно и случилось… — Когда он дошел до этого места, на его побагровевшем челе проступила вздувшаяся вена. — Россия заявляет: "Я его заберу себе!" Взятие земли наряду с похищением невест стоит у истоков истории. А в здешних высоких широтах история заморозилась. Тут эта первобытная стадия наступила только сейчас: "Тогда я его заберу!" Так звучит голос империи. А Рихтгофен в ответ стрекочет, как цикада: "Только не применять силу! Не затрагивать ничьих правовых интересов! Не ждать защиты со стороны рейха! Ха!"

Он так хлопнул дверью, что в ней лопнуло стекло и трещина восклицательным знаком нарисовалась на желтоватой поверхности. Под неумолкающий голос Рюдигера, продолжавшего что-то бубнить, и это было слышно даже через несколько стен, господа Лернер и Мёлльман вернулись к своему занятию, вновь склонившись над берлинским текстом.

Подчеркнуто спокойно, еле слышным от сосредоточенности голосом Лернер спросил, не поднимая головы:

— Скажите, Мёлльман, как вы понимаете следующий пассаж: "Правительство е. и. в. готово в меру возможности выступать в защиту германских интересов на острове Медвежьем, как оно делает это в любой другой точке мира, поскольку таковые действительно будут там представлены в виде соответствующих обустроенных объектов. По этому вопросу германское правительство уже связалось с российским правительством, и последнее также не намерено чинить препятствия частным коммерческим предприятиям на острове. Российское правительство обещает терпимо относиться к мирным и умеренным проявлениям вашего предпринимательского духа, не исключающим в то же время иное использование острова".

— Обустроенные объекты… Нельзя ли считать ограждение участка черно-бело-красными столбами таким "обустроенным объектом"? Скажем, огороженный газон в городе — тоже как-то обустроен, следовательно, он тоже "обустроенный объект"? Как вы полагаете?

— Не думаю, что рейхсканцелярия имела в виду газоны, — ответил, подумав, Мёлльман.

— Ну а что же они имели в виду? Что такое тогда эти "обустроенные объекты"? — продолжал нетерпеливо спрашивать Лернер.

— Читайте дальше, там же все написано, — сказал Мёлльман, направляясь к стенному шкафу. — Вчера тут стояли еще две бутылки коньяка.

— Боюсь, капитан Рюдигер унес их к себе в каюту, — сообщил Лернер.

Мёлльман молча вышел из кают-компании.

"Применение с вашей стороны силы против представителей Российского Военно-морского Флота недопустимо… оно не отвечает ни вашим интересам, ни национальным интересам Германии. Германское правительство отказывается брать на себя ответственность за возможные последствия таких действий…"