Венок из одуванчиков - Ирина Градова

– Нет, я просто чокнутый малость, – признался Леня, выкатив наивные глаза. – Да вы и меня не слушайте. Я люблю ахинею нести.

– Простите, Леня, – Яна уже начала терять терпение, – вы, наверное, не просто так ко мне пришли… У вас, может, дело какое-то?

– Ах да, точно! – Леня хлопнул себя по лбу ладонью, да так сильно, что Ганс аж вздрогнул от звука шлепка. – Точно ведь, дело. Я ведь тут живу, так?

– Наверное… – пробормотала окончательно растерявшаяся Яна.

– Да тут рядом, в бытовке… Так вот я это… хотел попросить. Вы если будете что-то выбрасывать… ну, вещи или, может, продукты какие… не несите на мусорку, оставляйте возле дома. А я с утра все выброшу…

– Вы что – дворником работаете?

– Ну… вроде того… – Леня подтянул майку и посмотрел на Яну, мигая круглыми глазами. – Я забираю то, что мне нужно, так? А остальное выбрасываю. Только вы, если можно, кладите вещи отдельно от еды. Ладно?

– Ладно… – растерянно кивнула Яна.

– Вот и спасибочки… – повеселел бомж Леня. – А насчет… того… вы не бойтесь, ничего страшного. Ну до свидания, Яна… Не знаю, как вас по отчеству…

– Евгеньевна… – пробормотала Яна.

Ей очень хотелось спросить, насчет чего «того» успокаивал ее бомж Леня, но тот слишком быстро шмыгнул за калитку, а перспектива бежать за ним вдогонку или оглашать дачный поселок криками Яне не улыбалась.

– Персонаж… – обернулась она к Гансу. – Ну и как он тебе? С виду вроде неопасный…

Ганс согласился. Во всяком случае, повилял хвостом, что обычно говорило о том, что он согласен.

Глава 5

Возвращение Музы, или Новые приключения Гарри. – Свидание Ганса с мусоркой. – Леня читает Яне лекцию о значении имен. – Немного о быте подмосковного бомжа. – О том, как у Яны появился соавтор

Спала Яна беспокойно и тяжело, что в общем-то ее не очень удивило – ей частенько снились кошмары. В этот раз ее никто не преследовал и никто за ней не гнался, сон был каким-то абстрактным, но от этого не менее пугающим.

Ей снилось, что она бродит по заброшенному замку, в котором нет ни души. Она судорожно пыталась найти выход, но в замке было много комнат и еще больше – дверей, так что выйти из него, казалось, невозможно. В этом лабиринте с белыми стенами были окна, но что-то мешало Яне посмотреть вниз – во сне она почти всегда боялась высоты, даже самой незначительной – всего в несколько подъездных ступенек. Проснулась она, распахнув очередную дверь, такую же безликую, как все остальное в этом белом безумии.

Ганс громко лаял. Телевизор, который Яна притащила из гостиной, тихо вещал не то о рыбалке, не то о рыболовных снастях. Яна по привычке покосилась на стену – у Ольги там висели часы – и, не обнаружив циферблата, потянулась к мобильному, который предусмотрительно положила рядом с кроватью.

– Полшестого, Ганс… – простонала она. – Чего ты разбрехался? Гулять не поведу, хоть завой…

Ганс вбежал в комнату и, перемежая лай тихим поскуливанием, легонько потянул одеяло на себя.

– Ганс, имей совесть… Потерпи еще часок… – умоляюще посмотрела на пса Яна.

Ганс продолжал скулить и стаскивать с Яны одеяло.

– Жалость тебе неведома… – буркнула Яна и выскользнула из-под одеяла. – Ну пойдем, что с тобой делать, блохастый недоросль…

Заправив ночную рубашку в джинсы, Яна накинула куртку и вышла на террасу. Ганс, вместо того чтобы последовать за ней и радостно завилять хвостом, услышав звяканье собачки на ошейнике, скрылся в рабочем кабинете.

– Чертова шарманка! – в сердцах крикнула Яна. – Ты что, морда мерзкая, шутить со мной собрался?! Мне, по-твоему, спать не надо? А работать кто будет? Деньги на твою жратву кто заработает?

Ганс, по всей видимости, думал об этом меньше всего. Он высунул морду из комнаты и тихо заскулил, словно приглашая Яну войти.

Рассвирепев, Яна помахала поводком возле его носа, так что Ганс испуганно отпрыгнул, но в кабинет все-таки зашла.

– Тьфу ты, темень кромешная. Ну и что ты тут увидел? – раздраженно поинтересовалась она, нащупывая выключатель. – Комната как комната. Что ты к ней прицепился?

В комнате действительно ничего не изменилось, кроме одной-единственной детали: дверца шкафчика, того, что стоял напротив шкафа с книгами, была открыта. Хотя Яна хорошо помнила, что она туда не заглядывала.

Яна покосилась на Ганса, будто собака могла объяснить, что тут произошло. Ей стало не по себе. Все форточки закрыты, а дверь она заперла перед сном. Кто мог залезть в этот шкафчик, кроме местного ворья? Может, не зря Ольга болтала про свою ауру?

– Ну ладно, – пробормотала Яна, пытаясь прогнать суеверный страх. – Если все заперто, а в доме сами собой открываются дверцы, есть несколько вариантов.

Либо это полтергейст, что мы с тобой, – покосилась она на Ганса, – как существа разумные, отметаем… Либо это ветер… но форточки в доме опять же закрыты. Либо это… крысы или мыши! – обрадовавшись собственному открытию, заключила она.

В крысах, разумеется, не было ничего приятного, но все-таки эти противные хвостатые твари были вполне осязаемы, в отличие от полтергейста, которым ее пугала соседка.

Чтобы проверить свою гипотезу, Яна заглянула в шкафчик. Шкафчик оказался баром с внушающим уважение ассортиментом.

– «Хеннесси», «Багратион», «Куантро», «Бейлис»… – прочитала Яна несколько этикеток. – Ничего себе… Неплохо человек запасся. Особенно если вспомнить, что он сюда почти не приезжает, все больше по командировкам мотается…

Ганс окинул хозяйку взглядом, говорящим: «И что, по-твоему, я был не прав, что разбудил?»

– Ладно, Ганс, – согласилась Яна. – Беру обратно слова насчет мерзкой морды и блохастого недоросля. Все это странно… И даже очень. Разве только здешние крысы – алкоголики… Теперь уже я вряд ли засну, так что пошли гулять…

На улице брезжили первые проблески рассвета. День, кажется, будет солнечным. Яна, сколько себя помнила, всегда любила лето и всю слякотную осень с безжалостно долгой зимой ждала его прихода. И только в этом году впервые с наступлением теплых дней она не почувствовала ничего, кроме спокойного осознания того, что холода миновали. Даже сейчас, когда природа вокруг расцвела пышным цветом, когда головокружительный запах зелени доносился из каждого двора, Яна чувствовала только мучительное одиночество и желала забыть о том, что это одиночество на нее обрушилось.

«Сама ведь хотела, – горько улыбнулась она, остановившись у худенькой вишни, которую Ганс облюбовал в качестве места для своей «росписи». – Сама хотела в деревню, к тетке, в глушь… Думала, что одной станет легче… Так вот тебе, получай…»