Князь тумана - Мартин Мозебах

Дама держалась с восхитительной непринужденностью, словно находилась в кругу семьи, где не было посторонних. Бронзового от соленого воздуха и морских ветров молодого человека напротив для нее как будто не существовало. На месте, где он сидел, была большая дыра. Посмотрела она на него или не посмотрела? Вероятно, нет, решил Лернер и повернулся лицом к окну.

У окна сидела другая, молоденькая. Ее звали Ильзой, он несколько раз уловил это имя. Ей постоянно приходилось то что-то подать, то подержать, то достать с багажной полки саквояж из крокодиловой кожи, где лежали вещи старшей дамы, и что-нибудь оттуда вынуть; девушка выполняла все требования проворно и ловко, однако, как показалось Лернеру, госпожа не ставила ей это в заслугу. Тут было на что посмотреть. В тесном пространстве вагонного купе особенно не развернешься. Вставая с места, чтобы потянуться за саквояжем, Ильза изворачивалась изящной змейкой. Она то поднимала, то опускала руки, демонстрируя юный торс в накрахмаленной пикейной блузке во всех возможных позах и ракурсах, какие только способен измыслить для своих моделей влюбленный в изображение женского тела художник, вроде Ватто: в моментальной смене ракурсов она представала взору наблюдателя то в полупрофиль, то в четверть профиля, то с неожиданным поворотом плеча, то с опущенным, то с приподнятым подбородком, и все это в переменчивой игре светотени, которая вдруг озаряла ее личико неожиданным бликом, упавшим на персиковую щечку из окна. Лернер недавно провел пять недель, не встретив ни одного существа женского пола, за исключением медведицы, подстреленной капитаном Абакой, и ту он увидел в виде жалкого трупа со связанными лапами. От зрелища, представшего сейчас его глазам и разворачивавшегося в быстрой смене картин, поразительной в своем неисчерпаемом разнообразии, у него заняло дух. В воздухе разлился незабываемый аромат. Из шелестящих, переливающихся павлиньим блеском одеяний хозяйки исходил тонкий чайный запах с легким оттенком сандалового дерева, заполняя все пространство купе фарфорово-аристократической атмосферой. Лернер, не успев подумать, потянулся за портсигаром, но так и не вынул его из кармана. Надымить табаком в это благоухание показалось ему вдруг чем-то святотатственным.

Неожиданно, когда супруги отвлеклись, забыв на минуту о существовании девушки, Ильза без всякого смущения откровенно посмотрела Лернеру прямо в лицо. Ее высокая прическа, скрепленная всего лишь двумя черепаховыми гребнями, так растрепалась, что казалось, вот-вот рассыплется. Это невольно бросалось в глаза благодаря резкому контрасту с безупречной внешностью троих попутчиков. Не отводя глаз от Лернера, девушка подняла руки, чтобы поправить выбившуюся прядь, а затем с серьезнейшим выражением, по-прежнему глядя Лернеру в глаза, приложила палец к губам.

Он сам удивился, как быстро ему удалось справиться с охватившей его оторопью, и от удовольствия невольно заулыбался. Старшая дама заметила эту улыбку. Она артистически владела искусством мимолетных нечаянностей. Разумеется, она улыбнулась в ответ — и ее лицо при этом заметно похорошело, — но сделала это так рассеянно, словно у нее промелькнула какая-то забавная мысль.

Лернер вышел в коридор и, отойдя на несколько шагов от своего купе, остановился около двери, ведущей в тамбур вагона. Оттуда заметно тянуло сквозняком. Он не сомневался в том, что произойдет дальше. Как он и думал, прождать пришлось не больше семи минут, но иной раз и семь минут тянутся очень долго. Спустя семь минут рядом с ним уже стояла Ильза. С той же чуждой смущения прямотой и серьезностью, с какой она посмотрела на него в купе, девушка сказала:

— Как хорошо, что вы меня поняли! Если я сейчас не покурю, то сойду с ума.

Она взяла из его портсигара сигаретку, стрельнула в него страстным взглядом и взяла еще две, потом еще две и спрятала их на груди.

— Денег у меня ни пфеннига. Эти люди способны оставить человека в дороге без денег, — сказала девушка со сдерживаемым возмущением.

Она курила по-детски. Затягиваясь дымом, не сводила глаз с горящего кончика сигареты. Даже не сказала спасибо.

Когда он вернулся в купе — после ее ухода он переждал еще минут семь, — там тотчас же завязалась беседа. Сначала все заговорили одновременно. Затем почтенный глава семейства поднял руку, требуя тишины:

— Позвольте представиться! Коре. Это госпожа Коре, а это фрейлейн Коре — моя племянница. Мы едем в Висбаден.

Лернер сообщил, что едет во Франкфурт.

— В таком случае мы большую часть пути проведем вместе! — воскликнула госпожа Коре и в первый раз за все время повернулась к нему всем корпусом, удостаивая прямого и полновесного внимания.

— Большая часть пути у меня уже позади, сударыня, — произнес Лернер с легким любезным поклоном.

Семейство увлеченно выслушало его рассказ. В нескольких словах он нарисовал перед ними картину серой пустыни Арктики, простирающейся за пределами Шпицбергена. Как же ему удалось вернуться из такого путешествия целым и невредимым и чуть ли не вызывающе здоровым?

— Да, мне это действительно удалось, — скромно ответил Лернер. — Но кто-то и не вернулся. Мы потеряли там капитана нашего корабля. Его останки покоятся в море возле Медвежьего острова.

— В море? — удивилась Ильза. — Не на острове? Неужели покойников просто бросают в воду?

Пришлось пуститься в объяснения. Рассказ Лернера был живым и подробным. Тут фигурировали черно-бело-красные столбы, документ с заявлением на право владения, капитан Абака и могила старовера; оказалось, что господин Коре и его супруга никогда не слыхали, что староверы крестятся двумя пальцами; супруги только покачали головой. После трагической случайности, приведшей к скоропостижной смерти капитана (слова "трагическая случайность" были цитатой из сообщения, которое Лернер направил германскому консулу в Тромсё, — так уж принято называть подобную смерть), так вот, после этой трагической случайности со всей очевидностью стало ясно, что началась непримиримая борьба за обладание Медвежьим островом. Русские запретили хоронить корветтен-капитана Рюдигера на острове, сославшись при этом на существующее староверческое захоронение. Подумать только, что именно мертвый Рюдигер представлял в глазах Абаки слишком явное свидетельство германского присутствия на острове! И это притом, что Абака был благородным противником! Когда капитана Рюдигера опускали с "Гельголанда", чтобы, как с чувством выразился Лернер, предать его останки "морской пучине"… ("Когда труп выбрасывали в воду", — перебила Ильза) — тогда капитан Абака выстроил свой экипаж на борту "Светланы". Среди безмолвия серой пустыни строй воинов в белоснежных кителях замер по стойке "смирно" и запел. Поющие голоса над водой очень растрогали Лернера. Желая дать своим слушателями представление о том, как это было, он сам запел приятным баритоном: "Воиново, воиново, шури-бури".

— И тут уж я заплакал, не стыдясь своих слез. Потом они приспустили флаг с двуглавым орлом, и в тот же миг тучей поднялись в воздух морские птицы, потому что прогремел пушечный выстрел, но мы услышали его не сразу, звук докатился до птиц раньше, чем до нас. Пение смешалось с громом выстрела и птичьими криками, в полярных широтах ведь никого, кроме нас, не было.

Последнее, казалось, так его поразило, что он до сих пор не мог опомниться от удивления.

— Но тогда, выходит, вы и есть Князь тумана! — воскликнул вдруг господин Коре.

Ильзе было велено подать всем чаю, и она достала обернутый в несколько слоев салфеток серебряный чайник. Лернер обратил внимание, что Коре не сводил глаз с пальцев племянницы, словно должен был надзирать за ее действиями, пристально следя за каждым движением.

Ехать было еще далеко. Незаметно опустились сумерки. Решив продолжить знакомство, спутники сообщили о себе более систематические сведения. Господин Коре оказался банкиром. Медвежий остров заинтересовал его особенно в экономическом плане. Слушая соображения Лернера по поводу "соответствующих сооружений", он только качал головой. Когда банкир в сопровождении племянницы вышел ненадолго в коридор, чтобы размять ноги, госпожа Коре как бы невзначай привстала и, глядя в окно на проносящийся мимо зеленый пейзаж, спросила:

— А во Франкфурте вашего приезда ожидает супруга?

— Я не женат, сударыня, — ответил Лернер с неожиданным рвением.

— И ваше сердце еще никем не занято? — спросила дама, по-прежнему не глядя на него.

Лернер не успел ответить на последний вопрос, так как в эту минуту в купе вернулся господин Коре.

— Одну вещь вы должны нам пообещать, господин Лернер! — весело обратился он к новому знакомцу. Оказалось, что господину Корсу очень хочется подарить своей дочери Эрне фотографический снимок Князя тумана.