Цельное чувство - Михаил Цетлин (Амари)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гроза
Всё вспыхнуло огнем.Зазубренным зубцомРассекла небо молния.А там вдруг топоромРубнул по тверди гром.И грубым топорищемУдарил он потомПо бочек грузным днищам.И бочки, влагой полные,Как полный водоем,Вниз пролились дождем!
Закат
Розовы заката огни.Свежи ароматы в тени.Вечер тих и матов — взгляни.
Нежно-огневая вода.Небо — окон рая слюда.Тучка дождевая — куда?
Ливня отзвенела струна.Небо засинело без дна.Золото зардело руна.
Тени навевая, стеля,Тьмою напояя поля,Ночь слетает, тает земля…
Рондель
Не Сонет, размеренно четкий,Не его ровный холодный свет,Не его строфы, четкие четки, —Не Сонет.
Нет, Рондель изберет поэт,Чтоб в ее быстрый, волшебно-короткийБлеск — воплотить свой мгновенный бред.
Только Рондель грациозна кроткойГрацией девочки в пятнадцать летС тонкой шеей, окаймленной бархоткой —Не Сонет!
К книге «Рондо ронделей»
Fly, white butterflies.
Swinburne
Летите, летите, рондели,Летите, бегите, спешите,Без думы, без воли, без целиЛетите!
Как осенью легкие нитиВ полях паутины летели,Летите и душу маните.
Как жаворонка легкие трели,Как легкие волны отплытий,Как легкие звуки свирели —Летите!
«Не всё ли равно мне, где жить и томиться…»
Не всё ли равно мне, где жить и томитьсяЛюбовью земной и печалью земной,Откуда к безвестному страстно стремиться?Ах, всё равно! всюду я буду молиться,Любить красоту и дышать тишиной.
Россия далекая, образ твой помню,Но вижу в мечтах столь прекрасной тебя,Что, может быть, дома я был бы бездомней!..Не всё ли равно мне, не всё ли равно мне,Где верить в тебя мне, где помнить, любя?
А если забвенье в душе уничтожитТоску по тебе, неразумную боль, —Что ж! Тем, кого совесть бессильно тревожит,Кто биться не хочет, забыться не может,Где жить и где быть им — не всё им равно ль?!
Здесь умного, бодрого гость я народа,Здесь больше смеются и легче живут,Светлей здесь, изящней и ярче природа,Здесь даже на тюрьмах есть надпись «свобода»И ласковей смерть и упорнее труд.
Здесь так же вдыхаю я полною грудьюИ пряный и сладостный воздух весны.Здесь так же иные бесценны мне люди,И так же молюсь я о радостном чудеИ вижу тревожные, странные сны.
Весною и здесь благоуханные ночиПолны до краев темнотой, тишиной,Когда лишь приблизившись, милые очиВлюбленные видят, а речи корочеИ словно насыщены тьмою ночной.
И здесь буду жить я и, может быть, долго!И здесь я умру, если так суждено…Что ж кажется жизнь мне здесь бременем долга,Что ж снится мне Север, Москва моя, Волга?!И плачу во сне я… О, не всё ли равно!
Возвращение
Я вижу твое искаженное злобой и страстью лицо,Россия, Россия!К тебе приковало меня роковое какое кольцо?Неразрывные цепи какие?
Я так стремился к тебе, и еле тебя узнаю:Вдохновенную, мерзкую, злую, святую,И, быть может, великую, только не ту, не мою,А другую, другую!
«Не в светлый год, а в скорбный год…»
И.И. Фондаминскому
Не в светлый год, а в скорбный годВернулся я на Русь.И вот живу, и вот, и вотКощунственно молюсь!
Благодарю Тебя, Господь,Что дал Ты благо мнеВсё пережить и оборотьИ быть в родной стране.
Благодарю свою судьбу,Что кончен долгий сон,Когда я заживо в гробуБыл тесном погребен.
И мир казался наг и пустИ сух, как голый куст,И воздух тяжко, душно густДля страдных, жадных уст.
Пусть услыхал я в злой июль,Как пенье странных птиц,Те свисты, всхлипы, взвизги пульНа улицах столиц.
Услышал грохоты громовИ скрежеты зубов,Как будто вой мертвецов,Восставших из гробов.
Увидел бедную страну,Страну надежд моих,Как бесноватую жену,Что в корчах бьется злых.
Но всё во мне кричит, вопит:Я жив, я жив, я жив!Кругом распад, разгул и стыд.Но я, я жив, я жив!
Смерть стережет, как хитрый зверь,Висит над головой.Но если я умру теперь —Я в жизни жил — живой!
«И вот опять, и вот опять мы здесь, в Москве, с тобой…»
И вот опять, и вот опять мы здесь, в Москве, с тобой.И эту радость испытать нам суждено судьбой:С тобой прийти к истокам вспять, о, друг любимый мой.
Здесь можно меньше тосковать, забыть, что близко дно,Здесь можно жить да поживать, а как, не всё ль равно!И горе легче избывать, коль горе суждено.
Быть может, будет жизнь легка и милосердна к нам,И рока поведет рука по мирным нас тропам.Здесь можно жить легко, пока не оскудеть годам.
И жизнь так не замечать, как воздуха кругом,Словно рассеянно читать романа милый том,Не ждать, не думать, не гадать о том, что ждет потом.
И в рое будничных забот, забав, затей, трудаЗдесь можно будет кончить счет, когда придет чреда,Чтоб скрыться с глаз за поворот пути, идя куда?..
«О, что здесь есть, кроме усталости?..»
О, что здесь есть, кроме усталости?Смотрю на вас, друзья мои!Немного мудрости и жалости,Немного боли и любви;Да тень прозрачная вечерняя —Еще не близкой смерти час,Да жизни будничные тернии,Деля, соединяют вас!
Ночные тени
Мне тени мертвые предсталиНа краткий час.Слова забытые шепталиЕще мне раз.
Припоминали всё, что былоДавно-давно.Что сердце бедное забыло,Как суждено.
И было мне немного страшно,Слегка, чуть-чуть.Тоской и радостью вчерашнейСжимало грудь.
Немного страшно, неуютноНа беглый мигУвидеть с яркостью минутнойБылого лик.
Или магическое средство,Безбольный яд,Вернули юность мне и детствоНа миг назад?
Когда бы это просто памятьЗажгла свечу,Я зажигал ее бы пламя,Когда хочу.
Нет, без желанья, против волиПришли они,Сгустившись в каплю сладкой боли,Былые дни.
Перед отплытием
Совсем небольшой ныне стала земля,Который уж год:С тех пор, как вдали, клубы дыма стеля,Легко бороздя водяные поля,Бежит пароход.
Совсем небольшой и уютно земнойУютом квартир,Знакомой, доступной, обычной, родной.Она не загадочный и не инойТаинственный мир.
Но вот я хочу увидать красотуЕе — до конца.Как каждую перед разлукой чертуИ каждую складку, и эту и ту,Родного лица.
Чтоб стало еще мне милей и роднейРодное мое.Чтоб душу насытить всей прелестью днейИ без сожаленья покоиться в ней,Уйти от нее!
В Японии
