Травма. Невидимая эпидемия - Пол Конти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возвращаясь к теме эмоционального интеллекта. Образование в этой сфере не очень развито. Мы не слишком умеем говорить с детьми об их чувствах. Почему вообще ребенку стало стыдно? Почему у ребенка возникает желание обидеть кого-то? Если не разберемся с этими вопросами, нам сложно будет решить проблемы травмы и расизма.
– К сожалению, расизм глубоко заложен в наши культуры, и единственный выход – образование. Как и в случае сексуального насилия, мы должны в первую очередь сфокусироваться на причинах и помогать тем, кому это нужно. Вокруг этого мы сможем выстроить позитивную повестку. Сексуальное насилие – страшная тема, которую мало кто готов обсуждать. Но можно попробовать поместить ее в контекст. Например, зайти со стороны силы и самостоятельности детей. Никто не будет спорить с тем, что дети должны быть сильными. Так что можно подчеркивать необходимость воспитания стойких и самостоятельных детей – укреплять их осознанность, осознание своего тела, учить их устанавливать границы и говорить нет. А еще заниматься образованием их учителей и родителей, образованием законодателей и судей. Я верю, что это – единственный путь и что нам следует точно так же бороться с расизмом. Детям лучше с раннего возраста знать о существовании расизма – иметь представление о том, почему так происходит, почему люди так поступают, какие у этого последствия.
– У меня такое же мнение о травме. Образование – наше самое сильное средство против травмы. И чем раньше начать – тем лучше.
– С раннего детства. Несколько лет назад в Берлине мы запустили с детьми такую программу. А потом один из мальчиков столкнулся со злоумышленником – мальчику было девять или десять лет, – он начал громко кричать о насильственных действиях в свой адрес и смог убежать. Его родители вызвали полицию, которой удалось задержать преступника. Они удивились тому, как правильно мальчик отреагировал. Он ответил, что запомнил правила поведения, которые им рассказывали на уроке в школе в рамках нашей программы.
– Это ощутимый успех. Мальчик знал, что происходит что-то ненормальное, знал, что ни в чем не виноват, и знал, что нужно сделать – сбежать и попросить помощи. Так должно быть везде. Чтобы дети знали, что предрассудки о расе, религии, стране происхождения, уровне заработка и других вещах – это неправильно. Более того, чтобы они знали, как на такое отвечать. Если дети достаточно рано узнают обо всем этом, то они смогут избежать травмы. Они должны правильно реагировать и на педофила, который пытается заманить ребенка красивыми щенками, и просто на взрослого, который говорит что-то оскорбительное или расистское. Более того, их можно научить быть в ладу со своими эмоциями. Чтобы они осознавали эмоциональные эффекты произошедшего и понимали, что они тут ни при чем и дело в другом человеке. «Что-то не так с другим человеком» вместо «со мной что-то не так».
– У нас все получится, если начать достаточно рано. Именно так я подхожу к цифровому образованию – работаю на долгосрочный межпоколенческий результат. Сложно сразу достичь значительного результата. Изменения требуют времени. Но мы помогаем детям, и это принесет свои плоды.
– Конечно. Что может быть важнее для взрослых, чем защита детей и строительство лучшего мира, который не стыдно будет отдать им в наследство?
– У меня на столе лежит записка с цитатой. «Давайте растить детей так, чтобы им не приходилось после детства проходить реабилитацию».
– Это – самая ответственная задача. Строительство мира, в котором хотя бы не страшно жить и взрослеть. Потому что все, о чем мы здесь говорим, касается смягчения травмы.
– В жизни и так хватает естественных травм: несчастные случаи, смерть близких. Но можно хотя бы выстроить системы, которые помогут, когда происходит что-то плохое. В этом смысле для меня очень важны школы. Мы мало что можем сделать с тем, что происходит у ребенка дома. А школа дает нам широкие возможности установить контакт с самыми разными детьми.
– Согласен, вокруг и так достаточно проблем. Взять, например, коронавирусную инфекцию. Она коснулась всех. Но не все страны одинаково позаботились о детях. Я не могу высоко оценить то, как ситуацию с вирусом решали здесь, в Штатах. Напротив, политический бардак и инфантильное высокомерие лишь усугубили травму. Ты жила и там, и там – как, на твой взгляд, отличались действия американских властей от немецких?
– Самое очевидное – здравоохранение. В Германии налажена система здравоохранения, у большинства людей есть страховка. Они могут получить медицинскую помощь, если нужно. В США это так не работает. Еще отличалась политика в отношении закрытия школ. В этом отношении ситуация хуже в Германии, где сложнее оказалось организовать переход обучающих занятий в цифровое пространство и сохранить контакт с учениками. В любом случае меня очень беспокоят долгосрочные последствия изоляции и повышения уровня домашнего насилия в период локдауна. Депрессия, тревожность, проблемы с иммунитетом и так далее. А это опять про здравоохранение. Причем небогатые семьи страдают в первую очередь.
– Меня беспокоит будущее. Понятно, что пандемия требует локдаунов и карантинов. Но не подливаем ли мы масла в огонь? Сколько ненужной травмы порождают провалы систем здравоохранения и наши неадекватные реакции на пандемию? И конечно, как ты и сказала, семьи в сложных социально-экономических условиях сразу окажутся под ударом. Они и до этого едва сводили концы с концами.
– В Германии люди тоже теряют работу. Просто правительство оказывает больше поддержки.
– Нам нужно извлечь уроки на будущее. Этот вирус с нами надолго, возможно, будут еще похожие вирусы. Так устроен мир. Так что нужно как-то подстраховаться. Может быть, налаживание активной международной кооперации в области здравоохранения, а еще развитие локальных систем.
– И образование. Мы сегодня много о нем говорили.
– Чем раньше, тем лучше.
– Верно. И не только по учебным предметам, но и вообще по социальным и эмоциональным аспектам нашей жизни. Ты прав, это помогает выстроить защиту от травмы.
– Об
