История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

Библиотекарь Анастасий был знаком также с греческим языком и перевел хронографию Никифора, Георгия Синкелла и Феофана и другие произведения греческой церковной литературы. Согражданин Анастасия, диакон Иоанн, также понимал по-гречески, и им написана жизнь Григория Великого, причем он воспользовался актами Латеранского архива. Нельзя не отметить, что подобная монография явилась именно в эпоху Каролингов и после того, как автор пережил правление Николая — папы, своею деятельностью и величием напоминавшего Григория Великого. Произведение это представляет самостоятельный труд и поразительно отличается от совершенно сухого изложения во всех жизнеописаниях пап. В нем виден автор, сведущий в риторике и обладающий живой фантазией; он стремится, правда не вполне успешно, достигнуть в своем изложении изящества и полноты и обнаруживает некоторое знакомство с древней литературой.

Глава V

1. Папство начинает получать значение верховной власти. — Церковное государство. — Лжеисидоровские декреталии. — Смерть Николая I в 867 г. — Адриан II. — Ламберт Сполетский нападает на Рим. — Враги Адриана в Риме. — Бесчинства Елевтерия и Анастасия; они подвергаются наказанию

Личная слабость преемников Карла, их жалкие страсти и раздоры из-за монархии, которую окончательно погубила ленная система, значительно подняли в ту эпоху авторитет папы. В лице Николая I священный папский сан явился в сочетании с такой смелостью характера, какой обладали только немногие папы. С внутренними достоинствами Николая I гармонировали его знатное происхождение, благородный внешний облик и образование, поскольку, конечно, оно было возможно тогда; что же касается того счастья, которое дается, властью, то его выпало на долю Николая I столько, сколько не выпадало ни одному папе со времени Григория Великого. Николаю удалось сломить и силу короля, и силу епископов, а ослабленная имперская власть стала пустым призраком после того, как бездетный Людовик отдал всего себя хотя и мужественным, но ничтожным и бесконечным войнам в Нижней Италии. Между тем в папстве уже явилась мысль о всемирной духовной монархии — мысль, которой позднее проникся Григорий VII и которую осуществил

Иннокентий III. Понятие о Риме как нравственном средоточии мира сохранялось в виде предания, которое ничем не могло быть уничтожено. И чем более утрачивала единство и могущество имперская власть, чем меньше оказывалось в ней сил для того чтобы быть политическим центром христианских народов, тем больше приближалось к осуществлению притязание папства стать душой и творческим началом христианской республики, в которой на долю светских властителей оставалось быть только орудиями, подлежащими смене.

Как бы следуя великому историческому призванию, папство, вынужденное обстоятельствами, вдохнуло в римскую имперскую власть новую жизнь; но едва только эта власть была создана, как духовная организация немедленно вступила в тайную борьбу с политической организацией. Если бы римский император как христианский монарх мог править так же, как правили Константин и Феодосии, когда в провинциях всякая автономия была совершенно подавлена, тогда и папа мог бы разделить власть с императором, предоставив последнему тяготы мирского управления и оставив за собой всю сферу духовного управления. Но с ростом человечества в монархии Карла возникло множество отдельных сил, и все они стали во враждебные отношения и к папству, и к имперской власти; этими силами оказались различные национальности, местные церкви, герцоги, епископы и короли различных народов, права и вольности, привилегии и иммунитеты; все эти начала естественного обособления и германской индивидуальности не замедлили объявить войну как политическому, так и духовному строю. Что касается имперской власти, то она была ослаблена этими силами, так как ее единство пока было только еще внешним и ее основу составляли одни только материальные и преходящие условия. Но нераздельное нравственное начало папства, несмотря на поражения, которые постигали его порой, могло овладеть названными силами. Неизменно сохраняясь во все времена и оставаясь неприкосновенным в своем внутреннем содержании, несмотря ни на какие политические перевороты, это начало не переставало одерживать победы над враждебными ему началами власти королевской, епископской и имперской. И такая победа была неминуема, так как в людях утверждалось самой верой, этой единственной неодолимой силой на земле, что начало папской власти есть неземной источник всякой другой власти и что она — та недвижимая ось, вокруг которой вращается духовный мир.

Представление о римской монархии нашло в Николае свое олицетворение.

Можно утверждать, что обладание церковным государством и городом, скрепленное имперской властью, не должно было иметь существенного значения для папства как верховного духовного института; но нельзя не признать, что это обладание было в высокой степени благоприятно задачам папства, так как дало ему драгоценную независимость в местности, имевшей неизмеримо важное значение. Обладание даже большим королевством в какой-нибудь другой стране никогда бы не дало папству той опоры, которую оно приобрело, получив в свое распоряжение эту небольшую страну с городом Римом. При Николае I патримонии св. Петра составляли еще никем не тронутую собственность церкви, и ценность их была неизмеримо велика. Предшественники Николая I основывали города, снаряжали войска и корабли, создали итальянскую лигу, защищали и спасали Рим, и сам Николай I как король правил прекраснейшей страной в мире, простиравшейся от Равенны до Террачины. Утверждают, что он первый из пап короновался тиарой; но последняя была увенчана тройной короной уже при его преемниках, высокомерие которых не знало никаких пределов. Для властной природы такого человека корона не была, конечно чем-то чуждым, но он видел в ней нечто большее, чем символ того светского государства, которым обладала церковь и которое вскоре же было утрачено ею. Мнимый дар Константина сослужил хорошую службу притязаниям пап, и размеры, которых достигли их притязания, основанные на этом дерзком подлоге, показали, как далеко простирались идеи папства вообще. Более важное, однако, значение имели лжеисидоровские декреталии, которые явились выражением этого дарования земель. Эта замечательная выдумка заключалась в том, что было сочинено множество писем и декретов, будто бы писанных древними папами. Все эти письма и декреты были помещены в собрании соборных актов, и автором собрания был объявлен знаменитый Исидор Севильский. Собрание это появилось в средине IX века, и Николай I был первым папой, который воспользовался этими вымышленными письмами и декретами как кодексом папских прав. Благодаря подобному вымыслу церковь наделялась такими привилегиями, которые делали ее вполне независимой от государства. Ставя королевскую власть гораздо ниже папской и по достоинству ниже даже епископской, эти вымышленные акты в то же время возносили папу на такую высоту над епископами, что на него уже не могли распространяться постановления местных соборов. Верховным судьей над всеми митрополитами и епископами признавался папа; его велениям должны были подчиняться эти духовные чины; из-под власти же короля они совершенно освобождались. Словом, за папой декреталиями признавалась диктатура в церковном мире. Николай I нашел в них самое подходящее орудие для борьбы с королями и местными соборами и одержал победу и над теми, и над другими; а император, который хорошо видел опасность, угрожавшую политическому началу, не мог сделать ничего другого, как только оставаться пассивным зрителем этой победы папы.

13 ноября 867 г. великий папа умер, и смерть его произвела глубокое впечатление. Мир дал доказательства этому папе, что питал к нему чувства глубочайшего уважения и изумления, и только приговоренные к отлучению и находившиеся под угрозой такой кары радостно подняли головы, надеясь получить свободу и добиться уничтожения папских декретов.

Выбор римлян остановился на Адриане, престарелом кардинале Св. Марка, сыне Талара, из рода Стефана IV и Сергия II. Находившиеся в городе императорские послы не были приглашены на избирательное собрание и заявили недовольство; его удалось, однако, устранить указанием на то, что таким порядком действии права короны не умаляются, так как конституция предоставляет императору право утверждать избранного, но не требует, чтобы выборы происходили на глазах у послов. Послы удовольствовались этим объяснением, выборы были утверждены императором, и 14 декабря Адриан II был посвящен в папы.

Свое вступление на престол Адриан II ознаменовал дарованием амнистии. Уже к первому совершенному им богослужению были допущены некоторые лица из отлученных его предшественником, и в числе их были, между прочим, кардинал Анастасий, создавший себе такую дурную славу, и Теутгауд Трирский; этому раскаявшемуся грешнику папа назначил для жилья келью в монастыре Св. Андрея на Clivus Scauri. Некоторые прелаты, обвиненные в государственной измене, томились в изгнании; так император отправил в ссылку епископов Непи и Веллетри; отсюда можно заключить, как велика была императорская власть. Адриан убедил императора помиловать этих епископов. Другие римляне из мирян, обвиненные в государственной измене, были заточены на галеры; папа добился и их освобождения. По-видимому, за то время, пока престол св. Петра оставался вакантным, императорским послам были принесены жалобы, — может быть ложные, а иногда и справедливые, — и многим довелось стать жертвами этих жалоб. Уже в то время междуцарствие каждый раз порождало анархию и давало простор тирании сильных. Яркой иллюстрацией такому порядку вещей может служить следующее поразительное событие. Незадолго до посвящения Адриана в город вступил Ламберт, герцог сполетский. Войдя в соглашение с недовольными в Риме, где жило немало могущественных лангобардов и франков, из которых некоторые имели даже герцогский титул, и, может быть, еще не зная, что выбор папы уже утвержден императором, Ламберт отважился на такой шаг, который далеко превосходил его полномочия. Императорская конституция предоставляла герцогу сполетскому право иметь наблюдение за выборами нового папы, и, по-видимому, в эту эпоху герцогу сполетскому вообще придавалось значение вице-короля в римских делах. Но Ламберт, вступив в беззащитный город, вел себя в нем как завоеватель. Он конфисковал у знати имения и продавал или дарил их франкам, грабил церкви и монастыри и дозволил своим воинам уводить из города и его окрестностей римских девушек. Проделав все это, Ламберт покинул город. Тогда папа отправил германскому императору письмо с изложением своих жалоб и отлучил от церкви всех тех лангобардов и франков, которые призваны были Ламбертом и принимали участие в грабеже города. Это нападение Ламберта на Рим возвестило о близком распаде империи Каролингов и наступлении той эпохи, когда Италия была охвачена ужасными смутами, герцоги вели между собой войны из-за обладания Римом и в самом городе свирепствовала борьба партий — той эпохи, к изложению которой нам предстоит вскоре перейти.